Последняя жертва

      — Командор Зоэ!       Ханджи обернулась к спешащему к ней мелкому чиновнику и едва сдержала раздраженный вздох. Она ненавидела таких как он: человечешек, всем своим видом олицетворявших ту мирную скучную жизнь, где самая большая проблема — не вовремя написанный отчет и непослушание детей.       — Вас хочет видеть главнокомандующий Закклай.       «Он все же не поверил официальной версии смерти Эрвина», — с тоской подумала она. Больше всего на свете ей захотелось развернуться и уйти, послать матом и этого червяка, и Закклая, и всех тех военных, которые сейчас взяли власть и правят от имени Хистории.       Все девять выживших после битвы за Шиганшину написали подробные отчеты. Восемь полностью согласовывались друг с другом, девятое перечеркивало остальные. И то, что в нем было написано, привело к сбору собрания, где ничего не понимающие важные идиоты, никогда не рисковавшие жизнью и не видевшие вживую ни одного титана, пытались понять, в чем причина таких катастрофических потерь и решить, как относиться к заявлению Флокаю Заявлению, что Эрвин Смит прожил достаточно долго, чтобы ему успели вколоть сыворотку, и только вмешательство Эрена Йегера и Микасы Аккерман помешало это сделать. Также, как и попустительство капрала Леви.       Ханджи помнила, как зашептались присутствующие и напрягся сидевший рядом Леви. Ведь это было правдой, это знали все, кто был тогда на крыше, и теперь, по закону, капрал, Эрен и Микаса должны быть казнены. Получалась очень некрасивая ситуация: «надежда человечества» и два сильнейших воина умрут из-за того, что предали героя революции, человека, открывшего миру глаза на то, что происходит внутри Стен. Огромный удар для новоявленного правительства.       Закклай обратился к Ханджи:       — Что скажите, командор разведывательного отряда Ханджи Зоэ?       Она встала. Что она могла сказать? Что до сих пор не верит в произошедшее? Что с трудом смотрит на Леви и ребят? Или рассказать о той боли, которая возникает при мысли, что все сложилось бы по-другому, если бы Эрвин отдал сыворотку ей?       — Командор Смит отдал шприц капралу Леви, потому что верил — в нужный момент он сохранит достаточно хладнокровия и здравого смысла, чтобы применить его правильно. — Ей хотелось содрать с Леви кожу. — Я готова подписаться под каждым словом в своем отчете: капрал Леви действовал только в интересах человечества. Эрвин Смит не мог превратиться в титана, он умер до того, как Эрен Йегер бросился защищать своего друга, Армина Арлерта. Такими образом, никакого выбора не стояло.       Она врала, и ей казалось, что это чувствовали все, но ради спокойствия государства, которое только-только готовится выйти к остальному миру, ради Разведки она сделает все. Взгляд Флока прожигал ей спину, и впервые Ханджи стало плохо от чьей-то ненависти.       — Так значит, Эрен Йегер все же пытался повлиять на капрала Леви, чтобы тот вколол сыворотку зеленому новобранцу, а не одному из талантливейших людей нашего времени? — вкрадчиво спросил Дариус Закклай.       — Во-первых, Леви в любом случае никогда бы так не сделал, — сказала Ханджи, спокойно глядя ему в глаза. — Во-вторых, Эрен еще подросток и, как вы правильно заметили, один из новобранцев. Даже у ветеранов, когда гибнут их друзья, может случиться срыв, в-третьих — он не видел, что командор Смит мертв. — На короткий миг она прикрыла уцелевший глаз, справляясь с собой. — Я уверена, в будущем подобного не повториться.       — А что же делать с обвинениями рядового Флока?       Женщина повернулась и встретила злой взгляд парня. Неизвестно, что он прочитал в ее ответном, но сразу стушевался и отвел глаза.       — Он просто все неправильно понял.       И все сделали вид, что поверили ей, потому что так было выгодно.       Ханджи вынырнула из воспоминаний и поняла, что чиновник до сих пор ждет ее ответа.       — Хочет так хочет. Ведите, — равнодушно сказала она.       В отличие от Эрвина, чей кабинет отличался скромностью и минимализмом, у Закклая везде было полно всяких безделушек, статуэток, красивых книг, которые никто не читает. Он предложил Ханджи сесть, указав на один из многочисленных стульев.       — Вы выглядите бледной, командор Зоэ. С вами все нормально? — озабоченно спросил Дариус.       — Благодарю, все хорошо, — ответила она, присаживаясь.       «Эрвин, правда, я молодец? Я очень стараюсь быть твоей достойной преемницей!»       — Прошел месяц после взятия Стены Мария. Как продвигаются дела по очистке возвращенных территорий от титанов?       — Результаты есть. Полиция и Гарнизон оказывают всю возможную помощь, и, по нашим расчетам, до начала первых холодов туда уже можно будет отправлять поселенцев. Если не раньше.       — Рад это слышать. — Маленькие проницательные глазки за очками внимательно рассматривали ее, пытаясь уловить хотя бы проблеск чувств на замершем лице. — Вы изменились, Ханджи Зоэ. Я помню вас совсем другой.       — Повышение меняет людей, — краем губ ухмыльнулась Ханджи.       — Особенно при подобных обстоятельствах. — Закклай наклонился немного вперед. — Я вам не враг, командор, для меня это тоже тяжелая потеря. Эрвин был из самых сильных и умных моих союзников, я безгранично его уважал. Его смерть стала… потрясением. Все, что случилось в Шиганшине — это огромное потрясение для человечества.       Ханджи почувствовала, что глохнет. Слова Закклая становились невнятными. Измученная душа в попытках защититься начала цепенеть, натягивать на себя лед: слой за слоем, создавая подобие кокона Энни. Там, внутри, не больно.       Может, Леонхард испытывала что-то подобное, когда кристалл отсекал ее от мира?       — Вы меня слушаете? — спросил Дариус, заметив ее стеклянный взгляд.       — Внимательно, сэр. Но я не могу понять, зачем вы меня позвали.       — Откровенно говоря, я хотел узнать ваше мнение относительно некоторых личностей, которые в данный момент необоснованно близки к королеве Хистории. Мне кажется…       — Не стоит продолжать. — Она не любила долгих разговоров ни о чем и хождений вокруг да около. — Меня не интересует политика. Эрвин доверял вам, а значит, доверяю и я. Сэр, мы выходим во внешний мир, который относится к нам как к чудовищам. Я прошу вас только об одном: не мешайте разведотряду делать его работу. Мы пожертвуем всем, чтобы человечество, наше человечество, жило в безопасности, чтобы люди не боялись за свою жизнь. А что я думаю про некоторых личностей… — «Вы все бесполезные жадные паразиты!» — Неважно.       — Я вас услышал, Ханджи Зоэ. Можете идти. — Она встала. — Хотя подождите, — окликнул ее Закклай уже у самой двери. — Последний вопрос. Почему Эрвин выбрал именно вас следующим командором?       Ханджи повернула голову и пожала плечами.       — Достойных больше не было. Всех съели. — Это можно было бы принять за шутку, если бы не бесцветный, лишенный каких-либо оттенков, голос.       Главнокомандующий покачал головой.       — Вряд ли причина в этом, — Закклай на секунду задумался. — Вы знаете, иногда мне казалось, очень редко, правда, что Эрвин испытывал какие-то особые чувства к вам. Так отчаянно защищал, когда становилось известно о некоторых ваших проделках.       — Он защищал бы любого своего подчиненного.       — И все же, вас Эрвин отстаивал особенно страстно. — Закклай слегка улыбнулся, будто вспомнил что-то забавное. — Он был влюблен в вас.       — Он мне доверял, — глухим от ярости голосом сказала Ханджи.       Сама мысль, что Закклай сейчас начнет копаться в их отношениях своими грязными руками заставляла ее желать раздробить ему голову. Видимо, он это почувствовал.       — Что ж, вам лучше знать. До свидания, командор Зоэ.       — До свидания, сэр.       С тихим шелестом вода из верхней стеклянной половины водяных часов перетекла в нижнюю. Ханджи щелкнула ногтем по стеклу и вернулась к бумагам. С самого утра ее невыносимо тошнило, голова была тяжелой и чувствовался постоянный запах пыли, хотя кабинет вчера убирал сам Леви. Единственное, что более-менее ее спасало — это крепкий чай, который немного успокаивал желудок и притуплял чувство голода. Есть Зоэ не могла, практически сразу все извергала обратно.       Она просматривала документ за документом, сортировала их, накладывала резолюции (ее почерк даже можно было прочитать), подписывала и думала, думала, думала… За окном шел первый снег, заметно похолодало и Парадиз привыкал к зиме. Весной начнутся экспедиции за Стену Мария, чтобы уничтожить титанов и выйти к морю. Теперь, с помощью Эрена, это уже не будет так сложно как раньше. А благодаря светящимся кристаллам можно будет двигаться и ночью, когда титаны наименее активны и не способны дать отпор.       Неосознанно Ханджи провела пальцами по зеленому камню галстука-боло. Когда-то он висел на груди Эрвина. О чем думал он, сидя за своим столом долгими зимними ночами и работая с документами?       Эти мысли вызвали новый приступ тошноты. Зоэ нахмурилась. Раньше она никогда долго не болела, а теперь уже неделю мается с желудком. Нужно вызвать врача, пусть осмотрит.       «А, впрочем, зачем? Какой во всем этом смысл, если никого из тех, кого ты любила, больше нет?»       Вначале еще было терпимо. Ханджи злилась на Эрвина, Леви, Армина — на всех, кто был хоть как-то причастен к трагедии. Но злость была внутренняя, разъедающая, не находящая выхода, потому что бессмысленная, ничего исправить уже было нельзя.       Но эта же злость помогала ей работать, да и времени особо на размышления не было — Разведка стремительно зализывала раны, дел невпроворот. Но наступила зима, все мероприятия отложили на то время, когда потеплеет, и пришла апатия. Зоэ поняла, что каждый день вставать становиться все сложнее, сил на монотонную работу почти нет, даже гнев улегся. Осталось только глубокое невыносимое горе.       Где-то там, далеко, в землю Шиганшины впиталась кровь разведчиков, а остатки тел отряда Ханджи расшвыряло взрывом на полгорода. Моблита даже нельзя похоронить: его плоть уже стала кормом для диких зверьков, а кости — прекрасной игрушкой. И сейчас снег ложится на это братское кладбище, укрывая под собой все следы бойни.       Где-то там, в комнатке на чердаке, за крепко закрытой дверью, Эрвин, накрытый своим плащом. Что они найдут на этом смертном ложе, когда весной вернуться туда? Ничего, что напоминало бы об командоре. Некогда сильный прекрасный человек стал просто куском протухшего мяса.       Как ей жить дальше, и, главное, зачем?       Перо поставило кляксу, и Ханджи отложила его в сторону. Минуту посидела, глядя в никуда и поглаживая холодный камень галстука. А потом встала, легла на диван, свернувшись калачиком, и погрузилась в какой-то болезненный полусон.       — Ханджи! — Леви колотил в дверь. — Открой, идиотка! Или я вынесу эту дерьмовую дверь к хуям!       Испуганные Жан и Армин стояли рядом. Как хорошо, что в этом году решили новобранцев не брать, и во всем здании только выжившие разведчики. Не стоит посторонним знать, что у командора Зоэ проблемы.       — Ебнутая четырехглазая! — И мощный удар ноги потряс дверь, вырывая замок с корнем. Мужчины влетели в комнату.       Камин давно погас, и в кабинете было достаточно прохладно. Ханджи лежала на диване, в одной рубашке и штанах, съежившись, и представляла собой довольно жалкий вид. На шум она никак не отреагировала.       — Тц. — Леви опустился на пол рядом с диваном. — Ты что творишь?       Ханджи не спала, просто смотрела в одну точку, и, кажется, даже не мигала. Разбитые очки валялись у ножки дивана, повязка, закрывающая глаз, съехала. Только сейчас он заметил, как сильно похудела женщина, нос стал казаться еще больше, заострились скулы, одежда великовата. Леви начал припоминать, что последний месяц Ханджи практически ничего не ела, ее постоянно тошнило и рвало, но никто не услышал ни слова жалобы, а ее вечно хмурый вид и порой неконтролируемые вспышки агрессии удерживали на состоянии.       — Армин, разведи огонь, живо! Жан — за врачом! Только сначала на кухню, пусть приготовят легкий суп. И быстрее или я все дерьмо из тебя вытрясу и жрать заставлю! — заорал Леви.       