Никто уже не пишет письма

Аладору всегда не хватало внимания и учёба его не интересовала, но то, как его концентрация колебалась в последнее время, было непозволительно даже для него. Вместо знаний о тонком искусстве магии мерзости, всё, о чем он мог думать — это изумрудные глаза, язвительный взгляд коих вгонял его в краску; мягкие и одновременно твёрдые прикосновения, то ли за плечо, то ли щипок за нос; и такой добрый голос, что хотелось бы слушать часами, какую бы чушь он не нёс. Всё чаще он замечал за собой, как смотрит украдкой и тут же отворачивается, и поворачивается ещё сотни раз, а потом оддёргивает себя, ведь вдруг именно в этот момент он наконец его поймает! И его так, так пугает возможность, что об его чувствах узнают, высмеют и отвергнут. Или, что хуже, просто проигнорируют. Так что он молчал, писал письма с признаниями, которые с позором комкал и выбрасывал, не зная куда себя девать. Почему он такой трус? Почему он такой неудачник? Почему почему почему почему– — Хей, Ал. — кто-то щёлкнул перед его лицом пальцами, и через секунду мальчик понял, что это Одалия, что урок уже закончился и у них сейчас длинная переменка, — Ты опять меня не слушаешь. На что отвлёкся? — Прости, просто… задумался. — ответил он, нервно играясь руками. В них шуршала ещё одно неудачное, кривое письмо. Он не нашёл в себе сил выкинуть его. — Ты весь разговор сидел и пялился на эту бумажку. — недовольно сказала девочка, присматриваясь к письму. Аладор насторожился: если Одалию что-то интересовало, она без промедлений старалась это заполучить. Её поза переменилась. — Дай её мне! Она молниеносно потянулась к нему, но он тут же встал со скамейки и переложил бумажку в другую руку, чтобы та оказалась в недосягаемости. — Нет, Далия! Отвянь! Он уже расслабился, подумав, что мятноволосая девочка ниже его и не сможет достать бумажку, однако она застала его врасплох, шлёпнув ладонью по лицу, и выхватила бумагу из рук. Она отбежала на расстояние и начала читать. Стыд мигом охватил Аладора, как только он осознал, что именно попало к его подруге. Он сел обратно на скамейку и ждал… чего-то. Смеха. Отвращения. Хоть капли эмоций на лице Одалии, но она. никак не отреагировала, смотря на него изучающе. И в конце концов сказала: — Серьёзно, Ал? Это самое ужасное признание в любви, что я видела. — в её голосе не было осуждения, только привычное им поддразнивание. — Это моё ПЕРВОЕ признание в любви. — Ни капли не оправдание. Аладор вздохнул и сгорбил плечи. Ожидаемых насмешек не последовало, и тем не менее он чувствовал себя плохо. Словно уже провалился, даже не сделав шагу. И Одалия, какой бы бессердечной не хотела казаться, решила сделать ему одолжение. — Ладно, после уроков я помогу написать тебе любовное письмо, которое ТОЧНО сработает. Однако, — она состроила хитрую мордашку, подняв указательный палец, — Ты должен отдать ему его. Обязательно. — И. с чего я должен соглашаться? — спросил он, сложив руки на груди. — Послушай, я ведь могу и не помогать, но смиренно предлагаю тебе помощь. Где благодарность? — она сделала паузу и отвернулась, разглядывая свои ногти, — В любом случае твоя фамилия подходит мне больше, чем Дариусу. Он покраснел как помидор и, слава Титану, прозвенел звонок. Аладор как можно скорее хотел забыть обо всём, погрузившись в уроки с головой. После уроков они устроились у него дома на кровати и написали письмо. Что неудивительно, оно было похоже на сомнительное соглашение, после подписи которого у тебя отнимут почку, дом и оставят без денег на жизнь. И, что также неудивительно, оно вышло гораздо лучше, чем то, что выходило из-под пера Аладора. Одалия больше не делала двусмысленных комментариев, и физического контакта было, как и всегда — в избытке. Как будто она ничего и не говорила. Мальчик понимал, что она пытается сделать. Замять тему. В других обстоятельствах он заговорил бы об этом, но сейчас? Аладор думал о том, можно ли умереть от стыда и насколько это вероятно для него. У него больше нет точек для отступления. Он признается и будет выставлен напоказ. Завтра! Завтра! — Успокойся, Блайт, не на казнь же ведут. — протянула Одалия, отвлекая его от очередной потери в мыслях. Они закончили письмо несколько часов назад, но Одалия вдруг захотела переночевать у него, и сейчас читала какую-то книгу с его полки. Он перевернулся на спину, обнимая подушку, и поинтересовался: — Как ты признавалась в любви? — Разве я не призналась тебе сегодня? — просто сказала она, переворачивая страницу книгу. Аладор подавился воздухом. Одалия лишь вздохнула, — Да, я тебя люблю. Разве это не очевидно? — Нет? — он спрятал свое помидорное лицо за подушкой и тут же убрал её, — Но ты просто взяла и помогла мне с письмом? Одалия отложила книгу. На лице девочки мигом отразились противоречивые чувства, которые она затолкала глубоко внутрь, оставшись с привычной ей оболочкой собранности и деловитости. — Я понимаю. У меня есть проблемы с манипуляциями и контролем над другими, и мне. было сложно просто взять и отпустить тебя. Дать тебе влюбиться в Дариуса, дать этим чувствам разрастаться. Это заняло много времени. — она буквально почувствовала его удивление и усмехнулась, — Брось, ты слишком очевиден. Если бы Дариус не был слепым, давно бы догадался. — Заткнись. — пробурчал он, сев ровнее и вплотную к Одалии. Чтобы видеть каждое её микровыражение, попытаться понять её. — Кхм. продолжай. — Я не совсем уверена, почему не попыталась отбить тебя. Просто… Ты казался таким счастливым в его компании, но когда я намекала на возможность наших с тобой отношений? Тебе не нравилось. Ты считал это глупой шуткой. Не был счастлив. И. так просто не должно быть, да? Ты должен быть счастлив, иначе я не смогу быть счастливой. — И я тебя отпустила. Всё время своего монолога она смотрела вдаль, стараясь сделать вид, что говорит в пустоту. Но когда наконец осмелилась взглянуть в сторону Аладора, увидела блеск понимания в его ярких золотых глазах и слабую улыбку. — Спасибо, Далия. Хоть он ещё и не признался Дариусу, хоть он все ещё боится этого как огня. с поддерживающей его Одалией он чувствовал взявшуюся из ниоткуда силу.

