победа сердца над разумом

Альбусу скучно. Альбуса кроет. Он лениво следит за Картой, расслабленно высматривая шаги и имена на пергаменте. Малфой и Роз уже минут тридцать топчутся в кабинете трансфигурации. Трахаются, кролики ебливые. Когда Малфой отделяется от личного пространства Альбуса, у того словно включается режим энергосбережения. Злобный гений открывает свои коварные глазищи и рвется в бой, когда этот смазливый кретин оказывается поблизости, но стоит Альбусу остаться в одиночестве – тот мается от скуки и ищет способ развлечься. Любыми способами. Иногда Малфой с этим его заебом на Роз порядком раздражает. Иногда Альбусу хочется уебать ему, так чтобы челюсть хрустела под костяшками. Альбус напоминает себе, что у всех есть слабости. У Малфоя – Роз. У Альбуса – Малфой. У Джимми – непроходимая тупость. - Этот долбоеб проиграл мне Карту, - ржет угашенный в сопли Альбус. Они с Малфоем на крыше Астрономической башни. Теплицу Лонгботтома обнести – как два пальца обоссать. Этот разомлевший тюфячок сразу ласково лыбится, стоит младшему Поттеру включить режим восхищенного школьника. А Скорпиус очень быстро прячет в рукавах мантии травки для их волшебной смеси. - Проиграл? – тонкая малфоевская бровь взлетает вверх. - Поспорил, что сделает Слизерин в последнем матче сезона, - давится глухими смешками Альбус. В затылок давит каменная кладка пола, но Альбусу похуй. Ему после белладонны вперемешку с корнем мандрагоры и стручками тентакулы – абсолютно на все похуй. - Ты ради этого въебал два матча? – хмыкает Скорпиус. У него глаза стеклянные и речь вязкая, как кленовый сироп. Альбус, наверное, такой же, но в голове у него – клубы сизого дыма и абсолютно перманентный похуизм. - Ага, - ухмыляется тот. – Иначе этот пиздюк не стал бы выделываться перед своими дружками в мою сторону. Мол, звезда эпично наебнулась с небосвода, как же теперь жить возбужденным фанаткам. Я и закинул ему тему про Карту. -Кретин, - закатывает глаза Скорпиус. – Не рыдал, пока отрывал от сердца отцовский подарок? - Только что на хер мне свои сопли не повесил, - снова ржет Альбус, вспоминая жалобный взгляд Джимми, мнущегося перед младшим братцем. Игру бесполезным пуффендуйцам стоило въебать хотя бы ради того, чтобы бедняга Джимми притащил в свои ворота пять шикарных сотен пропущенных очков. И проебал ему Карту. Джимми в башне. У него жизнь расписана по минутам – скучный занудный пиздюк с комплексом вины перед предками. Глянцевый мальчик с честными глазами и раздутым самомнением. Весь такой идеальный парниша, свой в доску в любой компании, мечта сопливых школьниц и старых пыльных дев. У Альбуса от этой наигранной идеальности скулы сводит. Лучше уж бесчувственный мудак Малфой. У того тоже – идеальность второе имя. А еще классические заебы нафталиновой аристократии и ледяной взгляд. Манерный – до жопы. Вежливый – до скрипа в зубах. Отутюженный весь, блядь. У этого мудака даже мятый как из жопы галстук и рубашка с подранным Роз воротником – это «элегантная небрежность», а лютый отходняк вперемешку с похмельем - томный вид. А потом выяснилось, что этот пиздюк не сдаст его даже под угрозой жалобы родителям и трехнедельной отработки. Еще позже – что крепкое бухло он в себя заливает с таким же профессионализмом, что и Альбус. Где-то между этим – что у парня напрочь отсутствуют тормоза, предрассудки и моральные принципы. Вот примерно в этом районе они и спелись. Альбус выдумывал всякую дичь. Малфой молча поддерживал. От их ублюдского тандема содрогалась вся школа – один хер управы не найдешь. Он ведь младшенький сынок великого Гарри Поттера. До пизды талантливый хер, умеющий все на свете. На его первой трансфигурации брюзга МакГоннагал натурально прослезилась. Слизнорт так вообще захлебывался слюнями с того момента, как Шляпа завопила «Слизерин». После первой победы в квиддиче с разгромным счетом – даже высохшая вешалка по ЗОТС восторженно вздыхала в его сторону. А Альбусу было просто чертовски, блядь, скучно. Джимми продолжал метаться по комнате. А потом. А потом Альбус решил, что и без Малфоя может неплохо повеселиться. Тем более, парниша слишком устанет от Роз. Она из него там всеми силами душу вытрахивает. И даже делает в этом успехи. К шагам Джимми пристраиваются чужие. А где-то в слизеринских