«Ты однажды проснёшься и поймёшь — это просто кончается детство»
Панси нервно стучала подушечками пальцев по сиденью стула. Она боялась поднять глаза на старших Малфоев, любезно пригласивших её в гости в начале летних каникул. На Драко тоже было бы смотреть глупо. «Не надо было соглашаться! А то выгляжу теперь как дура, » — подумала девочка. Она наивно полагала, что нахождение с Люциусом Малфоем в одном замкнутом пространстве поможет избавиться от чувств. Но это не помогло. Только она увидела его статную фигуру, его чудесные платиновые волосы, веером рассыпанные на плечах и глаза, эти серые стальные глаза смотрящие прямо в душу, сердце Панси забилось быстрее и в горле возник неприятный спазм, сдавливающий глотку изнутри. Мерлин, зачем она только согласилась принять это чёртово предложение.
Она поднимает глаза и смотрит на Драко. Тот весел. Он дома, с семьей, которая любит и поддерживает его всегда-всегда, в этом Панси уверена почти на сто процентов. Ах, как бы она хотела быть частью этой семьи. Каждый день, перед сном лёжа под одеялом и слушая пьяные споры отца с матерью она представляет что это ее мама вышла замуж за Люциуса, а не Нарцисса. В ее реальности мама всегда счастлива, любит папу и они оба каждый вечер перед сном заходят в ее спальню, чтобы пожелать спокойной ночи и прочих приятностей. А ещё мама не пьёт, или пьёт, но немного. Только на праздники. На праздники же можно? Все взрослые пьют на праздники, даже мистер Малфой. Панси сама видела, как Люциус выпил бокал Шампанского. Это было кажется на прошлом балу в честь Рождества, которое ежегодно проводится в доме у Бёрков. После этого он был веселый-весёлый, и от него приятно пахло грушевой газировкой и терпким виноградом.
Иногда Панси представляла, что она сама вышла замуж за Люциуса. В такие моменты она не совсем владела своими мыслями, или не хотел признаваться, что владела. Она придумывала сотню разных сюжетов, в каждом из которых происходило что-то невероятное. Обычно, все начиналось изменой Нарциссы и кончалось отношениями Люциуса и Панси. Такие сюжеты были переполнены сценами, о которых было непринято говорить в приличном обществе и которыми кишели пестрые журнальчики по типу «Ведьмочки». Секс в своих мыслях Панси обычно заменяла словом «это». Панси делала так не столько из-за стеснительности, сколько из-за боязни быть обнаруженной. Как много людей, владеющих легилименцией окружают ее. Что будет если об этом узнают: отец, мама, кто-то из Хогвартса, Нарцисса, сам Люциус? А Драко? Что если об этом узнает Драко? Навряд ли он захочет общаться с девочкой, мечтающей разрушить его семью. Нет, Панси не могла потерять еще и его. За восемь лет, что она его знала Драко стал ей не просто другом, а родным человеком.
Панси перевела взгляд от тарелки с супом на Драко. И не смогла сдержать улыбку.
Постепенно ужин подошёл к концу. А это значит, что мучениям пришёл конец. Можно спокойно наслаждаться вечером с другом, не думая о его отце.
Ночью, вдоволь наболтавшись с Драко, Панси отправилась в комнату, предоставленную ей Нарциссой. Глупости конечно, сколько раз она засыпала с Драко в одной кровати, что уж говорить про комнату. Но делать нечего, с хозяевами не поспоришь. Панси с удовольствием легла в мягкую кровать и укрылась одеялом так, что торчали только чёрные локоны и глаза, горящие болотным огнём в темноте. С замиранием сердца Панси прислушивалась к каждому шороху. Несмотря на огромную территорию Малфой мэнора, ей казалось, что она слышит шаги Люциуса. Мерещился гулкий звук удара толстого мужского каблука об пол. Это Люциус ходит туда-сюда в своем кабинете. Хрупкое девичье сердце стучало в два раза быстрее, от осознание того, что она находится в его доме.
Наконец она перестала прислушиваться, повернулась на другой и уснула. Утро вечера мудренее.
