„Эти горы, эти реки, покрытые льдом Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель Раскалённое выйдет солнце потом Здесь будут цветы и лес, скоро начнётся апрель.”
Суббота. Время без пятнадцати одиннадцать часов. Начало июньского дня навещает ранних жаворонков и людей с ядовито-желтым солнцем, которое толстыми и длинными стрелами упорно пробивалось в студию сквозь грязноватые окна, находившиеся в таком состоянии больше одной недели точно, если уж не месяца. Жизнь в этом помещении кипела по обыкновению своеобразно — то перемешанные друг с другом краски яростно бурлили на изрисованных холстах, то на миг всё замирало в округе и лишь домашняя тишина могла плотно осесть, предвещая о хорошем да плохом. Жители огромного города Санкт-Петербурга на протяжении всей недели страдают от летней жары и предпочитают прятаться в квартирах, но даже это не спасало от огненных лучей: кондиционеры скверно освежали и платить видимо-невидимо за электричество нет желания, а вентиляторов не то, что в домах не хватало — их нет в магазинах и на рынках. Будто весь мир решил ополчиться против переживающего городка, оставив их безжалостно умирать на ярком солнышке. Сергей Разумовский волнительно убирал свои принадлежности в затоптанную его же кроссовками папку, планируя пройтись по своей физиономии влажными салфетками, размазывая накопленный за несколькими часами ранее пот. Студент замечает кратким взглядом, что остальные уставшие — от слова худо, — художники выходят из пылкой комнаты и ему выпадает шанс выйти в туалет, дабы вытереть специфично пахнущие капельки в более потайных местах. Пошатнувшись, берётся за разгоряченную головушку мокрой ладошкой и, еле передвигая ногами, направляется в сторону мужского туалета. Многолетний пыльный подоконник вновь жалостливо скрипит под весом Игоря Грома, напоминая ему о том, что не выдерживает его туловище совсем и в скором времени точно сложится пополам карточным домишко. Парень не исключал этого факта и старался, — насколько это возможно, — меньше облокачиваться всем грузным от мышц телом на него, но в этот день Игорьку пришлось полностью с ним взаимодействовать, — залезть и делать вид, что читает с искусственным интересом нудную книжку про роман, напечатанную в старомодные века. Под конец уже казалось, что если встанет, то бедный подоконник полетит в щепки. Поэтому Игорь продолжает на нём располагаться, чувствуя, как мучительно ему даётся пошевелить ногами… Помимо переутомления в организме до его ушей доносился шумовой фон — какофония звуков из разговоров и радостных вскриков за дверью. Он удивлялся, как эти незнакомые друг с другом студенты работали в глубоком безмолвии, а после вели крайне дружеское общение, как-будто знакомы больше года. Гром всегда считал, что в подобных рода занятий люди здесь сами по себе и являются по натуре интровертами, которые держатся подальше ото всех, избегая каких-либо диалогов. Хотя, в скором времени, Игорь привык к данной обстановке и смирился с тем фактом, что мир не всегда такой, какой у него в сознании. Использованные салфетки летят в заполненное мусорное ведро, из-за чего некоторые из них выпадают и валяются рядом, но Сергей вымучено выдыхает и пропускает это мимо глаз. Он следует к кабинету, который был напротив студии, где преподаватель Ефим Платов просматривал список с планом на последующий период дня. Постучав в дверь, с прохладцей отворяет её и рыжая голова бесцеремонно выглядывает из проёма. Платов лишний раз с опущенной головой уверенно писал на листке бумаги, иногда штриховал или вырисовал незаметные узоры. Сергея забавляла эта картина, и он вдруг вспоминал, что их учитель тоже ведь живой человек, а не запрограммированный робот. Ефим молча кивает ему, позволяя зайти, и