Сахар без чая

Всё случилось прекрасным июльским днём, когда в планах у каждого из нас патрулировать город с друзьями в поисках крутой вечеринки. Да-да, те самые пропитанные зноем и потом вечеринки с музыкой и алкоголем. Или в планах устроить с семьёй пикник в парке, будучи окружёнными зелёной травой, зелёными деревьями, зелёным... Зелёным вернуться домой с очередной встречи с друзьями, а через пару часов с утреца махнуть на море, где тебя встретят не только жара и зной, но и прохладный у берега морской ветер, прохладная вода и прохладный влажный песок. В общем, в планах у каждого из нас провести лето как угодно, только не... заболеть. — Тридцать семь и девять, — удручённо вздыхает Юнги и откладывает градусник на тумбу, совсем не меняя лежачего положения. Бесит. И обидно. Но больше бесит. А они ведь собирались с Чонгуком провести вечер этого дня вместе. Хочется плакать от безысходности, и Юнги вертит в руках свой смартфон, прокручивая в голове разные трактовки своих извинений. Вообще, будь он сейчас здоров, то здорово (какая ирония) стукнул бы себя по голове, потому что «кто он такой, чтобы извиняться». Не может прийти, и всё. Бегайте, дорогие альфы, дальше. Смартфон Юнги примостился рядом с градусником, а Чонгука телефон на том конце производит характерный звук, и Чон читает: "Сегодня не получится, да и в ближайшие дни тоже. Заболел, чувствую себя херово." Чонгук цокает, мол: "что это меняет?", не прекращая застёгивать пуговицы своей рубашки.

***

Бурлит очередная порция шипящего невкусного лекарства по расписанию, Юнги брезгливо морщится и выпивает залпом, тут же таща свою тяжёлую тушку обратно в постель. Стоять тяжело, сидеть тяжело, лежать тоже. Омега, соприкоснувшись с кроватью, хнычет и скулит от головной боли и своей беспомощности. Но не проходит и пару минут, как в дверь звонят, что сначала пугает Юнги, но потом он чувствует, как к горлу подступают психи: он ведь только прилёг! — Идите нахуй, никому не открою, никого не жду, — вслух ругается омега и остаётся в неподвижном положении. Звон повторяется. Юнги приходится встать и открыть нежданным гостям дверь. — Прости, что без цветов, — свежим и живым голосом встречает его у порога Чонгук, Юнги охает. — Какого хрена? Я же просил не приезжать. Отвратительно выгляжу сейчас... Юнги неуверенно отходит в сторону. — Согласен, выглядишь паршиво, — кивает Чон, проходя внутрь квартиры. Юнги закрывает за ним дверь. — Но я же не могу не навестить своего кроху. Забирай, — он протягивает Юнги белый полупрозрачный пакет и разувается, продолжая: — Пускай болезнь тебя помотала, но ты всё ещё самый красивый омега в мире. — А газеты пишут, что только в городе, — Юнги заглядывает в пакет и находит там лекарства, вкусные напитки и прочие сладости. — Ты спорить со мной будешь? — выгибает бровь альфа. Как же это так? Как Чонгук может уехать на работу, не поцеловав своего мальчика перед этим? Нет, тогда весь день пойдёт не так, как надо, работа не будет успешной. Эта приторная сладость миновых губ помогает Чонгуку сконцентрироваться на самых важных вещах, среди которых его Юнги, молча ожидающий альфу каждый день в своей маленькой квартирке. Пусть Чонгук постоянно в работе, но поцеловать своего омегу, увидеть его сморщенное недовольное лицо и самые красивые в мире глаза — обязательный ритуал для Чона, его ежедневная рутина. И даже болезнь не помешает им, Чонгук своим привычкам не изменяет, особенно если они касаются его мальчика. Он чмокает Юнги в его губки, проходится язычком, смакуя сахарочка, а затем утягивает омегу в долгий поцелуй, крепко-крепко обнимает, прижав к себе за хрупкие плечи, и тихо шепчет «извини», потому что надолго остаться не может. Но он вернётся, обязательно вернётся. Юнги в свою очередь, конечно же, чуть ли не выпинывает Чонгука из своей квартиры, потому что «у меня нет сил на тебя». Но его приезд однозначно стал для Юнги самым эффективным лекарством.