спальнях скучает одна томная Забини. Мадлен вся такая феерично недоступная, что Альбус едва сдерживается. Тянет же братца на дешевых актрисулек. Впрочем, вряд ли Джимми ограничивается скромным петтингом. Он – ебаная школьная знаменитость. Обязан соответствовать. - Что ты здесь забыл, Поттер? – Забини хмурится, конечно. Но как-то вполсилы. Всеми способами, пытаясь показать, что «ей это вообще ни разу не интересно, но какого хера ты все еще молчишь?» - Скучно, - тянет Альбус. Склоняет голову набок, чтобы челка на глаза падала. Он в такие моменты – ну герой-любовник из сопливых романов, которыми мелкая весь мозг выедает. - А при чем тут я? - А с тобой может быть весело, - хмыкает, оглядывая ее тело. Он, блядь, прекрасно знает, как надо на нее смотреть, чтобы она начала тушеваться под своей этой надменностью манерной. У него эти приемчики отработаны до отполированного автоматизма. И какая бы ты пиздец неприступная не была, ни одна долбанная телка в этой школе не лишит себя удовольствия трахнуть сразу обоих Поттеров. Он откидывается на дверь. Смотрит. Усмехается. - Но если тебя что-то напрягает, я всегда могу найти другой вариант для веселья. Альбус не предлагает дважды. Альбус вообще редко кому-то что-то предлагает. Они ж, блядь, не Малфой, чтобы тот к ним с предложениями бегал. Мадлен тянется, ну мартовская кошка. Идет, плавно покачивая бедрами. А в глазах плещется паника. Возьми – и ты сраная героиня этой школы. Потому что младшенький не притрагивается к телкам брата – все это знают. Но где-то там – милашка Джимми, который козел, конечно, но уже полтора года играется с ней в лучшую парочку школы. Проебать такой шанс – лишить себя всех этих восхищенных взглядов. Альбус – не Джимми. Он за ручку ходить не будет и не поведет в Хогсмид пить сливочное пиво. У него вся жизнь собрана из безумных выходок и лютого пиздеца. В нем не то, что бабы, в нем привычки не задерживаются. - А зачем мне это нужно? – спрашивает, пытаясь отложить собственный прыжок в пропасть Мадлен. - Чтобы было не так обидно, - выдыхает ей в губы Альбус. – Что в данный момент времени мой сладкий братец сует свой член в милашку Финеас. Забини вспыхивает как спичка. В ней вменяемости сейчас – меньше чем в ебнутой Роз. Она не просто впивается в губы Альбуса, она вся в него впивается. Вкладывается разгоряченным телом. И тонкие пальцы скользят по волосам, чтобы вцепиться покрепче. Чтобы ногтями царапать загривок. И будто в дешевом бабском порно – срывает с него рубашку, чтобы пуговицы по всей комнате, тянет ремень, от этого только вжимаясь в него сильнее. И Альбус получает дозу необходимого адреналина, глядя на то, как Забини сжирает ее собственное безумие. Он рывком разворачивается и вжимает ее в стену, впиваясь зубами куда-то в ключицу. Вряд ли ее после этого захочется раздеваться перед Джимми. Ладони сжимают бедра, так крепко, что почти до синяков. Тянет ее выше, пока ноги не смыкаются вокруг него. И не торопится продолжать. Потому что она этого хочет, а правила устанавливает он. Потому что тянется к нему в полувдохе, скользя руками по его ребрам, по груди. Пытается притянуть ближе. Мадлен не смотрит – умоляет. Ей сейчас нельзя обратно в рассудок. Ей сейчас нужно до искр в глазах, чтобы выжечь это гребаное унижение в голове. Чтобы знать, что она тоже умеет ковыряться в саднящих болячках. Альбус прищуривается. Сильнее сжимает пальцы на бедрах. Вжимается в нее бедрами. Дразнит, оставляя тяжелые вдохи рядом с шеей, вдоль скулы, около губ. Мадлен хныкает, цепляется пальцами за плечи. И все-таки получает желаемое. Альбус целует ее. Мадлен думает, что если трахается он так же, то у нее и ее спокойного существования огромные проблемы. Альбус думает, что братец умеет выбирать постоянных телочек и сосется она, и правда, неплохо. Мадлен дышит часто – не то от отчаяния, не то, от того, как он упирается в нее членом, но не дает даже пошевелиться – вздохнуть не дает. Она в отместку впивается в его волосы, царапает ногтями шею, чтобы не только она чувствовала каждой клеточкой тела, что он рядом. Чтобы он тоже знал это. В ответ он тянет зубами за нижнюю губу, прикусывая до боли, но прежде чем Забини успевает отреагировать на боль, снова мягко захватывает укус губами, осторожно проводя по нему языком. Она дышать