Панси провела у Малфоев остатки летних каникул. Она играла и резвилась с Драко, прямо как в детстве. Но было то, что омрачало ее настроение. Панси видела тревогу в глазах мистера и миссис Малфой. Резкие разговоры, частый шёпот, нервность и резкость в движениях, через чур частые визиты профессора Снейпа — всё это старательно скрывалось от детей, а значит не могло останется не замеченным. Панси была уверена, что Драко тоже обращает на это внимание. Но заговорить на эту тему так и не решилась. Складывалось ощущение, что над мирной бухтой, какой оказались начальные классы, скоро возникнет цунами. От этого неизбежное отбытие в Хогвартс стало совсем уж невыносимым. Горячий Августовский воздух был полностью пропитан ароматом гладиолусов и хризантем, что цвели в саду миссис Малфой. Дышать им просто невыносимо. Горло нещадно саднило, глаза постоянно слезились. Скорее всего у Панси была аллергия на цветы, но ей грезилось, что это сама природа заставляет скорбеть над уходящим летом. И только прохладно-вежливая улыбка мистера Малфоя не давала Панси задохнуться.
Грозные многоэтажки Лондона постепенно сменяются домами пониже. Город плавно перетекает в деревню. Поезд на бешеной скорости проносится по выжженным полупустым полям провинций. «Значит, скоро приедем, » — подумала Панси. В школу отчаянно не хотелось. Слишком много ответственности грозило свалиться. В этом году старостами Слизерина стали Панси и Драко. В этом не было ничего необычного, учитывая их успеваемость. И все-таки новая должность тревогой оседала в сердце. Друзья нервно улыбались и выслушивали инструктаж от Снейпа, помечая в голове какими из его фраз можно будет шугать младшие курсы.
Завтрак — это время для совиной почты. В школе у всех есть право получать свежие номера «Ежедневного Пророка» в независимости от возраста. И это, пожалуй, единственная связь учеников с внешним миром (не считая родительских писем).
Над тарелкой с остатками пережаренной яичницей нависает темный силуэт совы, и Панси едва успевает поймать летящую на нее газету. Никто из сокурсников не разделял ее абсолютной любви к сборищу жёлтой прессы, а иные и вообще крутили пальцем у виска.
Позже Драко находит в комнате Панси изрезанные развороты дешёвой газетки.
— Что, Панс, вырезаешь душещипательные цитату про любовь? Девчонки любят такое!
— Не твое дело, — Паркинсон вырывает бумагу, уничтожая ее лёгким заклинанием.
Мысленно ставит в голове галочку — надо бы перепрятать альбом-блокнот с вырезанными колдофотографиями Люциуса.
Учеба идёт своим чередом. С каждой неделей набирает обороты, засасывая Панси в трясину домашних заданий и новых обязанностей. Кажется, что кто-то специально нагружает Панси бесконечной работой, пытаясь доказать, что все в полном порядке. Но все было чертовски не в порядке. Все, чем занималась Панси было пропитано мерзким привкусом фальши. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Грифы стали ходить кучками, а Драко ввязался в непонятную организацию профессора Амбридж. И только тихие вечера в гостиной Слизерина остались прежними. Что не могло не радовать вымученную Панси. Девушка рассеянно улыбалась, в пол уха слушая друга. На нытьё Драко, по поводу ссор с отцом она относилась скептически, мысленно вставая на сторону Люциуса. Другие сверстники ей были не интересны. Глупые, хамоватые, неряшливые,
не такие как он.
Панси понимает, что ее жизнь пошла куда-то не туда, молча выслушивая недовольство отца и пьяные упреки матери по поводу учебы.
Вечером она листает тетрадь по трансфигурации, от начала до конца изрисованную лицами Люциуса. Получалось из рук вон плохо, но это не останавливало Панси. Скорее наоборот придавало уверенности, что заглядывающий через плечо Драко не узнаёт в ее набросках своего отца. Занятая размышлением о Малфое Панси мало думала об уроках. Постепенно это начало отражаться на успеваемости. Профессора только качали головой и неохотно ставили тролль бывшей отличнице. Снейп же каждую неделю не уставал повторять, что если это безобразие (это слово он проговаривал особенно злобно скрепя зубами) не прекратится, то он без лишних разговоров отберёт у неё обязанности старосты. Но это были пустые угрозы, так как заветный значок был все ещё у неё. «Надо взяться за учебу» — думает Панси теребя рукав своего домашнего платья. Но как же неохота!
Будто закутываясь в большое байковое одеяла, Панси уходит в себя, погружается в свои чувства и мысли. Пожалуй это Рождество самое тоскливое в ее жизни. Панси лениво глотает огневиски, сворованные из маминого сервиза. С каждым глотком она ощущает себя все более взрослой, но это совсем не доставляет радость. Из окна гирляндами мигают старые улицы ночного города, слышатся визги в хлам пьяных родительских гостей. Панси думает, что это ее последнее Рождество в этом доме. И от того ещё трепетнее чувство, когда она закрывает глаза и желает проснуться далеко-далеко отсюда и, желательно, в одном месте с Люциусом. Сладких слов, Панси!