Еще более перепугавшиеся парни бросились исполнять приказание.       — Ханджи. — И капрал, ненавидящий любые проявления нежности, осторожно распустил женщине волосы, чтобы ей было удобней лежать и начал неловко и осторожно гладить подругу по голове. — Все пройдет, вот увидишь. Это вначале больно, потом легче, — шептал он.       — Я любила его, — внезапно она.       — Что?       — Я любила его.       — Ты о чем?       Взгляд Ханджи сфокусировался на лице Леви. Впервые за много дней она слабо улыбнулась.       — Я влюбилась в него сразу. Так хотела, чтобы обратил внимание, — она закрыла глаз.       — Ты об Эрвине?       — В ночь накануне я пришла к нему. Мы говорили… о разном. Не помню, о чем именно. В какой-то момент я обняла его, и он не захотел меня отпускать. Мы решили, что, когда победим, мы будем вместе. Я пообещала, что выживу. Странный звук вырвался из ее груди, зародыш плача. Леви обернулся и грозно зыркнул на притихшего Армина.       — Исчез.       Блондина как ветром сдуло, он даже ухитрился прикрыть выбитую дверь.       — Надо было тоже заставить его пообещать. Я не подумала, мне даже мысль в голову не приходила, что он может… может умереть, — она снова всхлипнула.       — Он думал, что ты погибла, — сказал Леви, вспоминая огненный шторм над городом, остекленевший взгляд Эрвина и осознавая всю горькую иронию судьбы. — Может быть, если бы знал, он бы не пошел.       Капрал вновь видел Эрвина, устало сидящего на ящике, говорящего о мертвых вокруг него и понимающего, что единственный человек, который мог дать ему что-то взамен его ненормальной мечты, уже не вернется.       Ханджи замерла, а потом расслабилась.       — Тогда бы это был не он, — она перевернулась и легла на спину. Сложила руки на животе. — Оставь меня, Леви. И скажи Жану, что не надо никакого врача. Мне уже легче.       Зоэ практически не выходила из комнаты. Тошнота прекратилась, она потихоньку начала есть, но через силу, скорее для того, чтобы ее кормлением не занялся Леви, использующий порой для этого далеко не гуманные методы. Все вокруг очень переживали, но и немного недоумевали. Ханджи всегда выглядела как очень сильный человек, и такой депрессии не ожидал от нее никто.       Как могли, все пытались хоть немного ее развеселить, но ни шутки, ни вкусное печенье, присланное мамой Жана, ни даже вопросы о титанах не могли вывести ее из состояния странного оцепенения. Она жила, делала свою работу, но все это скорее механически, потому что надо. Жан как мог выкручивался, чтобы никто Ханджи не беспокоил, а особо упрямые могли к ней попасть только через Леви. Естественно, женщина получила почти полный покой от кого бы то ни было.       Но постепенно недоедание сменилось периодом обжорства. Зоэ ела как ненормальная, постоянно хотела чего-то странного, посыпала рыбу сахаром или могла спокойно съесть лимон как яблоко. Никто на это уже не обращал внимание, радуясь хоть такому облегчению ее состояния.       Ханджи даже немного поправилась, округлилась, но под просторной верхней одеждой это было не видно.       Мимо двери кабинета Эрвина Ханджи всегда почти пробегала, не в силах даже на нее смотреть. За все эти долгие месяцы она так и не смогла найти в себе силы, чтобы зайти туда и заняться разбором вещей, и остальным строго запретила это делать.       Почему-то ей становилось легче, когда она думала о том, что в этой комнате все осталось так же, как было при Эрвине. Как будто это оставляло хрупкую надежду, что он вернется.       И потому, увидев, что заветная дверь открыта и оттуда раздается какой-то шум, Ханджи впала в почти слепящую ярость и бросилась туда.       — Что вы делаете? — ее голос звучал тихо и хрипло, но заставил Эрена подскочить и выронить ящик, из которого высыпались бумага, а Леви, сортировавший одежду, на секунду замер с курткой в руках.       — Еб твою налево, очкастая! Твоим видом только детей пугать. — Он положил куртку на диван и полностью повернулся к Ханджи. — Не переживай, мы справимся сами и сделаем все в лучшем виде.       — Вон, — женщина опустила голову и уставилась в пол.       — Что?       — ВОН ОТСЮДА!!!       Никогда еще Ханджи не орала так. Эрен в испуге отшатнулся, глянул на Леви и увидев еле заметный кивок, выскочил из комнаты. Закрыл за собой дверь.       — Ханджи…       — Это твоя вина, — ее голос был наполнен ядом и ненавистью. — Только твоя. Ты должен был вколоть сыворотку ему!       — Это был его выбор. Он мучился здесь, практически сходил с ума от вины. Ты действительно настолько жестока, что обрекла бы его на жизнь в аду со знанием точной даты, когда умрешь?       — Я была бы с ним. Мы были бы вместе.       — Ты бредишь. Не знаю, что там между вами было, но Эрвин никогда бы остался с тобой надолго. Он одиночка, и ты это прекрасно знаешь. Вся это херня с отцом его так и не отпустила.       — Ты не прав! — она сделала шаг к нему, ее била крупная дрожь.       — Что было бы с Эрвином, если бы он очнулся и понял — мертвы почти все? Что осталось только восемь человек из почти трехсот, выжил только один из новобранцев, которых он повел в самоубийственную атаку? Ты же, блядь, умная, так попробуй представить! Хоть на минуту забудь про свои страдания и посмотри на ситуацию с ясной головой.       Ханджи закрыла лицо руками, не желая, но понимая, что Леви прав. И от этого душа внутри похожа на кровоточащий кусок мясо, располосованного чьими-то острыми когтями. Ей хотелось кричать и биться об стену, хотелось придушить Леви и проклясть весь этот мир.       И внезапно все замерло. Она почувствовала, насколько тяжел зеленый камень у нее на груди.       «Человечество. Пожертвуем всем ради человечества!»       Эрвин отдал людям все: себя, свою так и не появившуюся семью, помыслы, надежды, судьбу, жизнь. Чтобы он не говорил об эгоизме его мечты, но все, что он делал, было для человечества. За свою долгую для разведчика жизнь Эрвин так и не смог понять, что что важны только поступки человека, а уж из-за чего он это делает, порой даже он сам не может разобраться.       «Я буду как ты. Больше никаких непролитых слез и печали. Я разведчик и иду до конца».        — Мы вместе все это разберем, — наконец тихо сказала Ханджи, игнорируя тянущую боль в животе. — Больше не надо никого привлекать.       Леви кивнул и вернулся к шкафу с одеждой.       Через три часа в тайном ящике стола Зоэ обнаружила несколько писем, перетянутых лентой, а поверх них — свой портрет на картонке, где Моблит изобразил ее в полоборота и с распущенными волосами. Ханджи на портрете была веселой и игривой, даже почти кокетливой. Ничего общего с оригиналом. В свое время за этот рисунок Моблиту крепко от Ханджи попало, и он обещал спрятать его, чтобы никто не видел. А потом несколько дней ходил расстроенный и говорил, что где-то портрет потерял.       Теперь ясно, где. Точнее, кто его незаметно забрал.       Ханджи села на стул Эрвина, неотрывно глядя на нарисованную себя. Леви молча вышел, и в ней шевельнулась благодарность к нему.       Прошло несколько часов, а она все сидела, и мысли не задерживались в ее сознании. Ханджи думала и не думала одновременно, и только постоянно гладила живот, будто стараясь таким образом успокоиться. И ей действительно становилось на капельку легче.       Лежавшие в ящике письма оказались короткими записками, сложенными в конверт. Ханджи просмотрела их почти все и в конце ее почти трясло. Это были послания, полные любви и нежности, послания учителю Смиту, отцу Эрвина, от его жены.       «Без тебя мне невыносимо скучно. Считаю минуты, когда ты наконец-то вернешься ко мне, и я смогу тебя обнять…»       «Я закончила рассказ и с нетерпением жду, когда смогу дать его тебе прочитать. Не ругай меня строго, я очень старалась…»       «Люблю, люблю, люблю тебя. Просто знай это…»       «Сегодня проснулась, а тебя уже нет. Твои ранние уроки для бедных заставляют меня злится…»       «У нас точно будет сын, хоть ты и хочешь дочку, похожую на меня. Не спрашивай, почему, просто знаю, и все…»       «Наш сын такой шустрый. Постоянно пинается. Наверно, ему не терпится появится на свет, ведь он чувствует, как мы его ждем. Я почти не могу ходить, но настроение от этого нисколечко не хуже…»       «Я люблю тебя и Эрвина. Он еще не родился, но совсем скоро. Я знаю, ты позаботишься о нем…»       И всегда в конце подпись: Кессади Смит.       Той же ночью Ханджи резко проснулась и прислушалась к себе. Положила руку на живот. Посчитала на пальцах время.       Пять месяцев.       Он мертв уже пять месяцев.       Его ребенок в ней живет уже пять месяцев.       И она поняла, что еще не конец.       Весна выдалась ранняя. Уже в конце февраля потеплело, начали возвращаться птицы, а деревья выпускать первые почки. Снег почти полностью сошел, и люди вздохнули с облегчением, поворачиваясь лицом к все более греющему солнцу.       Началась работа в правительстве и военных подразделениях.       Ханджи отдала приказ о возвращении в Шиганшину и начале полномасштабной уборки после того осеннего кошмара, что сейчас назывался «Битва за Стену Мария».       — Тебе нельзя ехать. Вообще не смей садиться на лошадь, — сказал Леви, сложив руки на груди и сверля взглядом.       Две недели назад он первый понял, что происходит с Ханджи. Первый ей об этом сказал. Она расхохоталась, и назвала фантазером. А потом признала его правоту.       — Я поеду. Это мой долг как командора Разведки, и я хочу похоронить Эрвина по всем правилам, — Ханджи прямо посмотрела на капрала.       — Весь твой долг и все твое хотение сейчас должны заключаться в одном — выносить его ребенка и привести в этот мир живым и здоровым.       Она напряглась, опустила руку и накрыла ею на удивление небольшой живот. Срок составлял уже почти шесть месяцев, но фигура Зоэ не претерпела особых изменений. Она выглядела не беременной, а просто немного полноватой.       — Я не хочу его рожать.       У Леви дернулась щека.       — Думаешь, от твоего желания само рассосется?       — Нет.       — Тогда мозги мне дерьмом не забивай. Я видел, что делали женщины, которые хотели избавиться от плода. С лестницы ты, вроде бы, не сигала и ванн из кипятка не принимала.       Она покачала головой.       — Ты не понял меня. Сейчас он со мной всегда, ему хорошо и уютно внутри, но когда он родится, все изменится. Ребенку нужен особый уход, покой, место для игр. Ты же понимаешь, что в штаб-квартире это невозможно. — Ханджи посмотрела на Леви больным взглядом. — Я не хочу отдавать его в приют. Там… плохо.       — У нас есть еще примерно три месяца, что-нибудь придумаем. Найдем хорошую бездетную семью, заплатим, они с радостью его и возьмут. Воспитают. Я лично прослежу, чтобы не сунулся в военные. Надо будет, ноги сломаю.       Зоэ издала звук, нечто среднее между смешком и вскриком.       — Думаешь, будет сын?       — С такими родителями, что сын, что дочь — одна сплошная головная боль для окружающих.       Ханджи поправила очки и посмотрела на разложенные перед собой документы.       — Я поеду в Шиганшину. Королева попросила сопровождать ее по реке. С собой возьму Жана, Армина и Эрена. Ты с остальными отправляйтесь верхом, вместе с Гарнизоном подготовите все к нашему приезду. — Она сняла очки. — Костер Эрвина я зажгу сама.       — Только не прыгни в него.       — Катись в ад, Леви.       Вода лениво плескалась о борт. Вечерний ветерок нес прохладу, и Ханджи жадно ловила ртом воздух. Удивительно, но ей все же пока удавалось удерживать при себе съеденную еще утром пищу и не опозориться перед всей высокой компанией королевы Хистории. Командор Разведки, блюющий из-за качки. Какая прелестная картина!       Мысли невольно вернулись к ребенку. Леви был прав, приемная семья лучший выбор, но она отчаянно не хотела с ним расставаться. Рядом с ней он был бы в относительной безопасности, а как с ним будут вести себя приемные родители, не знает никто.       