Я выскочила во двор, пытаясь убежать от своих страданий, но невозможно убежать от того, что внутри нас. Чио-сан Мемуары гейши
***
26/07/113 Тясицу Фушин-ан, Ча но Куни. Новый мир встречает ее усталую, подавленную душу до одури широкими объятиями и головокружительным запахом цветущих роз. По ночам чарующий голос напевает ей тихие колыбельные, от которых дрожит сердце, а днем укачивает ее веселым щебетом неясных звуков на незнакомом языке. Предположительно, японский. Или китайский. Единственное, что она уяснила для себя благодаря этому неизведанному языку, это лишь то, что ей ненавистны прощания. Грустное и от этого еще более мягкое «сайонара» обладателя столь мелодичного голоса задевает определенные струны ее души всякий раз, как теплота чужих рук сменяется малоприятным холодом заунывного ветра. Проходит год, прежде чем она узнает свое имя и учится воспринимать мир вокруг себя. «Сэчико» означает счастье. Нежный голос, принадлежавший ее матери, часто говорил, что хочет подарить своей дочери счастье, которого никогда не было у нее. Глаза ее матери подобны растаявшему льду, из-за количества плескавшейся в них тоски кажется, что она на грани слез. Сэчико старается развеселить ее не столько из-за новообретенной привязанности, сколько из-за разрывающей изнутри беспомощности по отношению к этой несомненно красивой, но такой несчастной женщине. С течением возраста ее чутье обостряется и, кроме удушливого аромата роз, она начинает замечать отголоски презренной плесени, что вызывало тошноту и отчего не раз скручивало живот. Только Сэчико, давя неприятие еще в зародыше, привычно растягивала рот в натянутой улыбке и, дергая за подол шелкового кимоно, настойчиво звала сгорбившуюся на одном месте «ка-сан», притворяясь, что не видит ее заплаканных глаз. Она не помнит, в какую именно из ночей ее мать перестает петь колыбельные, вместо этого тихо роняя слезы на сморщившееся от контакта с соленой жидкостью детское личико, безостановочно умоляя простить. Державшаяся на добром слове волшебная сказка начинает рушиться, даже не начавшись, и не успевает она толком смириться с жестокостью окружающей действительности, как обнаруживает себя возле небрежно распластавшегося на окровавленном футоне голого тела собственной матери. Место убийство заполнено зловониями гнили, пота и в особенности духом мертвой рыбы. Сэчико толкают в плечо, из-за чего она падает на пол с раскрытым в попытке вдохнуть благоговейный воздух ртом и параллельно вслушивается в перешептывания работников местного заведения — вовсе не «чайной», как показалось на первый взгляд, а самого настоящего борделя. Пара красавиц у входа говорят, что «Вабара» квартала Красных Фонарей зарезал какой-то шиноби в состоянии аффекта, позже он откупился от хозяина пятью тысячами ре, сказав, что когда-нибудь вернется и за ней. Сэчико выбегает на террасу и, выплевывая поток едкой желчи на сменившуюся на желтый цвет траву, с распахнутыми в несусветном ужасе голубыми глазами понимает, наконец доходит до того, чтобы осознать, что это за запах. «Это запах спермы». Сэчико шесть, когда ее впервые ставят на колени. Она растеряна, пальцы рук дрожат от страха, а в ушах, не переставая, набатом раздается голос Джузо-сана — «Клиенты любят маленьких милых девочек, а на тебе еще и долг от матери висит — отрабатывай». Именно поэтому Сэчико сопротивляется запоздало. Отвращение пересиливает чувство страха, когда в ее щеку утыкается член морщинистого, дряхлого старика. В ноздри резко ударяет знакомый запах плесени и пота, который так часто исходил от матери в редкие мгновения ее тихого плача, из-за чего она упирается маленькими узкими ладошками в чужие бедра, пытаясь отстранить, но силы не равны. Кости у нее слишком хрупкие, чтобы тягаться со взрослым человеком, поэтому слабые удары не приносят никакой пользы. Да и сама по себе она слишком маленькая, чтобы оказать достойное сопротивление. Правда, в этом есть и свои плюсы, ведь одна головка сухого члена с трудом протискивается в ее рот, чтобы полноценно войти. Сэчико с облегчением прикрывает глаза, надеясь, что ее наконец оставят в покое, и давится собственным криком, когда он, к ее дикому ужасу, толкается. Изо всех сил толкается вперед, намереваясь довести грязное дело до конца. Уголки нежных губ рвутся под таким давлением, и она чувствует металлический привкус крови напополам с тухлой рыбой, которая, казалось, навечно поселится на ее языке. — Следи за своими зубами, гребаная шлюха! — яростно кричит мужчина, порывисто дергаясь всем корпусом вперед, и, не давая отстраниться, держит ее голову в стальных тисках. — Я заплатил столько денег не для того, чтобы ты мне его отгрызла! Сэчико не слушает, она отчаянно жмурит голубые глаза и всхлипывает. Снова и снова. Пока головка чужого члена не упирается в ее горло, угрожая убить. И когда она начинает задыхаться, то импульсивно делает то, что подсказывают внутренние инстинкты. Ищет пути отхода и устраняет любые препятствия для выживания. В данном случае, вгрызается клыками в горячую плоть и, перебарывая тошноту, активно двигает челюстями, пока не отрывает все до основания под чужие истошные крики, выплевывая на пол останки. Сэчико боится сглатывать, смотреть и банально дышать. Но отчаянно хочет жить, поэтому, не обращая внимания ни на визжащего и истекающего кровью старика, ни на подозрительный гомон за дверью, спрыгивает в окно и бежит. Бежит без оглядки на прошлое или будущее. Просто бежит до тех пор, пока не успокаивается внутреннее чутье, а потерянный, дрожащий от пережитого ужаса взгляд не натыкается на чьи-то волчьи следы, ведущие по узкой тропинке в опасную неизвестность. Ее лёгкие кричат от боли, а белоснежные таби пропитались кровью. Сэчико вспоминает гнилой запах матери, мертвые глаза хозяина Джузо и ощущение вгрызающихся в возбужденный член клыков и, не представляя места хуже, медленно бредет вперед.***
Примечание.
Wabara — это фирменное наименование коллекции поистине удивительных японских садовых роз. Розы происходят из Японии и выращиваются на розовой ферме Кэйдзи, принадлежащей семье Куниэда, в нескольких милях от Киото. ⠀ Таби — традиционные японские носки высотой до лодыжки с отделённым большим пальцем; их носят и мужчины, и женщины с дзори, гэта и другой традиционной обувью с ремешками. Таби также важны при ношении традиционной одежды — кимоно и других видов вафуку, в том числе и той, что носили самураи в средневековье. Тясицу (яп. 茶室, «чайная комната») — чайный домик, атрибут японской чайной церемонии.