Всему хорошему свойственно рано или поздно заканчиваться. Плохому, как не странно, тоже. Вот и эти каникулы подходят к концу. Опять гремит колёсами старый Хогвартс экспресс. И опять уносит Панси к неизбежной рутине.
В этом году спокойно доучиться спокойно или сделать вид, что она учится, у Панси не получилось. Драко забегает к ней в женскую спальню около трёх часов ночи.
— Панс, Панси, иди сюда. Ты слышала новость?
— Новость? Какую новость? Малфой, сейчас… — Панси потерла заспанные глаза и прищурившись посмотрела на часы. — Сейчас три часа ночи!
Драко посмотрел на подругу несколько озабоченно, потом потер руки и продолжил уже чуть окрепшим голосом.
— Их поймали.
— Кого их?! Драко, если тебе приснился кошмар, то иди, пожалуйста, в свою комнату.
Но Драко ее не слышал.
— Папу взяли! Облава в министерстве! Поттер!
— Мамочки, что ж теперь будет! — сон мигом вылетел из Пэнси.
— Твой тоже был там? — Драко сочувственно схватил Пэнси за руку.
— Да! Нет! Я не знаю. Надо срочно найти профессора Снейпа и разбудить его. — Мерлин, ну при чем тут ее отец! Когда Люциус находится в окружённом министерстве совсем один!
Панси помнит, как дрожат ноги и сильно бьется сердце, когда она со всех ног несётся в закрытые подземелья к профессору Снейпу.
О том, как она провела лето после пятого курса, Панси почти не помнит. Конечно, не о каком отдыхе в оккупированном Малфой Мэноре речи идти не могло. В Июле Нарциссе удалось вызволить Драко из дома и отправить его в гости к Панси. Долго засиживаться в четырех стенах старого, пропахшего гнилью и алкоголем, коттеджа Паркинсонов им не хотелось. И, нарушив обещание данное Нарциссе — не покидать дом, друзья сбежали в соседнюю маггловскую гостиницу. Месяц прошел в почти полном молчании, за чтением магловских книг и просмотром фильмов. Не о каких развлечениях думать не хотелось.
Возвращение в Хогвартс было ещё страшнее, чем в прошлом году. Панси меланхолично перебирала спутанные волосы Драко, нагло улегшимся на ее колени. В самом деле, будто больше не было свободных мест! И действительно, купе было полупустым.
— Никто не захотел садиться рядом с сыночком пожирателя! — словно прочитав ее мысли, прошипел Драко. Но Панси недовольно потянула его за волосы, заставляя замолчать.
— Давай без этого, пожалуйста, — прошептала она. И Драко послушался.
Кроме них в вагоне сидел Блейз Забини (близкий друг Драко) и Теодор Нотт. Нотт сидел на три места дальше и читал какую-то книгу. Весь прошлый год он оказывал всякие знаки внимания Панси: делал комплименты, открывал перед ней дверь в кабинет и даже порывался написать за нее конспекты. Но не проникшая симпатией Панси очень надеялась, что в этом году такое не повторится. Ведь ее сердце на век было отдано другому. Тому, кто сейчас гниет в мрачном Азкабане. Панси резко вдохнула воздух и быстро заморгала глазами. Неприятные мысли лезли в голову. И, желая отвлечься, она вмешалась в разговор друзей.
Ее надежды по поводу Нотта не оправдались. Встретившись глазами с Теодором за завтраком, Панси смутилась и молча уставилась в тарелку с манной кашей. Размазала остатки каши по стенкам, и, стараясь больше не смотреть на Нотта, засобиралась в сторону выхода.
Во время зельеварения чашечки колен непроизвольно дергались вверх вниз. Поборов желание ударить себя учебником (чтобы хоть как-то унять дрожь), Панси перевернула страницу. В голову лезли совершенно ненужные мысли. Это сильно отвлекало от урока, сосредоточиться было тяжело, хоть и совершенно необходимо. Драко скорее всего тоже думал не об уроке, а второе подряд испорченное зелье им не простит даже профессор Слагхорн.
Тео, милый Тео, что ходил за ней хвостом последние две недели вызывал в Панси раздражение. Ей было совершенно точно не до него и не до его идиотских знаков внимания. Какое ей дело до его любви к ней, когда Люциус сейчас сидит в тюрьме, а на Драко лица нет? Да и не нравится он ей совсем. В любом случае заниматься такой мелочью как анализ собственных чувств к Нотту Пэнси было совершенно некогда. Но сказать об этом Тео почему-то не хотелось. И она не придумала ничего лучше, как игнорировать его. Только раздражённо поджимала губы и оттопыривала крылья носа, проходя мимо своего поклонника. Теодор же восхищённо смотрел в след и продолжал дожидаться благоговения Панси.
