*
Мы ехали через бескрайнюю пустыню. Солнце нещадно палило, пот лился по спине сплошным ручьём, на зубах скрипел песок. Усталое ржание коней, скрип и звон доспехов, ритмичный барабанный бой — все эти звуки смешались в одну нескончаемую какофонию, от которой болели уши и гудела голова. Тошнило. Даже молитвы не помогали отвлечься от походных тягот. Я ехал и думал о том, что ждёт нас впереди; о том, увидим ли мы хоть краем глаза тот чёртов Иерусалим; и о том, как треклятое седло натёрло мне ноги и зад…*
Огонь в печи разгорался всё сильнее, как и огонь в моём сердце. Ещё несколько минут, и дело всей моей жизни будет свершено! Я смотрел на закопчённые сосуды, реторты, в которых булькала тёмная жижа, медные трубочки, из которых в глиняные ёмкости капали ярко-рубиновые капли, и ощущал непередаваемый восторг. Восторг и гордость. Пятьдесят два года я потратил на поиски того, что столетиями пытались найти алхимики со всего мира, и вот — мои поиски увенчались успехом. Я радовался как ребёнок, глядя, как пузатая колба наполняется елейной жидкостью, которая и была тем самым легендарным эликсиром жизни. Жизни, которая уже никогда не будет прежней благодаря моему открытию! Никто и ничто не сможет омрачить мой триумф! Внезапно наверху что-то громыхнуло. Я рефлекторно дёрнулся, поднял голову и стукнулся затылком о низкий каменный свод подземелья. Сверху раздались голоса, много голосов. Моё сердце забилось ещё быстрее, но теперь от тревоги и страха. Я не ждал никаких гостей! Дверь в подземелье распахнулась, лестница задрожала под чьими-то тяжёлыми шагами. Я увидел, как в мою лабораторию врывается пять, шесть… десять вооружённых стражников. И понял, что мне конец.*
Я понял, что мне конец, ещё до того, как над моим ухом просвистела стрела. Десятка три всадников, судя по одежде — сарацинов, появились внезапно и бесшумно, словно призраки, выскочив из-за бархана. Мы не успели ничего предпринять. На наш конвой обрушился рой стрел, я видел, как мои соратники падают с лошадей и остаются лежать на раскалённом песке, накрытые собственными плащами, как погребальными саванами. Лёгкие арабские кони настигли нас в считанные секунды, их всадники, вооружённые кривыми саблями, безжалостно рубили направо и налево, добивая оставшихся рыцарей. Я выхватил клинок, пришпорил коня, попытался что-то крикнуть, но не смог — горло напрочь пересохло. Впрочем, кричать было бесполезно. Почти полностью ослеплённый солнцем и песком, я отбил первый удар сарацина, рубанул в ответ, потом ещё раз. Судя по тонкому вскрику — попал. А затем попали в меня. Я свалился с седла и какое-то время висел вниз головой, глотая пыль и хрипя. А затем тяжёлые копыта моего собственного коня размозжили мне череп.*
Я стоял у деревянного столба, крепко связанный верёвками, и смотрел на беснующуюся толпу. Я видел, как мужчины размахивали кулаками и выкрикивали в мой адрес различные ругательства; видел, как женщины поднимали вверх детей, чтобы им лучше было меня видно… Какая-то старушка подошла поближе, швырнула мне под ноги охапку хвороста и плюнула вслед. Затем трио священников снова завело свои дурацкие псалмы, размахивая кадилами и чем-то там ещё. После них наперёд выступил какой-то пузатый карлик с бумагой в руках и что-то прокричал противным голосом — наверное, зачитал официальные обвинения. Я вроде как уловил в его речи слова «колдовство», «богохульство» и «сатанинское отродье». Кажется, это был мой смертный приговор. Как только толстяк замолчал, от толпы отделилось двое мужиков с зажжёнными факелами в руках. Я смотрел на них единственным уцелевшим глазом и ждал, когда же всё закончится. Хотелось побыстрее. К счастью, мужики не стали долго раздумывать и сразу подожгли весь тот хлам, которым я был завален до пояса. Хворост и солома затрещали, языки пламени взмыли вверх, и уже через несколько минут я потерял сознание, надышавшись едкого дыма.*