Разумовский останавливается у его стола, заполненный помятыми документами и бумажками. Кондиционер приятно охлаждает кабинет, а из открытого окна залетает июньский ветерок да тополиный пух. Сергей в затишье надеялся, что пчёлы или другие подобные насекомые не посетят это место. — Что-то хотел? — Тихим тоном спрашивает Платов, не отрываясь от своего нудного дела. Сергей на пару секунд запинается, переводит волнующий зор в сторону открытого окошка, нервно перебирая взмокшие руки. Золотистые волосы, собранные в мелкий хвостик, окончательно разлохматились на затылочной части, скомкались. — Я хотел бы попросить, — неуверенно начинает студент, — можно я с Игорем задержусь в студии немного? Ефим Платов перемещает любопытные глаза на молодого парня, в изумлении поднимает брови: — А что вы делать там будете? Остальные ушли, я тоже скоро уйду и закрою кабинет. — Преподаватель демонстративно отделяет от себя листок с ручкой и складывает руки в замок. — Я, конечно, могу тебе дать ключи от студии, но если совсем не надолго. — Густые брови хмурятся: — Для чего студия всё-таки нужна? Первая мысль пришла по привычке — сказать правду, но утаить всю суть. Она моментально отпала из прочих вариантов, ссылаясь на то, что звучит мыслишка очень слабо и неубедительно. С какого перепугу ему доверят целую студию, дабы изобразить пару поз натурщика не по заданию? Это можно поделать и за пределами учреждения, где никто не ограничит обоих по времени. Что ж, решил Разумовский, тогда выбираем безобидную ложь, которая ещё никому не вредила. — Я одну вещь потерял в студии и хотел бы сейчас поискать её, а Игорь помочь решился. — Серёжа мягко улыбается, сложив руки за спиной. — Очень драгоценная, товарищ на день рождение подарил мне. Если не найдём, то тогда уже на вахту отправлюсь и там пороюсь. К тому же, — понимая, что ответа не последует, добавил: — меня, вроде, дежурным назначили или что-то в таком роде. В студии никто из студентов не дежурит, но буквально на днях Сергея этим наказали: опаздывал уже третьи сутки подряд, показывая этим неуважение к преподавателю и другим учащимся. — Ну, так что, — продолжил накладывать Сергей, — разрешаете? Мы недолго, обещаю. Ефим Платов поворачивается в кресле и замечает, как Разумовский внимательно наблюдает за его выражением лица. Он явно ожидал положительного ответа и не ошибся. Платов со звоном вынул из нижнего ящика маленький ключик от студии и положил на рабочий стол, ближе к Сергею. Студент мигом оживился, неловко поблагодарив, и хотел уже довольный выйти, но Ефим добавил: —Как закончите, закроете тут всё и отдадите ключ. Тут, кроме вас, больше никто в выходной не явится. — Сложенный листик оказывается в кармане джинс преподавателя, а после тот закидывает обременительный рюкзак на плечо. — Ну-с, я пошёл. Не задерживайтесь здесь. Сергей сконфуженно улыбнулся ему, доверительно кивая головой, а далее забрал ключи от студии. Проводив его чуть ли не до самой двери, действительно зная, что учитель их покинул; как только силуэт пропадает из виду, шмыгнул в помещение к Игорю, который бессильно сидел на свободном стуле, уткнувшись взглядом в пол. Наверно, для него сегодняшнее нахождение здесь превратилось в настоящий суицид. — Ну, — с нетерпением хрипло начал Игорёк, — разрешил тебе? Сергей с доброй печалью окидывает его взглядом, а сердце на пару секунд замирает от его разбитого вида. Он неспешно подошёл к Грому, подпер стенку, замявшись за спиной натурщика, и уголки губ поднялись вверх. Холодная ладонь дотрагивается до жгучего плеча и слегка сжимает его, большим пальцем поглаживая. Хоть таким Игорь мог смотреться домашним и родным для Разумовского. — Разрешил, но задерживаться не будем. А то спрашивать начнут, чем же мы