В тёмной комнате, под красным фонарем

В тёмной комнате, под красным фонарём, сильно сгорбившись, сидит подросток с белыми, как снег, волосами и алыми, как свет комнате, глазами. На маленьких снимках медленно проявляется результат его работы — немая юношеская любовь, принадлежащая не ему… Тобираме шестнадцать, и он занимается профессиональной фотосъёмкой — у него уже есть своя немаленькая клиентская база и стабильный доход, от которого его уже, откровенно говоря, тошнит. Сенджу принимает заказы только из-за должного воспитания и удовлетворенности в собственной независимости. На самом же деле фотография далеко не самое главное его увлечение — он делает снимки только из-за своей безнадежной влюблённости в парня собственного старшего брата. Тобираме шестнадцать, и все, что ему хочется — это целоваться под цветущими деревьями, давиться счастливым смехом и перебирать по утрам недосягаемые чёрные волосы, а не зубрить молекулярную физику и готовиться к поступлению. Единственные поцелуи, которые он может себе позволить — это трепетные прикосновения дрожащим от слез и волнения ртом к глянцевым поверхностям фотографий. В тёмной комнате, под красным фонарём белоснежный юноша изливает свою боль бездушной плёнке с щурящимися с неё тёмными глазами Мадары Учихи. Хаширама приводит его каждый день, и Тобирама каждый раз проклинает его последними словами за это. К Учихе домой старший ни за что не пойдёт из-за своей нездоровой чистоплотности, а у Мадары в квартире всегда перманентный бардак. Завидует ли Тобирама собственному брату? Завидует и ещё как, но все-таки не позволяет этому чувству задушить любовь к родному человеку. Он всегда тайком наблюдает за тем, как Хаширама очень бережно заплетает длинные волосы Мадары в крупные косы и как тот довольно жмурится, сильнее откидываясь к нему на колени, как Учиха поспешно скидывает ботинки в их прихожей, стремясь быстрее оказаться наедине с Хаширамой и как тот недовольно ворчит и заставляет его вернуться в подъезд и тщательно вытереть обувь. Иногда младший Сенджу думает, что старший брат не до конца искренен с Мадарой, потому что он, Тобирама, никогда бы не стал брезговать и, если надо, сам бы помыл обувь Учихи пять раз подряд. В тёмной комнате, под красным фонарём запутавшийся подросток с белыми волосами глушит собственные стоны в потном сгибе локтя, грубо лаская свой эрегированный член свободной ладонью, прокручивая в затуманенном сознании жаркие стоны Мадары из спальни брата. Тобирама вытирает пошлые слезы стыда, когда рвёт на мелкие кусочки один из запачканных горячей спермой снимков, на котором Учиха презрительно кривит губы и чему-то хмурится. Тобирама считает ироничным, что он обкончал именно эту фотографию — Мадара с неё молча называет его похотливым ублюдком, и Сенджу не может с этим спорить. Хаширама пытается выяснить у Тобирамы причину его несчастного вида, но каждый раз встречается с сочащимся кровью взглядом и поспешно замолкает. Мадара только привычно толкает младшего плечом или треплет по макушке, как ребёнка, называя сопляком, а Тобирама хочет громко выкрикнуть, что он уже взрослый и тоже имеет право целоваться, пить алкоголь и заниматься сексом до бесконечных вспышек перед глазами, но единственные вспышки, которые мелькают в жизни младшего Сенджу это вспышки фотоаппарата. В последнее время он слишком часто ловит на себе протяжный взгляд глаз цвета чёрной смородины, любимой ягоды Тобирамы. В тёмной комнате, под красным фонарём стоит Учиха Мадара, ошалело рассматривая бесконечные снимки самого себя. Его лицо буквально повсюду: вот он, как обычно, нахмурился, читая какой-то очередной странный пост о вреде курения и зажав дешёвую сигарету промеж зубов, вот он мягко улыбается своему младшему брату, а вот глубоко о чем-то задумался, глядя на пробегающую мимо шпану, и ещё целый океан разных ситуаций и выражений его лица. Учиха, наверное, и сам не знал, что у него такой широкий эмоциональный диапазон. Тобирама застает его за рассматриванием самой