***

Войдя на площадь школы, сила волшебным образом покинула его, когда в его поле зрения попал Дариус, сидящий на ступеньках в окружении детей. Он попытался спрятаться за ближайшее дерево, но Одалия схватила его за воротник накидки, как беспомощного котёнка, и потащила к их другу. — Хей, Дэри! — позвала его девочка. — Привет. — неловко произнёс он, не добавляя такое привычное «Дэри». — Далия, Ал. — он тут же перестал общаться с ребятами, коротко помахав им рукой, и встал рядом с ними. — Почему вы вчера ушли без меня? — Дело в том, что… — начал было Аладор, но Одалия его перебила. — Ал хотел тебе кое-что сообщить. Верно? — она улыбнулась, толкнув его вперёд, ближе к Дариусу. — И это не может подождать. — Тогда говори, скоро будет звонок. — Нам надо… отойти за угол. Чтобы я сообщил тебе кое-что. — он взял его за руку, пытаясь не сойти с ума от этого небрежного прикосновения, и потянул в тень, где разговоры других студентов затихли. Где никто их не слышал и будто бы образовался вакуум, с неподвижной листвой деревьев и облачным небом. Он потянулся к карману и выудил из него помятый конверт, который, несмотря на попытки самоконтроля, в нервной энергии испортил. Дрожащими руками он протянул его Дариусу. — Что это, Ал? Не легче ли просто сказать? — Я не могу это сказать, окей? — он чувствовал себя так глупо, с протянутыми руками и этим письмом, и взглядом другого мальчика на себе. Не осознавая, он задержал дыхание и сильно покраснел. Только когда Дариус наконец-то забрал у него конверт, он выдохнул и услышал хихиканье. — Боже мой, видел бы ты свое лицо. Ты был таким милым! Аладор такой, блять, гей, если кто-то ещё не понял, и… Услышав это? Он будто весь нагрелся, его голова закружилась и в голове проносилось: «АААААААААААААААААААААААААА». Его душа, наверное, вышла из тела и оставила безмозглую оболочку, потому что иначе свой ступор он объяснить не мог. Дариус опять захихикал и эта тёплая, медовая мелодия заполнила его душу своим звучанием. Они оба были сконфужены чувствами, что их переполняли, и просто решили их не осознавать и двигаться дальше. Он услышал рвущуюся бумагу и её шелест. — Не знаю, что там написано, но я тоже хотел бы кое-что сказать перед тем как прочитать… Сначала ответь мне. — Дариус пригладил свои волосы и приобнял его за плечи, наклонившись к нему, лицом к лицу, — Ты свободен? — В плане? — спросил он, и его гейскую панику смыло цунами. — В отношениях, дурень. — Свободен. Зачем тебе это знать? — Потому что я хотел спросить… Не хочешь встречаться? — Что. — медленно, со скоростью улитки он понимал суть вопроса, и непонятно в какой раз за пару минут залился багрянцем, что выделялся на его бледной коже и если бы он умел читать мысли, то услышал бы, как же сильно Дариус любил его свойство краснеть словно помидор. А если бы Дариус умел читать мысли, услышал бы, как Аладор обожает его еле заметное смущение, которые замечаешь только вблизи. — Я… зачем я писал письмо? — Это что… ты дал мне любовное письмо? Мы же не в какой-то романтической книге про подростков, Ал! — Одалия сказала, что письма всё ещё актуальны. — Злая тётка тебя обманула. Никто их уже не пишет. Дай угадаю, оно звучит как угроза? — Нет… Да. К разочарованию Аладора, Дариус отодвинулся от него и убрал руку с его плеча, смотря на время, трогая свои волосы. — Ты. всё ещё не ответил на моё предложение. — Я согласен. Я тебя люблю, Дэри. Давай встречаться. — он и представить себе не мог, что когда-нибудь наберётся смелости сказать это, но вот он здесь, отчаянно говорит это. Что он любит Дариуса. Очень сильно любит. — Хочешь поддержаться за руки и поиздеваться над Одалией? — Дариус гадко ухмыльнулся и подал ему руку. Аладор поспешно ухватился за неё, и прижался к своему… парню (!¡!!!). Лучи солнца, показавшиеся из-за пушистых облаков, казалось, открывали новый этап в его жизни.