занимались… — Серёжа убирает руку и резко сменяет тему: — Ну и погода сегодня, ужасная. Ты как вообще? На тебе лица нет. И тут будто всё накипевшее внутри вышло на поверхность: — Это не погода, а аномалия какая-то. Вы мне специально позу дали неудобную? Ног не чувствую и ещё жара ни к селу, ни к городу. Да тут у любого лица бы не было! — Игорёк вытирает носовым платком красное лицо. — Я удивляюсь, как ещё в обморок не упал…Ты мне толком не объяснил, зачем я тебе нужен здесь, в этой теплице, к слову. Серёжа отходит от мученика к закрытому окну и отворяет его, впуская помимо света свежий воздух, что помогало из рук вон. Песочный цвет попадает на физиономию, прочерчивая аккуратные черты студента, а затем окружает остальную область студии. Разумеется, это вовсе не поможет толком и поэтому включает вентилятор, который стоял в углу комнаты. Его запрещалось трогать учащимся без надобной причины, но медленно умирать от жары никому не хотелось. Студёный ветерок даёт второе дыхание и полное облегчение двоим, а так же всему помещению. — А раньше нельзя было этого сделать? — Огрызнулся Гром, по привычности сжимая руки в кулак. Видимо, из-за погоды в угрюмом настроении. Разумовский поджимает губы и перемещает глазёнки на Игоря. Их взгляды встречаются. — Нам не позволяют к нему прикасаться, если только с разрешения или когда совсем уже нечем дышать. — С нотами наглости отчеканил Сергей, словно хотел показаться умнее его, но ссориться не собирался. Зная характер Игорька, парень в любой момент может уйти и забыть Серёжку, если что-то не понравится. — Ну, по привычке начал окна открывать. Не подумал. — Оправдался в конце юноша с виноватым видом. Гром неопределённо качнул головой, как бы отмахиваясь от темы для разговора. — Для чего я нужен тебе именно сейчас? Мы же всё равно вечером гулять пойдём, а потом ко мне направимся. Сергей непроизвольно пожимает плечами, останавливаясь посреди студии, думая, как начать. — Помнишь, я рассказывал тебе про вечер молодёжи, где покажут всякие мастер-классы, трюки и т.п., и т.д.? Ну, в общем, захотел поучаствовать и продавать свои работы людям, рисовать их за деньги. Хочу для примера картину с тобой повесить, как-то так… Гром недовольно хмурит брови, но не уходит. — Нашёл время, конечно. — Игорь надавливает пальцами на веки, пряча ворчливое выражение лица. — Одну работу и мы уйдём? Хорошо, но рисуй быстро. Мне уходить скоро. Сергей боялся услышать отрицательный ответ и верил всеми своими оставшимися силами в лучшее. Хоть натурщик был согласен на предложение, но в голосе звучали дёргающие душу нотки холода. Словно совершенно не интересует, не воспринимает того всерьёз и терзается желанием побыстрее свалить от Серёжу. Сам же студент отвлёк себя от грустной мысли, успокаиваясь тем, что в последнее время он легко расстраивается и любая мелочь кажется ему оскорблением. Сергей Разумовский подрывается с местоположения и в шустром темпе ставит напротив Игорька стульчик, за ним испачканный в красках пуфик и после мольберт, который парень специально не относил в архив. Натурщика умиляло то, с какой важность тот подходит к простому рисунку и не сдерживает улыбки; сразу осознаёт, что человек творит настоящего рода искусство, а главная обуза — Игорь Гром. Но перед тем, как занять своё положение и взяться за работу, художник подходит к Игорю, окидывая оценивающим взглядом. — Не хочу тебя заставлять вставать в нелюбимые позы и поэтому предлагаю изменить положению самому. Как хочешь встать или лечь собираешься? Юный человек уходит в себя, уставившись в личико Сергея, а после бурчит с невыносим лицом: — Хочу футболку снять, а то жара такая. Не могу уже терпеть. — И с такой же непоколебимостью снимает её с себя, но видит два розовых