забывает, а он – одно сплошное противоречие. Мадлен и больно, и слишком, до одурения какого-то, хорошо. И там где его острые зубы – в подбородок, в шею, в плечо – тут же мягкое касание губами. И она плавится, словно топленое масло. Вздрагивает, но задыхается, стоит ему продолжить. Жесткие пальцы на бедрах, но от его рук, от тела, которое она чувствует так близко – настолько горячо, что нужно еще больше, еще сильнее. Она не помнит, как оказывается на кровати. Не помнит, как он стаскивает с нее одежду, потому что она не соображает ничего, ровным счетом, продолжая цепляться за его губы, за плечи. Ей бы отдышаться, но повсюду только он – его запах, его руки неуемные, которые ни на секунду и не останавливаются будто бы. Она замирает, когда понимает, что его пальцы сквозь мокрое белье выкруживают совсем рядом. Он и клитора не касается, а она стонет. Стонет, блядь! Как чертова девственница! Мадлен тянется к нему всем телом, вжимаясь в его руку. В глазах пелена от частого сбитого дыхания. И ей вроде как даже понятно, что Альбус с ней играется – ловко и проворно, доводя до крайней точки безумия, давая все и ничего одновременно. Стоит ей отвлечься на его руки, как зубами он впивается в ее сосок, тут же дразня его языком. Спина выгибается навстречу. Она закусывает губу, сдерживая собственный голос. Пальцы пробираются в его волосы. Тяжелые. Холодные. Мадлен сама не знает, чего ей хочется больше. Впиться посильнее. Поцеловать. Не мешать ему. Пальцы юрко пробираются под кромку трусов. На влажной коже – дыхание, от которого мурашки проходятся волной по животу. Он скользит губами, едва ощутимо касаясь языком. Мадлен очень старается остаться в рассудке – но, кажется, еще немного и начнет упрашивать. Альбус усмехается ее сдавленным стонам. Зубы снова смыкаются на коже, почту у кромки белья, отчего Забини срывается и откровенно стонет. И в этот момент, он впивается в нее пальцами. Она настолько мокрая, что даже не чувствует, как сразу три пальца погружаются в нее. Мадлен разводит колени сильнее, тянется вперед, насаживаясь на его руку сама. Жестко, но тягуче, размеренно. Черта с два. Он снова тянется к ее груди, обводя ореолы сосков языком. Мадлен хоть и закатила глаза от удовольствия, но все еще слишком сообразительная. Альбус чувствует, как он замирает, ожидая нового укуса. Вместо этого – он продолжает играться с ее грудью, но так осторожно и ласково, что та отмирает, трогательно прикусывая губу. И в этот момент он сбивает ритм. От ее плавных движений бедрами не остается и следа, когда он начинает вонзаться в нее пальцами рвано, настойчиво, назло поперек тому, как хочется двигаться ей. Стоит ей распахнуть глаза, он сжимает зубы. И вопреки всему тому, что он творит с ее податливым телом, и чего ей вроде как сейчас хочется, она выгибается дугой и перестает контролировать собственный голос. Она задыхается от нахлынувших эмоций. Стонет громко, не заботясь уже ни о чем. Пальцы в его голове сбиваются в кулак, тянут за волосы. Мадлен думает, что ведет себя как гребанная девственница. Но ей уже плевать. Ей просто чертовски сильно хочется кончить. Внезапно Альбус отстраняется. Она больше не чувствует ни его пальцев внутри себя. Ни его горячей кожи, вжимающейся в нее. Мадлен пытается понять, что происходит, но в глазах рябь, а в голове такая пустота, что она даже дышать забывает через раз. Ей не понятно, почему он остановился. Ей внезапно нужно думать, но все на что она сейчас способна – жалобно скулить. А Мадлен до такого не может. Альбус стоит совсем близко к кровати. Смотрит на нее со своим блядским прищуром, ухмыляясь открывшейся перед ним сцене. Ждет. Запоздало до нее доходит. Она сползает с кровати, проводит ладонями по груди, ребрам, цепляясь за ремень на брюках. Опускается перед ним на колени. Тянет штаны вниз. Упирается ладонями в бедра, пока осторожно проводит языком вдоль по члену. Поднимает глаза. Обхватывает разгоряченную плоть пальцами, медленно ведя вниз, затем вверх. Обхватывает член губами, не отрывая от него взгляд. Альбус не говорит ни слова, только продолжает смотреть на нее этой чертовой самодовольной усмешкой, отчего последние тумблеры в ее голове отказывают. И когда Мадлен чувствует, что слюны достаточно – она заглатывает так глубоко, как только умеет.