И это часть Эрвина, единственное, что от него осталось. Может, подсознательно он сам хотел этого, оставить наследника в случае, если погибнет? Что ж, Смит в своем репертуаре, один раз, все или ничего. И выиграл. Он всегда выигрывал, только один раз проиграл, зато как оглушительно!       Тошнота скрутила желудок.       — Мисс Зоэ. — Раздался рядом голос и у нее под носом возникла бутылочка с какой-то резко пахнущей жидкостью. — Выпейте, станет легче.       — И вам добрый вечер, мистер Доук. — Стараясь унять дрожь в пальцах, Ханджи взяла бутылочку с узким горлышком — в такие обычно наливают микстуры — и взболтала ее. — Что это?       — Одно хорошее средство от укачивания. Мари страдает этим, и я всегда стараюсь держать про запас.       — Мари — это ваша жена? — Ханджи смело сделала глоток. Вряд ли Найл хочет ее отравить, а тошнота становится совсем невыносимой. Жидкость оказалась приятно-кислой и моментально успокоила бунтующий желудок.       — Да. Мы уже давно женаты, у нас два сына и ждем третьего ребенка, — с каким-то гордым смущением сказал Доук.       Мари. Да, Ханджи знала о Мари, жене Найла Доука. Когда-то давно Майк не выдержал настырных расспросов Зоэ и рассказал о юношеской влюбленности Эрвина. А потом она видела и любовное письмо Смита к Мари.       Сделала еще глоток лекарства, страстно жалея, что это не алкоголь.       — Спасибо, мистер Доук, — сказала она и вернула ему бутылочку.       — Эм, мисс Зоэ. Мне нужно с вами поговорить. Это касается Эрвина.       — И о чем же? — она осторожно облокотилась на перила, оберегая живот и внимательно посмотрела на Найла. Ветер трепал полы их военных плащей.       — Когда-то очень давно, во время экспедиции за Стены Эрвин спас мне жизнь, и я пообещал выполнить любую его просьбу (прим. авт.: в данном случае я отхожу от канона, согласно которому Найл не был разведчиком и после кадетского корпуса сразу пошел в Полицию). Но за все эти годы он так об этом долге мне и не напомнил. — Найл порылся в карманах. — Можно, я закурю?       — Конечно.       — Будете?       Ханджи курила, в разведотряде все курили, но очень редко, а сейчас Леви пообещал сломать ей руки, если «ты будешь, очкастая, травить этой гадостью ребенка». Не то, чтобы она очень испугалась угроз коротышки, скорее оценила его грубую заботу, но он был прав, и Зоэ отказалась.       — Так вот. — Доук выбросил спичку за борт. — Через несколько дней после битвы за Стену Мария мне пришло письмо от Эрвина, в котором он очень просил через полгода после его смерти прийти к вам и выполнить любую вашу просьбу. Это и будет оплатой того долга. Понимаю, все это звучит странно, но… Что смешного?       Ханджи не выдержала и расхохоталась. Ее нервный, почти безумный смех несся надо рекой и оглушал ее саму.       — Вот ведь… — Леви сказал бы «сукин сын» и был бы полностью прав. — Стратег хренов. — Новый взрыв смеха. — Не мог бы лучше об операции подумать?! — с внезапной злостью крикнула она в темноту берега, раскинувшегося перед ней и замолчала, ощутив бесконечную усталость.       Посмотрела на Найл своим единственным глазом, и прочла на его лице явное желание отправить ее в дурку. Наверно, в чем-то командор Полиции и прав.       — Любую просьбу, мистер Доук? — уточнила она, улыбаясь.       — Да. Любую, — твердо ответил он, и Ханджи почувствовала, как с ее плеч свалилась огромная тяжесть. С момента, как она осознала свое положение, мысль о том, что будет с ребенком не давала ей покоя.       Эрвин, даже с того света, позаботился о них. Этой семье можно доверять.       — Я беременна. Мне рожать в последнем месяце весны.       Найл все понял без слов. Затянулся, выпустил клуб дыма в свежий вечерний воздух.       — Ну что ж. — Он выкинул бычок в воду. — Родятся у нас с Мари близнецы, значит.       Ханджи закрыла глаз и глубоко задышала.       — Спасибо.       Это оказалось тяжелее, чем она думала. Разрушения, полусгнившие трупы, сломанные УПМ. Ханджи шла по улицам города и хотелось ослепить себя до конца, чтобы этого не видеть.       Кое-где снег еще не сошел, и его чистота резко контрастировала с гнилью и красным крошевом кирпичей. Хистория, идущая рядом, смотрела на все это почти равнодушно.       — Восстанавливать придется долго, — это была единственная фраза, которую она обронила за весь их путь от пристани до спешно восстановленного для королевы и высших военных чинов особняка бывшего мэра Шиганшины.       Если бы Ханджи не была так измучена дорогой, открывшимся видом и необходимостью держать себя уверенно и спокойно, она бы, наверно, что-нибудь и почувствовала при этих словах.       «Эрвин».       Эта мысль на периферии сознания терзала ее, как стая волков терзала осенью трупы убитых. Ханджи много раз видела, что оставалось от человека после окончания волчьей трапезы, все равно каждый раз внутри что-то болезненно сжималось. Леви должен был уже все подготовить, он прибыл на три дня раньше. Ее раздирали противоположные желания: она и хотела увидеть, что стало с телом Эрвина, и нет, желая сохранить его в памяти живым и полным сил.       Они прошли по краю района, принявшего на себя удар взрывной волны Колоссального титана. В памяти всплыло лицо Моблита, такое, каким она его запомнила перед тем, как упасть в колодец, и огненная волна накрыла верного помощника с головой.       «Если родится сын, я назову его Моблитом».       Четыре дня спустя на специально расчищенной площади Шиганшины начались погребальные сожжения. Мертвых было так много, что люди надевали маски, чтобы не дышать пеплом.       — Надень, — Леви сунул тряпицу в руку Ханджи.       — Эрвин…       — Не стоит.       И Зоэ покорно натянула маску.       Королева Хистория, в элегантном черном костюме, с венцом на светлых волосах, была единственной, кто сказал речь в память о павших. Ханджи ее почти не запомнила, оценила только хорошо поставленный голос, срывающийся в нужных местах. По крайней мере, несколько особо сентиментальных дам-военных рядом несколько раз всплакнули. Командор посмотрела на остальных восьмерых ветеранов Шиганшины. Точнее, семерых. Флок стоял совсем в стороне, и о чем он думал, по его напряженному лицу прочитать было невозможно. Эрен невидяще смотрел куда-то поверх пылающих костров, к нему жался Армин, съежившийся, ставший как будто еще меньше. На Ханджи он все эти месяцы боялся лишний раз посмотреть.       «Его гложет чувство вины», — поняла командор и ничего от этой мысли не ощутила.       Микаса стояла рядом с друзьями детства, но иногда обеспокоенно поглядывала в сторону Жана, яростно сжимавшего в руках потухший факел. Конни и Саша просто стояли, глядя в огонь и крепко держа друг друга за руки.       — Ханджи, ты уверена? — спросил Леви.       Женщина кивнула.       — Да.       Капрал передал ей факел, и она сделала несколько шагов вперед, выходя из круга людей. Почувствовала, как на нее уставилось множество глаз и мелькнула шальная мысль: кто догадается, что доблестный командор Разведки ждет ребенка? Кто первый скажет об этом во всеуслышание?       Но было слишком холодно, и плащ надежно прикрывал небольшой живот. А тренированное тело привыкло к нагрузкам, и походка не особо изменилась. Ханджи зажгла свой факел от другого, поданного одним из адъютантов Закклая. Вон и он сам, стоит недалеко от Хистории, выставив вперед брюхо.       «Ненавижу».       — В память о герое Разведки, человеке, ведшем нас к победе над титанами… — начал Закклай.       Эрвин Смит, тринадцатый командор разведотряда, лежал на своем смертном ложе, закутанный в зеленый плащ с огромными крыльями свободы. Вокруг деревянного помоста — хворост, пропитанный горючей смесью.       «Ненавижу».       — … о его неоценимом вкладе в дело Революции…       Ханджи приблизилась к будущему костру и сдернула маску, потому что дышать стало совсем нечем.       «Ненавижу»       — Залп!       Грянули одновременно десять выстрелов. Потом еще и еще. Три раза, как и принято.       И на миг в воспаленном сознании Зоэ возникла безумная идея, что Эрвин не умер, просто спит, и этот шум специально для того, чтобы его разбудить. Он встанет, откинет плащ, с удивлением посмотрит на собравшихся и сойдет с погребального костра, сюда, на землю, в мир живых.       К ней.       Но выстрелов оказалось недостаточно, чтобы его пробудить.       «Ненавижу!»       И Ханджи, сделав стремительный шаг вперед, ткнула факелом в хворост. Огонь взвился ввысь, она инстинктивно отшатнулась назад и тут же горько об этом пожалела. Пламя с жадностью набросилось на древесину, подбиралось к ложу. Вот уже вспыхнул плащ, еще немного, и пылала вся фигура Эрвина Смита.       Это был конец.       В невыносимом горе Ханджи начала подаваться вперед, словно у нее закружилась голова. Или она собираясь броситься в этот костер.       Ребенок впервые толкнулся, напоминая, что она не одна и есть еще и он. Это было похоже на удар молнии, на попадание громового копья, и Зоэ будто очнулась. Удержала равновесие, резко повернулась на каблуках, и увидела бледного Леви, стоявшего всего в нескольких сантиметрах от нее.       — Я думал, ты вконец тронулась.       — Он шевельнулся.       Что-то мелькнуло в глубине серых глаз капрала, но, может быть, это был всего лишь всполох огня?       — Даже у эмбриона больше мозгов, чем у тебя, очкастая. Пошли отсюда.       За два месяца до родов Ханджи официально для всех сломала ногу во время тренировки и закрылась в своих покоях. Впрочем, Разведка еще в любом случае не функционировала в полной мере, пополнение из кадетов ожидалось только в начале июня, поэтому подготовка к экспедициям шла полным ходом только на бумаге.       — Часто женщины умирали в родах? — спросила Ханджи, подписывая какой-то документ о необходимых объемах фурожа в следующем квартале.       — В борделях — не особо. На улицах почти всегда, — ответил Леви, которому вопрос и предназначался. — Все зависело от ухода и гигиены. Если рожаешь в свинарнике, не удивляйся, что потом гной из всех щелей хлещет.       Ханджи потянулась и помассировала спину. Последние недели давались ей особенно тяжело, ноги сильно отекали, а позвоночник болел невыносимо. Да и сам ребенок постоянно брыкался, причиняя неудобства.       — Мне страшно, — призналась она, отложив перо и поправив повязку на лице.       — Все пройдет хорошо. Женщина, которая будет принимать роды, знает свое дело, а уж стерильность комнаты мы с Эреном обеспечим. Он языком все углы вылижет, если хоть пылинку пропустит. — Больше ничем Леви успокоить ее не мог.       Ханджи улыбнулась и тут же охнула, прижав руку к животу. Ребенок тоже хотел поучаствовать в разговоре тем способом, который был ему доступен.       Все пошло наперекосяк с самого начала. Роды начались на неделю раньше, чем было рассчитано, и Найл Доук приехать не успел. В силу неопытности и высокого болевого порога Ханджи пропустила момент, когда начались схватки, и поняла, что рожает, только после того, как отошли воды. А еще оказалось, что мужчины-разведчики, без тени страха вступающие в схватку с самыми жуткими титанами, до икоты боятся всего, связанного с рождением нового человека. Поэтому, когда Ханджи бешеным звоном колокольчика вызвала в кабинет Леви, капрал растерялся и замер на месте, не в силах двинуться.       — Леви, — простонала Зоэ, которую уже крутило. — Делай… как мы… договаривались.       Мужчина будто не услышал, как зачарованный глядя на воду на полу.       — Черт. ЛЕВИ!       На крик прибежала Микаса, сразу сообразившая, что к чему.       — Саша! Сюда! Сэр, — спокойно обратилась она к капралу, наконец-то вышедшему из прострации. — Нам нужно предупредить повитуху, подготовить комнату и отправить гонца к командору Доуку.       — Комната готова, — сразу же ответил Леви. — Повитуха… Сейчас будет.       И выскочил в коридор.       Микаса и подоспевшая Саша подбежали к Ханджи, которую в этот момент немного отпустило и подхватили с двух сторон.       — Пойдемте, командор. Мы вас проводим, — сказала Аккерман.       — А я, если что, роды принимать умею! — радостно сообщила Саша.       И Микаса, и Ханджи одновременно посмотрели на нее.       — А чего вы удивляетесь? У меня тетка была повитухой. А еще как-то раз папа завел охотничью гончую, и мы решили свести ее с одним кобелем…       Быстрая речь Саши немного отвлекала от боли. Ханджи и ее сопровождающие зашли в спальню, девушки помогли Зоэ переодеться в свободную рубаху и уложили на кровать.       — Теперь остается только ждать, — сказала Микаса и села на стул.       Саша приоткрыла окно, чтобы в комнате было не душно.       Армина отправили за Найлом, который сейчас находился в соседнем городе с семьей. Через полтора часа наконец-то вернулись Эрен и злой как черт Леви.       — У повитухи сложные роды, она придет как освободиться, но это только к утру, — объяснил Йегер, переминаясь с ноги на ногу. Капрал молчал.       Ханджи откинулась на подушку и глубоко вздохнула.       — Значит, будем справляться сами. Микаса, Саша, если не боитесь, останьтесь со мной, пожалуйста. Остальные — уйдите из комнаты.       — Мы сделаем все, что в наших силах, — сказала Аккерман, и Саша кивнула, поддерживая ее.       Через два часа после начала родов пришла повитуха. А еще через один на свет появилась крохотная девочка с аккуратными ноготками и почти белыми волосами.       Леви зашел в спальню, бесшумно приблизился к стоявшей у окна Ханджи и посмотрел на крохотного младенца у нее на руках, которого она уже вполне уверенно укачивала.       — Найл здесь.       — Так скоро? — в голосе Зоэ прозвучала горечь.       — Он и так на три дня задержался. Пришло время сделать то, о чем вы договаривались.       Ханджи промолчала, только ниже склонилась над дочерью.        — Ты уже решила, как ее назовешь? — спросил Леви, видя, что подруга не реагирует. — Или дашь это сделать Доукам?       — Кессади. — Было непонятно, отвечает ли Ханджи капралу или шепчет имя на ухо дочери. — Так звали мать Эрвина.       — Неплохое имя.       В дверь осторожно постучали и в комнату заглянул Найл.       — Уже все готово. Когда… — он замялся, кашлянул и более твердым голосом продолжил. — Когда я могу ее забрать?       Ханджи закрыла глаза и прижала Кэсс к груди. Малышка недовольно пискнула и завозилась, а женщина прижалась носом к ее головке, стараясь надышаться этим особым детским запахом молока и беспомощности.       «Моя девочка!»       Она должна ее отдать. Мари сможет воспитать Кэсс в любви и безопасности, дать то, чего у Ханджи давно уже нет. Какие дети в разведотряде? Малышке нужен круглосуточный уход, а обязанности командора таковы, что на сон не всегда есть время. И в любой момент Ханджи может погибнуть, ведь жизнь такая непредсказуемая штука. И маленькая Кэсс останется одна против этого жестокого несправедливого мира.       Дочка завозилась, раскрывая ротик, ища грудь. Прожорливая, будто чувствует, что ей потребуется много сил.       — Дайте мне пять минут. Я сама ее принесу, — попросила Ханджи, и как только мужчины вышли, расстегнула рубашку и поудобнее устроила Кэсс на руке. Девочка моментально присосалась к матери.       — Обещаю, — шептала ей Ханджи, гладя пальцем спинку малышки. — Я сделаю все, чтобы очистить этот мир от титанов, вернуть людям свободу и нормальную жизнь. Когда ты вырастишь, ты сможешь отправиться куда угодно, увидишь море, бесконечные леса и даже лед, плавающий в воде. Тебя никто не сможет остановить, потому что человек свободен и волен распоряжаться своей судьбой. Ты будешь жить без страха, что за углом прячется чудовище, которое жаждет тебя съесть. Этот мир будет добр к тебе, моя Кессади. Я все сделаю для этого, абсолютно все, даже умру. И, если мы никогда не встретимся, если ты не будешь знать, кто твои настоящие родители, я все равно буду любить тебя.       И Ханджи вытерла одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Больше она плакать не будет.       Это тоже выбор, тоже жертва на алтарь благополучия незнакомых людей. Она сама положит на него дочь и опустит жертвенный кинжал, пронзая свое сердце.       «Отдадим сердца человечеству!»       Плотно укутав младенца, Ханджи устроила ее в корзине и передала Найлу.       — Только осторожнее.       — Ханджи, обещаю, с ней ничего не случится. Она дочь моего друга и будет мне как родная. К тому же, — Найл ободряюще улыбнулся. — Я всегда мечтал о девочке, а рождались одни пацаны.       Зоэ кивнула, отступила на шаг, глядя, как Леви и Доук крепко привязывают корзину с Кэсс к седлу. Девочка спала, сытая и счастливая, не знающая, как круто меняется ее судьба.       — Стой, — внезапно спохватилась Ханджи, сорвала с себя галстук-боло и сунула его в ладонь Найлу. — Если когда-нибудь ты решишь рассказать ей правду… отдай это. Он висел на шее у Эрвина. И расскажи, почему мы ее оставили. Скажи, что я этого не хотела.       — Хорошо, — она видела, насколько тяжело командору Полиции, и как его гнетет вся эта ситуация. Ханджи взяла себя в руки и надела маску оптимизма, столько лет верно служившей ей.       — До свидания, Найл. Удачи вам, — она улыбнулась, но это была веселость чахоточного больного.       — До свидания, Ханджи.       Три года спустя.       Дирижабль в Марли должен был отправится через час. Ханджи, только что получившая последние указания от Закклая, шла по коридору королевского дворца в сторону выхода на огражденную площадь, с которого должен был начаться взлет. В груди теснилось очень много чувств, основным из которых была дикая злость на Эрена.       «Идиот! Что ты задумал?»       Йегер втравливал Парадиз в войну практически со всем миром, и чем закончится эта вылазка в настоящий Внешний мир, Ханджи предсказать не бралась. Но явно ничем хорошим.       — Мама!       Зоэ застыла, сердце рухнуло куда-то вниз. Медленно повернувшись, она увидела девочку лет трех в голубом нарядном платьице и хвостиком на макушке. Ее почти золотые волосы были красиво завиты.       — Мама! — повторила девочка и бросилась к ней.       