пятна на так красном лице. Издав короткий смех, ухмыляется: — Так стесняешься, будто в первый раз видишь. Или солнечный удар, случаем, не получал? Сергей глупо и по-мальчишески улыбается, всё так же смущённо отводя глазочки. — Нет-нет, всё в порядке. Просто давно тебя не видел, ну, таким… — Слова были, но выразить их на общем языке не смог и из-за этого задержал неловкую паузу. — Неважно. Забудь. Измятая вся футболка падает на подоконник и живой поток солнца проходит от ключицы до рельефного торса и ниже пупка; капли пота сверкали на нём подобно самым блестящим кристаллам. Сергей прикусывает нижнюю губу и криво улыбается: помимо зависти к такому идеальному, — как он считает — телу, парень восхищался им. Да, ему нравятся его широкие плечи, как бы дико и извращённо это не звучало. Ладонь мысленно тянулась потрогать всего Грома, но он остановил себя и держал руки за спиной, ведь нужно торопиться. А не долго ли они смотрят друг на друга? Он словил себя на мысли, что без всякого стеснения сканирует глазками предоставленную картину, хотя, Игорь и не против такого внимания. Серёжа молча валится на своё место с теперь уже поникшим лицом. Или действительно устал. — Ты чего грустный сегодня? Что-то случилось? — Настороженно спрашивает натурщик, сев за стул, подпирая рукой щеку. Разумовский тяжело вздыхает, опуская кисточку в крохотную банку с оттенком красного и слегка смачивает её в водице, дабы работа не была мокрой, но и не сухой. Аккуратным скольжением проводит по молочному листу, начиная проделывать форму физиономии. Рисовал он быстро, уверенно, но руки пробивала лёгкая дрожь, а внутри все органы будто с противным звучанием скомкались. — Всё хорошо, не волнуйся. — Сергей злобно шикнул, одаривая строгим взглядом: — Игорь, не шевелись! А то нарисовать тебя не смогу и придётся перерисовывать по новой. — Ну, вижу твоё «хорошо».. — Продолжил стоять на своём Игорёк: — Это из-за меня или обидел кто? Ладонь плавно перемешается к грудной клетке, прорисовывая мышцы и соски, но с ними у Сергея всегда были проблемы, как и в жизни, практически. Наверно, фишкой в его работах — изображать каждую мельчающую деталь четко, не оставляя ничего без внимания. С такой же внимательностью парень относился к, хоть и не родным, но близким людям. — Ты давно не приходил ко мне… — Серёжка кусал стенки щёк, словно говорить о накопившемся куда больней, чем причинять самому её. — Соскучился по тебе, Игорь. Я ведь знаю, что мы не будем гулять вместе сегодня и не пойдём к тебе: работа заберёт. Мы встречаемся максимум здесь и всё равно словами не перекидываемся. Идея пойти в натурщики была Игоря, но настолько ли она надёжна скрепляла их отношения? Они приходили вместе, на перерывах отдыхали вместе и уходили так же, но хватало ли это обоим? Работа следователя буквально вышла замуж за Грома, а Сергей словно ушёл на второй план. Разумеется, ни одному путнику это не понравится, ведь он остаётся незамеченным, а вскоре о нём забывают и расстаются. Возможно, этого Разумовский и опасался. — У меня сейчас нет времени быть с тобой. Мне это и самому не нравится, по правде говоря, но не уходить же с работы. — Какой смысл извиняться перед рыжим, если он и так всё понимает? Игорь лишь хочет быть честным. Сергей вспыхнул спичкой и оторвался от картины: — Отлично! То есть, нормально я с тобой видеться не смогу вообще?! Я ещё мог понять армию, даже ждал тебя, но это… — Так же, как и быстро загорелся, моментально потушился. — Печально. — И снова уткнулся в свою работу, намереваясь больше не поднимать этот разговор. Без предисловий Серёжа ощутил чьё-то касание, и он оказывается в объятиях Игоря. Первым порывом было приказать ему сесть обратно, но все слова улетучились из словарного запаса. Жгучее