Возник перед глазами облик твой

Цзинъи кое-как закрывает дрожащими руками дверь. Он невероятно волнуется. Очень долго его отцы твердили о том, что пора бы найти юноше партнёра, а Цзинъи все фырчал, да отмахивался, говоря, что ему это не нужно. Черт бы побрал этого Цзинь Лина, который предложил зарегистрироваться на сайте знакомств… А потом написать парню с именем Мо Сюаньюй… А потом согласиться пойти с ним на свидание. Середина зимы, мороз под минус двадцать, и парень кое-как спускается вниз по ступенькам со своего пятого этажа. — Ты так закутался, как будто мы на северный полюс собрались, — к нему подходит парень, чуть выше него и добродушно смеётся. — Для меня идти гулять в минус двадцать все равно что на северный полюс, — бурчит Цзинъи и сильнее запутывается в белоснежный шарф, так любезно подаренный Цзинь Лином. Мо Сюаньюй осторожно берет Цзинъи за руку и тащит к тому самому жигулю с фотки, над которым так неумолимо издевался второй в сообщениях с первым. Ему открыли дверь, усадили, даже ради него печку включили, чтобы так холодно не было. Цзинъи удобнее устраивается и наблюдает за дорогой. Молчит минуту, две, три, пока любопытство не берет вверх. — А куда мы едем? — Скоро узнаешь, — его собеседник ухмыляется. — Там тепло? — Нет. — Там есть еда? — Да. — Мы приехали? — Нет. Минута тишины. — А сейчас? — Нет. Снова минута тишины. — А вот сейчас? — Цзинъи, мать твою, скоро приедем! — Сюаньюй вновь смеётся, кое-как успевает завернуть и резко тормозит. — Ты тут про мать не заикайся, ой! — Цзинъи летит вперёд и если бы не херня, которой он пристегнулся, то его можно было бы собирать по кусочкам. — Вот теперь приехали, — Сюаньюй выходит первый, снова открывает дверь Цзинъи, протягивает руку, а когда Цзинъи тянет свою, то резко отдергивает. Юноша опешил от такого, но не долго он пребывал в таком состоянии. Его быстро схватили за зависшую ладонь и потащили в сторону какого-то ларька. На фоне легко одетого Сюаньюя, Цзинъи выглядел как ком одежды. На черных волосах шерстяная шапка, натянутая до глаз, шарф, такой же белый, закрывающий нос, огромная и явно теплая черная куртка, джинсы (а под ними колготки), теплющие носки и такие же теплющие ботинки. — Ты притащил меня в шаурмичную?! — Цзинъи взмахивает рукой, а потом быстро выхватывает протянутую ему шаурму. — Это лучшее, что могло быть! Цзинъи слышит рядом вздох облегчения и сам ярко улыбается. — Ешь, а то остынет, — Сюаньюй мягко проводит рукой по его спине. — А, да, точно! — Цзинъи впивается зубами в лаваш с начинкой. — Это лучшая шаурма, которую я ел! — Я тебе сейчас ещё и место одно покажу, где есть ещё вкуснее. Юй берет его за руку, не обращая внимания на возмущения своего спутника, и ведёт его во дворы. Так они и петляли меж площадок, пока Цзинъи не завис. Вид, что открылся перед ним… Он его теперь никогда не забудет. Обычная, казалось бы, детская площадка, но было в ней что-то такое… Завораживающее. Цзинъи подходит к качелям, проводит по цепям рукой, а после плюхается на одну из них. — Можно мы останемся здесь? — смотрит с мольбой на Юя, как будто тот против будет. — Конечно! Почему бы и нет, — старший подходит и садится на соседнюю качелю, начиная немного отталкиваться ногой, чтобы сдвинуться с места. Цзинъи уставился на него и залип. Только вот сейчас до него полностью дошло, насколько же Мо Сюаньюй красивый. Лицо, глаза, да даже худоба… Все на нем выглядели… Идеально? Цзинъи не знал, какое слово можно подобрать. За этими размышлениями он не заметил, как Юй остановился и встал. А после в юношу уже прилетел снежный ком. — Эй! Так не честно! — недовольно пыхтит Цзинъи, подскакивая со своего места и кидая в Юя ответный снежок. — Ты так внимательно меня разглядывал, — на губах Юя расцвела уж больно довольная улыбка, — надо же было тебя как-то расшевелить. Вот так и проводили время, казалось бы, уже два взрослых человека. Играли в снежки, строили армию маленьких снеговиков, Юй толкнул его в сугроб. Цзинъи столько за всю свою жизнь не смеялся. И его под руку вели к машине, уже уставшего и обмякшего, но счастливого. Он не помнил, как его привезли домой и оставили невесомый поцелуй на макушке. Но отлично помнил два горящих голубых глаза, в которых было столько тепла и света, что до Цзинъи дошло… Он пропал окончательно.