***
Все трое — Люк, Хан и Лея — задержались у эвоков ещё на пару дней. А потом ещё и ещё. Хан всё подкручивал и починял что-то в своём «Тысячелетнем соколе», Лея мило общалась с эвоками, не забывая и подгонять Хана. А Люк хандрил. Он почти не покидал своего шатра, всё спал, думал или ходил по этому наскоро вылепленному жилищу, рассматривая его конструкции в попытках отвлечься от дум. «Я погибаю. Мне кажется, я медленно гнию и сохну.» К нему изредка заглядывал Хан, так и не вспомнивший о пьяном разговоре или просто не придавший ему значения, чтоб, по его словам, «проверить, не помер ли Люк в этом чёртовом эвоковом коконе». Что ж, дружище, к сожалению, нет, мог бы ответить Люк. Но молчал, лишь время от времени кивая жарким речам Хана, о том, что гиперпривод барахлит, или R2D2 вновь не так подсоединил проводки. После же Хан торопливо возвращался к делу, оставляя Люка в одиночестве в тёмном шатре. Слыша мягкие быстрые шаги, несомненно, принадлежащие Лее — Люк успел научиться различать звуки шагов, даже по мокрому звуку грязи, когда в неё ступают — у своего жилища, Люк просто прикидывался спящим в груде листьев и тканей, служившей ему постелью здесь. Он слышал как Лея вздыхала с некоторым рычанием, как делала всегда, когда злилась. Глаза Люк открывал лишь заслышав, что она ушла. «Извини, Лея. Ты не знаешь, но я берегу нас обоих от ошибки. От моей ошибки.» Конечно, он понимал, что не сможет скрываться так от Леи вечно. Особенно от злой Леи. Но подобное избегание, с другой стороны отдаляло момент прямой встречи. И пока — лишь пока — Люк мог быть спокоен. До поры, до времени.***
— Скайуокер! Подъём! — слышит Люк, как шипит Лея, бесцеремонно заходя в его жилище. — Я знаю, ты не спишь! Вот гад! Для Хана ты, значит, бодренький, для эвоков — тоже, а для меня? Люк, сжимая челюсти, изо всех сил цепляется пальцами за свою постель, больше напоминающую гнездо большой птицы. Слышит возмущённый вздох, чувствует сильный толчок в плечо. «Может, прикинуться мёртвым?», отчаянно думает он. «Если я сейчас посмотрю на неё, то взаправду погибну. Я не знаю, что со мной будет. Я ведь только-только пришёл в себя…» И всё-таки сдаётся, поворачивается к ней помятым лицом, словно бы нехотя. А у самого сердце колотится. В полутьме различает он Лею, сидящую пред ним на коленях, и её чёрные глаза — внимательные и строгие, со злым огоньком возмущения в них. «Я теряюсь в твоих глазах. Ты знала, что они у тебя самые-самые живые?» — Ты ведь только меня избегаешь, так? — уже мягче и едва ли не отчаянно, умоляюще спрашивает Лея. — Почему же? Что тебе я сделала? Слова её и тон ошарашивают Люка. Нерушимая связь близнецов совместно с тем, что Люк видит своими глазами, подсказывает ему, что Лея любит его — но эта любовь не сестринская, не сталкивается эта любовь с потоком чувств самого Люка, а восполняет его, идёт с ним в одном направлении. Возможно… Нет, точно, чувства их взаимны. Но что-то внутри, в груди Люка клокочет и протестует против этого, затыкая ликующую, хохочущую от счастья мерзость. Это что-то, что переломилось в нём после того, как он узнал про отца, про сестру… Про семью. «Ладно, я такой, но ты? Почему смотришь на меня так ты?» — Ничего, Лея, — он улыбается ей через силу, чуть не плача. — Конечно, нет. «Всего лишь встретилась мне. Всего лишь поцеловала меня. Всего лишь оказалась моей сестрой.» — Тогда в чём дело, Люк? — голос её вздрагивает. — Почему избегаешь меня? Люк молчит. А что отвечать-то? Что влюблён в неё и именно поэтому прячется? Что, даже зная о её взаимности, не может переступить через себя? Лея тоже молчит, глядя на него. Они сидят в полутьме первобытного жилища друг напротив друга. — Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, — без своего обычного задора, совсем тихо говорит Лея. Люк на секунду перестаёт дышать, глядя на краснеющую — а, вернее, в полумраке темнеющую — Лею. — Ты ведь… Ты ведь мой брат. Он вздыхает. — Да, сестра. И я… я тоже тебя люблю. Я просто должен был немного отдо… — Люк, заткнись. Я прошу тебя, — она придвигается к нему