О принце-меланхолике и одиноком писателе

Жил как-то на свете один принц. Вверяю вашему воображению фантазию о его внешности, но скажу лишь, что был он прекраснее прекрасного, обаятельнее обаятельного и, увы, холоднее холодного. Весело журчащий родник в его присутствии начинал заунывно плакать, а бодрые переговоры птиц становились траурными шепотками. Король с королевой видели его улыбку лишь раз, и было это тогда, когда младший братец принца упал и расшиб себе коленки в кровь. Весь дворец переносил из уст в уста разнообразные истории про принца, а принц тихо кивал на любую сплетню. Кивал на утверждение о том, что он отрывает хрупким бабочкам крылья; соглашался, что любит смотреть на плачущего брата; не спросил с тем, что у него в шкафу несколько скелетов, а у кровати на тумбочке лежит череп когда-то веселившего народ шута. В общем, принц не отрицал ничего, что кидали в его спину слуги и придворные. Пыль в его покоях была столь печальной, что слуги выходили оттуда в слезах и в истерике, отказываясь туда заходить когда-либо в жизни. Тарелки в столовой бились с отчаянным треском, стоило принцу на них взглянуть, а вино в бокале в его руках скисало, ощущая внутреннюю тоску принца. Даже чудесные девушки не окутывали пламенем его сердце. Его как-то хотели поженить на принцессе соседнего королевства, дабы урвать лакомый кусок северных земель, но принц, едва узнав об этом, тут же сокрушенно вздохнул, хлопнул дверью и рухнул на кровать, и весь дворец сотрясся в возмущении, начал трескаться, а потолок прохудился, и с него на дорогие ковры закапал дождь, точно горькие слезы. Ковры удалось спасти, но принц ходил мертвее прежнего, и его кое-как удалось убедить в том, что никто его женить не будет. Грустили король с королевой, не знали, что делать со своим сыном, которого любили всей душой, ведь не выгонять же родную кровь, пускай и с дегтем, из дворца. И тут не менее любимый ими младший сын предложил: — Отец, матушка, я, кажется, знаю, что делать со своим крайне печальным возлюбленным братом. Я всей душой его люблю и желаю ему всего самого наилучшего, и мое сердце не перенесет, если в один день он скончается, не выдержав своей тоски. Или если замок рухнет, не в силах разделять с ним его томления. — Что же ты предлагаешь, сынок? — спросила королева, сжав ладонь младшего сына своего, прижав ее к своей груди. — Король, королева, я взвесил все за и против, посоветовавшись даже с самим отцом всех мастеров, и решил, что будет лучше отправить моего брата в поход, чтобы он открыл для себя мир, познал его красоту, его очарование, чтобы его сердце познало, наконец, что-то кроме выедающей горести и тоски. Вздохнули тяжко король с королевой, обняли друг друга, заплакали горько-горько, но внемли словам своего младшего сына. Узнав о том, что его хотят отправить в поход за несколько земель, за пару горных цепей и за тридцать четыре леса, принц поднял свои изящные брови и пожал плечами. Торжественность момента оказалась довольно пресной. И принц, вспорхнув на своего черного, точно дыра в его сердце, коня, покинул дворец, отправившись в странствия. Я не буду описывать тропы, о которые ударялись копыта его коня, деревья, которые то и дело сменялись, силу ветру, — скажу лишь, что в странствии он был до ужаса долго и не делал привалов, ведь и голод, и сон ему казались простой скукой. Его уставший конь так не думал, обозлился на своего всадника и, всхрапнув, поднялся на дыбы. Принц, рухнув наземь и вскрикнув, начал ругать коня, но тот бросил на принца оскорбленный взгляд и ушел, всем видом показывая, что принцу даже и идти за ним не следует. Принц полежал какое-то время, и трава покрылась инеем, ветви деревьев заледенели, а синичка, сидящая на ветке, замерзла насмерть, и ее крохотная тушка рухнула на землю. Принцу стало жаль ее, и он коснулся пальцами ее бездыханного тельца, осторожно взял его в ладони и заплакал. Принц не знал, почему ему вечно было так тоскливо и почему внутри сердце будто трещало, будучи покрытое льдом. Сейчас вот конь его бросил посреди какого-то леса, еще и синица, такая маленькая, хрупкая, умерла по его вине. Оплакав синицу, принц положил ее тельце под дерево, укрыв опавшей листвой, и пустился в путь. Три дня и три ночи шел он, и на четвертый день дошел наконец до высокой, каменной башни, оплетенной плющом. Тут-то и живет принцесса! Оправив плащ, принц начал было карабкаться, но в пути не думал даже о еде, так что мышцы его ослабли и он не смог даже подтянуться. Осел принц на траву, запрокинул голову, еще раз окидывая башню взором, и вновь заплакал. Дошел до башни, а толку-то, даже забраться не может. Принц плакал до того горько и было ему до того паршиво, что тучи на небе собрались и пошел снег, холодный, пушистый. Всего за пару минут снег усыпал поляну и башню, а листья плюща скрючились от холода. — Эй! — Из окошка башни высунулась голова с клацающими от холода зубами. — То-только нача-начало осени, чт-то за… Что за ч-чудеса?.. Принц тут же встал и громко, надломленным голосом сказал: — Я принц волшебного королевства, и… — А я нищий обычного болота! — ответили ему и кинули — какое безобразие! — горшок. Принц едва успел увернуться, а горшок после встречи с пушистым снегом остался цел, будто рухнул в пух. — Это из-за те-тебя тут м-мороз такой? Возвращай обра… обратно!.. — Да я!.. — возмутился было принц, но вновь его одолела тоска, и глаза его остекленели. — Я бы и рад исправить, да вот