С яростным криком мы неслись по склону прямо на французские полчища, мельтешащие впереди, в полумиле от нас. Французы нас заметили, я видел, как они спешно сворачивают фланг, перегруппируются, пытаясь развернуться фронтом нам навстречу. — Не успеем! — мрачно крикнул молодой офицер справа от меня. Успеем, подумал я, пришпоривая коня и выхватывая саблю. Не успели, офицер оказался прав. Где-то справа раздался громогласный залп французской батареи. Земля задрожала, над головами засвистели пушечные ядра, рядом что-то шандарахнуло… Вот и повоевали, подумал я, улетая куда-то прочь вместе с конём.*
Под покровом ночи мы незаметно пробрались на городское кладбище и сразу приступили к работе. Чтобы не привлекать лишнего внимания случайных прохожих, мы орудовали деревянными лопатами, которые не издавали столь громкого и противного скрежета. Копалось ими труднее, чем металлическими, но всё же втроём мы довольно быстро разрыли очередную могилу. Вскрыв гроб, мы увидели труп совсем юной девушки. Её белая кожа причудливо светилась в лунном свете. Быстро освободив тело от одежды, мы обвязали его верёвками и совместными усилиями вытащили из ямы. Мои напарники довольно посмеивались и потирали руки, всё шло как нельзя хорошо. Оставалось лишь закопать разрытую могилу, скрыв следы нашего… развлечения, а затем оттащить мёртвую девицу в условленное место — в логово доктора Уиллиджа, анатома из местного хирургического колледжа. А потом спокойно кутить на вырученные деньги. Очень немалые деньги…*
Я бежал что есть мочи по окутанному туманом осеннему лесу, а над моей головой свистели пули. Позади отчётливо слышалась русская речь. Слева и справа от меня, так же сломя голову, неслись мои товарищи. Нас гнали, как собак… Добежав до спасительного окопа, я нырнул в него и принялся лихорадочно перезаряжать винтовку. Справа в окоп запрыгнул мой товарищ Фридрих. Его голова была перебинтована, на повязке виднелись кровавые пятна. — Нас окружают… — хрипло выдавил он. — Нам не выбраться… — Не говори глупостей, прорвёмся! — рявкнул я в ответ. Честно говоря, верилось в это слабо. Фридрих криво усмехнулся, подобрал винтовку и высунулся из окопа. А спустя секунду рухнул обратно, разбрызгивая по сторонам кровь. — Scheiße! Я вскочил на ноги, прицеливаясь в тёмные силуэты, которые то тут, то там появлялись из тумана. Двоих, кажется, застрелил. А потом меня окружило сразу пятеро русских солдат. Один из них на грубом немецком приказал поднять руки вверх. Я криво усмехнулся и направил на него винтовку. А потом мою грудь обожгло огнём…*
Я стоял на балконе и смотрел, как над городом медленно поднималось солнце. Мир постепенно пробуждался, оживал. Один лишь я не чувствовал себя живым. Я чувствовал себя до смерти уставшим. Впрочем, нет, не до смерти… Сколько раз я уже умирал, а смерть так и не приносила мне долгожданного избавления! Снова и снова, в каждой новой жизни, меня преследовали воспоминания из прошлых моих инкарнаций. Я был рыцарем-крестоносцем, который так никогда и не увидел Святую землю. Я был учёным-алхимиком, который сумел найти легендарный эликсир жизни, но слишком поздно. Я был шотландским драгуном, который погиб под Ватерлоо. Я был немецким солдатом, чей труп навсегда остался лежать в земле где-то на болотах Полесья. Я даже, чёрт возьми, был английским гробокопателем! Интересно, подумал я, а если я сейчас сделаю шаг вперёд и полечу вниз с восемнадцатого этажа, в следующей жизни мне это тоже приснится?