Табак

Густые облачка белого дыма медленно поднимаются вверх, заканчивая свой путь растворяясь в потолке. Горький привкус остается в горле после каждой затяжки. «Одно мгновение и его нет, за какие-то секунды я потерял своего человека. Нет у меня все еще остались тысячи других, но вся соль именно в том, что "другие". Терять близких всегда было трудно. Припоминаю как я потерял собственного брата, но благо разлука была не долгой, прошло всего пара десятков лет. Но это совершенно другое. Он был не как все, можно сказать, что любил я его больше остальных. Помню, как он будучи еще юнцом подавал огромные надежды. Как же я рад, что он родился в Гааге а не тут, в Амстеле. Впервые когда он меня встретил, он отказывался верить в мое существование. Хех, глупец. Частенько я его так называл, и каждый раз он с открытой наглостью смотрел на меня, бросая вызов. Подобно молодому льву решивший устроить переворот в прайде, но как я уже говорил, глупец. Каждый раз пытаясь меня хоть как-то задеть, оскорбить, вывести из себя, все тщетно. Всем этим он забавлял меня еще больше. Каково же было мое потрясение когда я узнал, что он рисует. С наигранным раздражением он показывал мне свои работы, в надежде услышать хоть что-то похожее на похвалу или одобрение. Я всегда находил несуществующий изъян, говорил о его невнимательности и бездарности. Но признаться, я слов не мог найти, как такому как он, мальчишке не знающему холода северных вод, знойного жара Индонезии удавалось создавать произведения столь потрясающие воображение, что какое-либо желание говорить умирает в зародыше. Как ни странно, чужую критику он воспринимал легко, нет, не так, чужую критику он вообще не воспринимал. Странным он был, но странности есть в каждом. Долгое время я его не видел, лишь слышал, что какой-то парень из Гааги сильно поднялся в искусстве. Через какое-то время я вновь услышал о том пареньке, правда он теперь зрелый мужчина, "успешный" по словам людей, но откуда им знать, что твориться в его голове и душе "прекрасного художника", коим он себя не считал. Он ненавидел ярлыки заданные обществом. Могу часами придаваться воспоминаниям о наших приключениях. Помню все от его первой затяжки до якобы оторванного уха. Какой же веселый у меня народ, придумает невесть что и радуется. Но светлые дни продолжались не долго. Как я мог упустить тот момент когда все пошло не так. Мы виделись все реже, он в открытую игнорировал меня. Врачи говорили, что это из-за стресса, еще они назвали это "творческим кризисом", но я ведь не дурак, мне ведь не одно столетие. Единственное о чем я жалею, то что не смог в последний раз выкурить с ним хорошего табака, не успел, а ведь хороший был бы подарок, жаль очень жаль. Но как он выражался "Последнюю сигару зажгут перед котлом", странно мы никогда не беседовали на тему религии. А мне казалось, что мы обсуждали уже все на свете от муравьев до нижнего белья которое носит дочь монарха, да было весело». -Прошу прощения, но здесь курить не положено, - слышу тихий но уверенный голос работницы музея. -Разумеется, - встаю, иду в сторону выхода. «Видимо засиделся, пора уже, могу ведь опоздать а этот идиот не любит когда я заставляю его датское величество ждать». Последний раз бросаю взгляд на картину, снизу небольшая серая табличка: «Автопортрет с отрезанным ухом и трубкой» — картина нидерландского и французского художника Винсента ван Гога. Написана во время пребывания ван Гога в Арле в январе 1889 года.