Это походило на какое-то безумие. Кэсс. Это ведь Кэсс? Она не видела ее с того страшного дня, как отдала Найлу. Конечно, Доук при каждой встрече рассказывал, как у нее дела, какой красивой и умной девочкой она растет… Нет, нет! Она не могла узнать свою настоящую маму. Не могла бежать к ней, раскинув руки. Это все нервы, усталость, злость. Ханджи просто это кажется.       Женщина медленно опустилась на колени, открывая рот, как рыба, выброшенная из воды.       «Моя девочка!»       Маленькие ножки заплетались, но Кэсс упорно продолжала бежать вперед, ведь в ее венах текла кровь разведчиков, которые никогда не отступают. Она добежала до Ханджи и упала в ее объятия, уткнулась в шею, часто дыша. Зоэ стиснула ее, прижимаясь щекой к мягким волосам и чувствуя, что сейчас заплачет.       — Я потеляла маму.       — Нет, нет. Ты ее не потеряла. Она всегда с тобой.       — Я ее не вижу.       И красивая желанная фантазия разбилась, а ее осколки пронзили душу Ханджи насквозь. Мать ее дочери — совсем другая женщина.       Зоэ отодвинулась, посмотрела в лицо Кессади. Сейчас девочка удивительно походила на Эрвина, глаза такие же внимательные и голубые, только разрез более кошачий, это ей досталось от Ханджи. Четко выраженные скулы, красиво очерченные губки. Кэсс не обладала детской пухлостью, но была очень прелестным ребенком.       — Где вы в последний раз были с мамой? — спросила Ханджи, и будто со стороны слышала свой голос. Такой спокойный, можно собой гордиться.       — В саду. Я пошла гулять и заблудилась.        Невольно появилась улыбка. Маленькая любопытная Кэсс. Настоящая разведчица. Впрочем, разве у них с Эрвином могла родиться другая дочка?       — Я отведу тебя к маме.       Девочка радостно забила в ладоши и покружилась на месте. Ее платье красивыми складками обвило ноги.       — А можно на ручки?       — Конечно.       Ханджи взяла дочь на руки, встала. Поудобнее перехватила.       — Все хорошо?       — Да.       Девочка положила головку ей на плечо, и только сейчас женщина поняла, что за знакомый запах исходит от волос Кэсс. Лаванда. Аромат Эрвина.       Горло стиснуло, и стало трудно дышать.       Как во сне, Ханджи дошла до внутреннего сада, где часто собирались замужние дамы с детьми, когда их мужья были заняты государственными делами. Иногда сюда приходила королева Хистория, и именно вместе с ней здесь побывала Ханджи. Ее особо заинтересовала стена, увитая вьющейся мелкой желтой розой, чьи лепестки опадали на пол подобно слезам какой-нибудь нимфы.       — Красиво, правда? — спросила Хистория, заметив интерес командора Разведки.       — Да.       — Но печально.       И тогда Ханджи подумала, что юной королеве тоже есть, кого оплакивать.       Вот и сейчас Зоэ сразу подошла к этой стене роз, и Кэсс потянулась вперед, чтобы дотронуться до нераскрытого бутона. Ханджи ей позволила, и нежные детские пальчики коснулись не менее нежных лепестков.       — Класиво, — малышка повернулась к матери. — Я Кэсс. А ты?       «Мама».       — Хан.       В редкие минуты особо благодушного состояния, и если вокруг не было посторонних, Эрвин называл ее именно так. К тому же, имя Ханджи слишком сложно для произношения маленьким ребенком.       — Я тебя люблю, Хан, — внезапно заявила девочка и обняла Зоэ за шею.       — Я тебя тоже, — вырвалось в ответ.       — Кессади!       Ханджи, вмиг напрягшись, повернула голову.       — Мама! — воскликнула Кэсс и начала возиться, чтобы спуститься с рук Зоэ. Та опустила ее на пол, и девочка бросилась к подошедшей женщине.       — Здравствуй, Мари.       — Здравствуй, Ханджи.       Они ненавидели друг друга, каждая считала, что другая отобрала у нее нечто очень важное. Виделись от силы три раза, но это ни в коей мере не уменьшало то напряжение, что возникало между ними каждый раз.       — Тебя ждут у дирижабля. Ты же помнишь, что являешься командором Разведки?       — А ты, похоже, очень хорошо следишь за своими детьми, — плюнула ядом в ответ Ханджи.       Красивое лицо Мари в обрамлении светлых волос пошло красными пятнами, зеленые глаза яростно блеснули.       — И что только Эрвин в тебе нашел? — Поджала губы. — Иди, Ханджи, и спасай человечество. А обычную жизнь оставь менее выдающимся личностям.       Она была права, и это особенно бесило. В последний раз с тоской посмотрев на державшуюся за юбку Мари Кэсс, Ханджи с трудом заставила себя ласково ей улыбнуться и пошла прочь. Ее действительно ждала важная миссия, подчиненные и взбесившийся Эрен. Свой выбор она сделала несколько лет назад, и жалеть о нем не будет.       — Не уходи! — внезапно взвыла Кэсс. — Не уходи!       Этот крик как протяжный удар кнута, заставляющий кожу лопаться, расходиться на две половинки. Кровь течет по телу, кровь, кровь, всегда кровь.       «Вся моя жизнь — непрерывные потери. Родителей, товарищей, друзей, соратников, любимых. Сколько их было, сколько еще будет? Не счесть, и каждая потеря — кровь из разорванного сердца. Каждая капля — моя жертва на алтарь человечества, результат выбора, сделанного когда-то. Мне некуда отступать, нечего ждать, потому что когда жертва становится слишком большой, не остается ничего другого, как продолжать жертвовать дальше, до самого конца, каким бы он не был!»       Мари пришлось вцепиться в Кэсс обеими руками, а девочка извивалась, вереща, плача и зовя: «Хан, Хан!» Другие люди, гулявшие в саду, начали собираться на шум, и Мари потащила ребенка прочь. Крики Кэсс смолкли где-то вдалеке, будто никогда и не звучал ее голос в этом саду и этом мире.       Когда Ханджи взошла на борт дирижабля, она была бледна и очень спокойна. Ее уже ничего не могло тронуть настолько глубоко. Она сама себе напоминала ледяную глыбу, немного прикрытую водой, которая еще способна волноваться от легкого ветерка. Но льду все равно, он равнодушен и бездушен, и требуется действительно катаклизм, чтобы нарушить его покой. Выпустить скованное безумие.       Как был прав Эрвин, когда-то отказавшийся от семьи. Если бы ему хватило духу стоять на своем до конца…       — Что с тобой? — спросил Леви.       — Ничего необычного, — усмехнулась Ханджи.       Больше они с дочерью никогда не встретились.