сокровенной фотографии — на ней Мадара сидит весь красный, закусив губу практически до крови, и остервенело набирает текст сообщения. Они оба прекрасно знают, что это был секс с Хаширамой по переписке, после которого Учиха поспешно смылся до ближайшего туалета, а Тобирама ещё долго прижимал к трепещущей груди фотоаппарат, всей душой желая, чтобы Мадара хоть раз посмотрел на него таким взглядом. Оба благодарят небо за то, что в комнате красное освещение, и они не видят полыхающих щёк друг друга. Мадара снова окидывает смородиновым взглядом висящие всюду снимки и запускает грубую ладонь в волосы. — Весьма…впечатляет, — низко констатирует он, — Хаширама вот не любит фотографироваться со мной… Тобирама в недоумении вскидывает снежные брови — в алом свете комнаты контуры радужки его глаз расплываются, и становятся видны одни лишь расширенные зрачки на фоне белесых склер. Мадара невольно ведёт плечом — младший Сенджу некрасивый, почти уродливый в своей худобе и белизне, но взгляд все равно притягивает слишком сильно. — Он говорит, что я похож на ежа, особенно на фотографиях, — продолжает он, делая крошечный шаг вперёд, — а их он не любит. — Я очень люблю ежей, — невпопад выдаёт Тобирама, едва не плача от внутренней бури. Потом он уже не помнит, кто из них первым рванулся навстречу и чьи губы первыми нашли чужой рот. В тёмной комнате, под красным фонарём в одно целое горячо и пронзительно сливаются два молодых тела, объединенные одним низменным желанием на двоих. Тобираме кажется, что он умер в тот момент, когда Учиха излился в его алый растраханный вход, потому что большего наслаждения, как ему кажется, испытать на этой грешной земле просто невозможно. Он наконец дождался того самого взгляда на себя, но пока ещё не понял, что эта акция была разовая и на следующий день Мадара будет снова называть его сопляком и по-прежнему самозабвенно целоваться с Хаширамой. Тобирама плачет, когда Учиха тенью выскальзывает из их тёмной комнаты с красным фонарём. Младший Сенджу заедает стресс перед вступительными экзаменами банкой свежезакатанных огурцов, и Хаширама в шутку спрашивает: уж не ждать ли им прибавления маленьких йети? Тобирама давится и очень сильно краснеет, вызывая недоуменный взгляд старшего брата. Хаширама вопросительно смотрит на Мадару, а тот только равнодушно пожимает плечами и выбрасывает окурок в окно. На альбиноса он больше никогда не смотрит больше двух секунд. В тёмной комнате, под красным фонарём покрытый инеем подросток дрожащими руками рвет в клочья свой труд нескольких лет, свою любовь, прорастающую сквозь него острыми шипами крыжовника, который он терпеть не может. Тобирама нервно поправляет стоящий на столе стакан с водой, приготовленный заранее, и пару минут думает, успеют ли приехать пожарные до того, как вся их квартира полностью скроется в ревущем пламени. Куски растерзанных снимков валяются по всей комнате, напоминая лепестки роз. Тобирама ложится на раскладушку в углу комнаты, принимая удобное положение, и одним лёгким движением бросает на мокрый пол украденную у Мадары зажигалку. Снотворное он успевает принять ещё до того, как огненные языки начинают лизать его белые и по-детски нежные пятки. Фотоаппаратная плёнка лопается с противным хлопком, а глянец снимков режет уплывающее сознание Сенджу назойливым скрипом горящей фотобумаги. Тобирама уже не слышит воя сирен и криков старшего брата с улицы — он уже никогда ничего не услышит. Хаширама на улице мечется по двору, пытаясь прорваться в дом, но его каждый раз останавливают люди в форме. В обугленной тёмной комнате с лопнувшим красным фонарём полиция находит чудом уцелевшие ничтожные кусочки фотографий и сильно закоптившуюся зажигалку, на которой обнаруживаются отпечатки пальцев двух людей — покойника и его предпологаемого сожителя. В тот же вечер Мадару Учиху грубо уводят на допрос под бешеные вопли горожан и сине-красные всполохи полицейских сирен. Хаширама остаётся один на один с пеплом их лживой тройственной любви.

the end