— Сходи уже с ним в Хогсмид или куда он там тебя зовет? — Качает головой Драко, попивая чай на Астрономической башне.
Панси только смеётся и машет на него руками. По телу растекается забытое спокойствие, кипяток раздирает пересохшее горло. Хочется растянуть этот вечер, до тошноты насытится ощущениям утерянного счастья. Пэнси уже не помнит, когда в последний раз видела улыбку на скулах Драко, так сильно похожих на скулы его отца. Счастливый Драко греет ее одинокое девичье сердце похлеще чая. Панси чувствует, что он, подавно ей отчаянно пытается поверить в безоблачность сегодняшнего вечера.
Хоть больше они и не возвращаются к теме Нотта, червячок укора прочно осел в ее сознании. Она обязательно подумает об этом, но позже, немного позже.
Панси рассеянно смотрит вперёд. Взгляд расфокусировался и передаёт в мозг размытое изображение. Словно из далека слышится неожиданно нежный и приятный голос Теодора. Пэнси машинально теребит аккуратное золотое колечко на большом пальце, то надевая то снимая его с руки. Ладони неприятно зябнут, ещё не привыкли к декабрьскому морозу. По коже пробежали мурашки, оставляя после себя некрасивые пупырышки (как у гусей). Пэнси потерла ладони о шершавую ткань старого маминого пальто, пытаясь немного согреться. Подумалось, что встреча поразительно напоминает свидание. В голову против воли лезли мысли о Нотте и его положительных качествах. Мурашки пробежали снова и, кажется, на этот раз холод был совсем не причем.
Потянулись долгие февральские недели бесконечных переглядок и случайных (и не очень) встреч. Панси ужасно неловко за все откровенные разговоры с Теодором, за объятия и поцелуи в губы. Ей стыдно улыбаться и смеяться с ним. И Тео это чувствует, не подаёт виду, что замечает румянец на ее бледных щеках, перепачканных пудрой. Он принимает ее зажимы, целует пальчики, что испуганно прикрывают глаза. Но не понимает причину. Пэнси сама не понимает свое смятение. Каждую ночь, лёжа под одеялом Панси теперь думает не о Люциусе, а о Теодоре. И плачет. Захлебывается слезами, зажимает себе рот на громких всхлипах. Она ненавидит себя за радость, что дарит ей Тео, за свои чувства к Тео, за то, что она совсем не помогает Драко. Пэнси есть за что себя винить, и с каждым пунктом она больно царапает свое запястье ногтем, почти физически чувствуя, как обливается сердце кровью.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы разобраться со своими чувствами? — Спрашивает Тео, нежно касаясь ее руки.
— Сколько мне ещё надо времени чтобы принять свои чувства к нему? — спрашивает себя Панси.
Ответ приходит к ней неожиданно, одним долгим апрельским вечером. Когда мороз потихоньку схлынул, и заледеневшее сердце Панси забилось с новой силой.
— Я люблю тебя, Тео!
***
Панси с удовольствием посещает скромный семейный ужин Малфоев по случаю снятия всех обвинений с Люциуса. Это ее первый визит в Мэнор после войны. И ей кажется необъяснимо важным прийти на банкет с Тео, который по началу отказывался, но все-таки согласился, видя непреклонность своей-уже-невесты. Ужин прошел просто великолепно, и только одна мысль нервировала Пэнси весь вечер.
Оставшись с Нарциссой в одной комнате Пэнси наконец-то решилась на разговор:
— Миссис Малфой!
— Милая, называй меня Нарцисса. Думаю, так будет проще, — женщина тепло прерывает ее, смотря ободряюще и нежно. От этого становится ещё страшней.
— Нарцисса! Я должна вам признаться, — Панси запинается и продолжает, быстро тараторя. — Я была влюблена в вашего мужа. Простите.
Панси задерживает дыхание, пытаясь унять сердцебиение. Моргает. Непрошенные слезы затуманивают взгляд.
— Ну что ты, милая.
Нарцисса говорит все также добродушно, что Пэнси отказывается верить. Берет руку девушки в свою и чуть сжимает.
— Я знаю, давно знала.
— И вы не ненавидите меня? — неверяще прошептала Пэнси
— Я слишком уважаю своего мужа, что бы заподозрить что либо. И все же я рада, что ты решила сама мне все рассказать.
Панси неверяще улыбается и ее тут же заключают в объятия, не оставляя выбора.
Кажется, теперь все будет хорошо.