дыхание в затылок обжигало кожу, а на шее оставались сладостные ожоги в виде дорожки из мокрых поцелуев. Задерживая дыхание, студент бы множество раз проговорил ему: "Люблю тебя, мой Дорогой. Жизни без тебя не вижу". Но в обмен убрал кисть на пуфик и положил ладонь поверх его. — Если уж не обещать, то постарайся не забывать про меня там и хотя бы во время работы писать, чтобы я не переживал. — Еще некоторое время промолчав, с чем-то тёплым в душе проговорил, будто сам с собой общался: — Без тебя мне порой так тяжело. Жаль того времени не вернуть, когда чаще вместе были… — И мне, солнце. — Постояв так ещё, утыкается подбородком в плечо и тихо добавляет: — Люблю тебя. Не веря своим ушам, энергично поворачивает голову и губы оказываются на виске Игоря, оставляя невесомый поцелуй. Всего пару сантиметров и он с нежностью прильнул тому в разбитые губы, рукой притягивая ближе, зажмурив глазки. Все солнечные зайчики направились на них, играясь на пунцовых скулах, создавая вокруг комфортную атмосферу глубокой тишины. Рассохшийся пол уходит из-под ног или это стрелки на часах вмиг остановились, отдавая полное наслаждение двоим? Совершенное уединение, принуждающее без остановки дышать-дышать, то замереть и забыть про лёгкие…Сердце билось в горле, хотело разноситься везде, в каждом миллиметре Земли, как живописный фейерверк в темнеющем небе без звёзд. Лёгкий стон, выражающий удовольствие, и Сергей невольно отпрянул, не скрывая многозначительной улыбки. Зубы казались более белыми, чем обычно. Пальцы устремляются под одежду, но Серёжа с тревогой запротестовал: — Игорь, нет. Мы же в студии… — Совсем одни, — подхватывает Гром, перебивая, — что мешает? Хороший вопрос, но стоит ли рисковать и ставить под удар их нахождение здесь? Правда же обязательно всплывёт наружу и страшно подумать о том, какой вердикт двоим выскажут за подобные утехи в студии, где после этого люди туда продолжат обучаться. Но и впрямь ни единой душеньки не наблюдается — значит, никто не докажет этого на все триста процентов. За отвагой всегда идёт слабоумие, но когда ещё появится шанс? Как говорится: "Желаемое прячется за страхом"… Сергей не откликается и вместо согласия страстно целует парня, с уверенностью отдаваясь своим когда-то потерянным чувствам. Он встаёт со стула, намертво держа за широкие плечи любимого, и через пару беглых шажков Игорёк давится к стенке, прижимая рыжего всем телом, окутывая высокую талию руками. Пространство сужается и разлетается на миллион различных осколков, что приторно ранили их на сквозь, дабы сохраниться в сердцах раз и навсегда. Интересно, как такие моменты пахнут? Возможно, они отдавались в ноздри прямо сейчас самым лакомым ароматом — желанного человечка, что мял губами другие, родные. Языки переплетаются..медовая истома. И лишь прерывистое дыхание, сжигающее друг друга. Огонёк струился из вен с кровушкой, отдавая теплом и покрывая спину приятными мурашками. Опускаясь поцелуями ниже, Серёжка нетерпеливо расстегивал ширинку джинс, после чего дотронулся до бугорка, который выпирал из трусов. Залезать сразу и дрочить ему он не собирался, а хотел помучать Игоря, наслаждаться его раздражённым и одновременно возбуждённым выражением лица, читать в глазах мольбу: "Не тяни, пожалуйста". Чуть сжимает его и, оторвавшись от поцелуев, не сводит взгляд с Игорька. Серый цвет радужки был схожим с мягким оттенком голубого, точно речной перламутр. Еле-слышное мычание слышится с губ натурщика, со временем хриплый стон — отдельная мелодия для ушей. — Такой нетерпеливый, — Сергей томно улыбается, — как водица. Течёшь и течёшь… А остановиться не можешь. Для Игоря рыжий был абсолютным странным человеком, словно из другого измерения. Как можно быть таким во