не знаю, как. У меня так с детства — о чем не подумаю, за что не возьмусь — все навевает на меня меланхолию и горесть. — Принц приобнял себя за плечи, кутаясь в плащ. — Простите, мне правда очень жаль. Из окошка высунулся человек по пояс — юноша с волосами такими рыжими, что, казалось, на фоне серых, заметенных снегом камнях башни и белого неба они светились, точно пламя, пускали искры. Укутавшись в плед, юноша оперся о подоконник. Затем пропал, а спустя минуту вновь объявился и вдруг кинул в принца свертком, и принц с испугу его поймал. — Это пирог с ревенем, ешь. И расскажи заодно, куда ты держишь путь и какими таким чудным образом оказался тут? — Меня послали в поход спасать принцессу. Юноша нахмурился — и вдруг расхохотался, да так громко, так заливисто и весело, что на его плечах и волосах растаяли снежинки, отогревшись его весельем. — Вот ты… Вот ты конечно… Тебе сколько? С виду взрослый парень! А все в сказки веришь? Нет тут принцесс. И не было сроду. Тебя, кажется, просто так послали, мир повидать там, воздухом свежим подышать. Без обид, но ты выглядишь так, будто всю жизнь питался крысами и кровью дев… — И что мне теперь делать? — В носу принца опять засвербило, он с трудом проглотил кусок и уже было поджал губы, но юноша клацнул зубами: — Тише, тише! Не плачь только, вот еще, зиму тут устраивать. Все хорошо. Слушай, я тебя принять не могу, не положено мне юношей в башню таскать, но кое-кто, живущий за лесом у реки, вон там, будет хорошим вариантом. И даже заставит биться твое ледяное сердце, я уверен. Странный странному товарищ. — Юноша вновь пропал на две минуты, а, когда вернулся, тут же бросил принцу перо с подвязанным камешком, чтобы, видимо, перо упало сразу же, а не гладило воздух. — Это перо пернатого котенка. Надо подуть на него, поцеловать его, растереть меж пальцев, погладить себя по макушке, а затем подумать о том, что только полный идиот будет совершать с ним подобные махинации. Принц хлопнул ресницами, и юноша махнул рукой: — А, пресный ты. Короче, надо просто взять перо в пальцы, а ветер тебя подхватит, и ты, прости за тавтологию, с ветерком долетишь, куда тебе надо. Давай. Избавь меня от холода, честное слово, я до костей промерз… Доев пирог и поблагодарив юношу, принц взял перо в руки — и тут же невесть откуда взявшийся ветер подхватил его и понес через огромный лес, который пострел деревьями — где-то зелеными, где-то уже пожелтевшими. Сказать по правде, принц не видел всех красот, не видел свое королевство с высоты птичьего полета, потому что со страха закрыл глаза и открыл их только тогда, когда ветер аккуратно поставил его на твердую землю, ласково потрепав по макушке и скрывшись. Думая о том, что поход у него вышел каким то странным и нелепым, совсем не для сказок и баллад, принц устало направился к стоящему на берегу реки уютному, маленькому домику. Он постучал и принялся ждать. А пока ждал, загрустил из-за нелепости своих странствий, и заплакал в третий раз — закрыв рот ладонью и роняя всхлипы, от который птицы перестали щебетать, а по глади реки льдом разнеслась звенящая тишина. В груди стало совсем больно, сердце сжалось, хотелось выть, обнимая себя и печалиться из-за груза своих мыслей. Поход вышел дурацким, принцессу никакую не нашел, разочаровал отца и мать. Как вы уже могли догадаться, принц всегда думал о других, забывая о себе, хотя делать этого не стоит. Молодой человек, открывший ему дверь, оказался мужчиной, который тут же поспешил впустить гостя, принялся хлопотать вокруг него, шептать успокаивающие вещи, усаживать принца на диван и наводить ему чай с ромашкой и мятой. — Вы откуда будете? — Неважно. — Куда идете? — Не имеет значения. — Вы хотите тишины? — Нет, говорите, пожалуйста, не переставайте говорить. — Ну что ж… Думаю, вы не будете против, если я расскажу немного о себе. Меня зовут Олдус Прайд, я писатель. Еще совсем недавно у меня была жена и сын, но мы решили разойтись, потому что я слишком уж увлекся собой. Я веселился, когда им было грустно и грустил, когда все веселились. Злился, когда в доме царило умиротворение и был спокоен, когда бушевали даже занавески. Моя дорогая жена устала от этого. Но я рад, что вышло без скандалов. Живу тут, один. Женушка и маленький сынок иногда меня навещают. Тут не так безрадостно, как может показаться. Я быстро привык к отсутствию женского плеча под боком, хотя иногда и не достает детского смеха. Занавески злятся, когда злюсь я. Кот игриво ластится к ковру, когда я выпью. Огонь весело трещит, когда я радуюсь. — А вам бывает грустно до боли? — Да. Сейчас, к примеру. Смотрю на вас и грущу так, что грудь сдавливает. Может, будем грустить вместе? — Я вовсе не против. Принц успокоился, тревога и печаль покинули его душу, и он, устав от пережитых эмоций, лежал на диване, разглядывая кудряшки сидящего рядом мужчины. Вяло подняв руку, принц зарылся в них пальцами, чуть поворошив, и изумился их мягкости. А затем посмотрел в голубые глаза. Оставляю вашему воображению додумывать происходящее. Скажу лишь, что в комнате витал запах ромашки и мечты, а принц в кои-то веки ощутил внутренний покой и умиротворение, будто бы найдя их в кудряшках этого писателя, который отныне будет грустить вместе с ним, делить с ним радость, гнев и игривое, как весеннее солнце, веселье. Где-то в башне брат принца сердечно благодарил рыжего юношу за помощь, а рыжий, краснея, все бормотал про то, что юношам тут быть не положено.