данаида монарх на севере дании

горацио тянет в улыбке розовые губы. грустные губы, синие глаза. гамлету под туманом плясать надоедает к обеду, когда серое солнце поднимается в зенит; гамлет изучает пределы острова, будто решил сыграть роль хорошего принца, отца отечества. до вечера его нет в замке. до вечера он загоняет коней, путешествуя от океана до каменисто-ивовых гор, противоположные стороны. горацио знает, что он делает. горацио в тени своего орешника греет спину, скрещивает руки на груди. во дворце полно работы, но без принца всё слишком молчит, умирает. горацио думает, это забавно: гамлет копия отца, теперь ещё и полупрозрачным саваном кутается, только что не в земле, а в сырой реальности. будто во дворце никогда не горели свечи. не вешали гобелены с розовой лозой. заря накрывает остров медным тазом, полумогильным звуком. они ëжатся в своих балконах, так и не ложившиеся в постель. горацио думает, что гамлету нужно занести тёплые покрывала и сменить свечи; к тонким рубашкам добавить плотные мантии; охотничьи ботинки сменить на кожаные сапоги. к рассвету огонь в окне гамлета не гаснет. горацио следит за ним до самого утра. у гамлета веки наливаются свинцом, радужка наливается дождевой влагой, склера синим туманцем. горацио наблюдает через лупу пойманного монарха, расправляет крылышки мягкой кистью. гамлет не дёргается, жизни в нём ещё меньше, чем в насекомом. и горацио рад бы помочь, но принц запирает плотно двери, глаза, губы, до него невозможно достучаться, достать, согреть. служанки возвращаются с тёплыми покрывалами обратно. портные приносят мантии. принц не открывает. горацио рад бы, но гамлет будто намеренно избегает встреч, зная, что разговор со старым другом ляжет белым бинтом на перебитую рану, молочным мёдом по больному горлу. горацио читает это в единственном пойманном в столовой взгляде: гамлет пугается и хмурится и быстро прячется за тяжёлой дверью.