всех ситуациях с ангельским лицом и оставаться загадкой? Возбуждал как уголовное дело. Но в этот раз парень не позволил себя мучать и резким движением меняет положение, прижимая к стенке теперь Разумовского. Больно ударившись затылком, он напоминал совсем беспомощного и беззащитного зверька, попавший в руки охотника. Охотник, забравший сердце. Слегка приподнимая, Игорь вынуждает того обвить ногами бёдра, прильнув к нему ближе. Ненужные джинсы забываются на запылённом полу, а трусы всего-навсего припускает. Колени непроизвольно задрожали, кончики пальцев онемели, а самого Серёжу лихорадит. Ох, мужчины! Не могут терпеть прелюдии, в отличии от Сергея. Удовлетворившись достаточным количеством слюны на пальцах, аккуратным движением Игорёк входит в анус, попутно поглаживая свободной рукой поясницу и бедро, видя, как юному больно. Он просто-напросто таял ванильным мороженым в этих объятиях, а солнечный свет придавал глубокого эффекта. Хватая ртом воздух, стискивая зубы, Серёжка вцепился в плечо, но ладонь моментально соскользнула. Кровь клокотала в ушах от неописуемого страха и наслаждения — запретный плод с сахарным вкусом на языке, что так расходился во рту. Рука подымается выше, и резинка срывается с оранжевых волос. Некоторые волосики приклеились к мокрому лбу, что выглядело ещё сексуальней и кружило голову резкими поворотами Игорю. Напоминали расплавленное золото или песок, который так легко убегал. В анал сначала лезет головка, за ней в медленном темпе весь член и затем резкий толчок внутрь. По комнате проходит звонкий звук шлепка двух тел и оба замерли. — Тш-тш, тихо.. — Успокаивает Игорь. — Если будешь громко стонать, то тогда нас заметят. Разумовский решил, что придётся ему сдерживать себя, не создавая вокруг шума, как неожиданно ладонь Грома закрывает рот, извиняясь. Веснушчатому даётся пару секунд, чтобы привыкнуть и он слабо кивает. Пальцы крепко держали внутреннюю часть бедра, оставляя красные следы, и Игорь с осторожностью начал двигаться в нем. В глаза попадают звёздочки и нет ничего большего, чем они. Двигался в ритмичном такте..в ритуальном акте, шепча на ухо разные мысли, которые приходили в голову: какой замечательный секс с ним, как повезло ему встретить его и представлял их совместную жизнь в будущем. Лишь в будущем счастье, а сейчас мимолетно пробегающая надежда искрой, которая так же исчезнет со временем. С каждым толчком тело напрягалось. Мокрые пряди спадали на глаза, Сергей чувствовал, как теряется в пространстве и лишь слышит хриплые вдохи, перемешанные с приглушёнными стонами. Он понимает, что уже не может себя сдерживать. Игорь убрал ладонь и прижался к его губам своими, ускоряясь. Вся Вселенная собралась в них и полетала во все стороны, рассыпалась на миллионы осколков. В губы ударяется гортанный стон. Ещё миг и сперма вылилась из члена, после Игорёк кончил в него. Ну и идиллия. Восстанавливая дыхания, оба продолжали находиться в таком положении. — Ты как? Сергей прячет своё раскрасневшееся лицо в шее Игоря. — Я тебя не дорисовал… — Он горько усмехнулся. — Если смогу пораньше освободиться, то дорисуем у тебя. Идёт? Он не придёт, это лишь иллюзия. Это как держать за руку самую близкую душеньку и тихо нашептывать: "Я ухожу, отпусти меня и прости". Суббота. Время половина второго часа дня. Солнечный свет пробивался сквозь те же грязноватые, но открытые окна, пропуская ветер. Мольберт с картиной непринуждённо стоят посреди студии, напоминая о себе, а про их горько-сладкие отношения можно ещё долго расписывать…„Пожалуйста будь моим, пожалуйста будь моим смыслом Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин Целый мир придуман, целый мир придуманных истин Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.”