ближе. — Зря я сказала это… Ну, что ты мой брат, понимаешь? Глупо как-то, да? Называть тебя братом, после тех поцелуев. Ужасно неловко. Люк понимает, к чему клонит сестра, но не может позволить этому расцвести в ней, как оно пустило корни в нём. — Допустим? Лея закатила глаза. — Представь только, Люк. Ведь мы могли и не узнать, так? — она вновь, как тогда, на празднике, сжимает в своей руке его живую руку, пригибаясь к нему чуть ближе. — Могли, — соглашается Люк. — Но узнали. — Какой же ты дурень! — отнимая свою руку от него, возмущенно полушёпотом говорит Лея. — Может скажешь уже правду? — Так я начал говорить, а ты меня заткнула! — Потому что ты начал говорить ложь! «Пожалуйста, хватит мучить меня.» Люк вздыхает, а затем холодно смотрит ей прямо в глаза, произнося всё ту же ложь вновь. — Я видел смерть отца и просто хотел отдохнуть от всего, что напоминало бы мне о… семье. Вот и всё. Отчасти, это правда. Лея укоризненно глядит на Люка — а что ты ожидала услышать, родная? И она хочет ответить ему что-то, но не успевает — в шатре вдруг светлеет, так, что испуганно обернувшиеся к свету близнецы щурят глаза. — Что за встречи без свидетелей? — слышит Люк удивлённый голос Хана. Люк, полуслепой от слишком яркого для него света — ведь он уже несколько дней не выходил под солнце, различает лишь в одном голосе Хана не только удивление, но и тревогу, плохо сокрытую его шуточным тоном. Значит, помнит разговор? Ревнует? Люк на секунду чувствует удовлетворение, едкое ощущение маленькой победы. Он не желает Хану зла, но… Хан — тот, кто может признаться в любви Лее свободно, если того захочет; он может встречаться с ней и жениться на ней при желании. И эта ревность Хана — она на секунду даёт почувствовать Люку равное с ним положение, словно бы Хан своей ревностью допускает возможность иметь такие же права Люку. — Не твоё дело! — вспыхивает Лея, вскакивая с колен. Толкая Хана с дороги, она быстрым шагом выходит из шатра Хан всё также удивлённо смотрит ей вслед, а затем обращает взор на Люка. — Так что случилось-то? — непонимающе спрашивает он. Люк смотрит на него исподлобья. — Лея тебе уже всё сказала самым кратким способом, — язвительно проговаривает он. Хан мрачнеет. О, солнца Татуина, как бы не рассмеяться! — Ничего особого, Хан. Тебе это точно не нужно. Люк видит, как в Хане медленно закипает злоба. Хотя нет, ярость. Люк в который раз едва удерживает себя от желчного смеха. Единственное, что его может веселить во всей этой ситуации! Хан, поджимая губы, резко задёргивает вход в шатёр. Вокруг Люка вновь сгущается тьма. И одиночество. Только удаляющиеся шаги Хана напоминают о том, что пару мгновений назад здесь что-то происходило. Быть может, всё-таки стоило признаться Лее? Она тоже ждала этого, так? Нет, лучше сидеть со своей мерзостью наедине, хороня боль в себе, не в других. Люк зарывается поглубже в своё гнездо, свыкаясь с пустотой внутри — ведь это единственный спутник, которого он позволяет себе. Раз в век одно из солнц-близнецов Татуина догоняет другое. Но их встреча — иллюзия плоского небосклона. В необозримом космическом пространстве они всегда далеки друг от друга. А прикосновение их непредсказуемо — как может возникнуть новая звезда от их слияния, таковы шансы и на взрыв, могущий уничтожить всё вокруг.***
Лея прекрасна. У ней белое платье с кружевом, а на ушах бриллианты. У ней в волосах лёгкие ленты и драгоценные камни, а поверх — прозрачная фата. Нет, никому Люк не позволит остановить эту свадьбу. Особенно себе. — Ты хоть понимаешь, почему я выхожу за Хана? Люк не удивляется такому вопросу. — Да, Лея. «Потому что пытаешься отвлечься. Потому что делаешь правильный выбор.» Чёрные глаза с возмущением и горечью глядят на него. — Так почему же… Люк… — алые от помады губы Леи сжимаются в красную ниточку. — Ты ведь знал всё. И тогда, у эвоков, знал. Зачем так со мной поступил? — Хан будет тебе лучшей партией, чем твой же брат, — мягко улыбается сестре Люк. — Мне же достаточно быть свидетелем. Лея долго молча глядит на него. — Если ты осуждения боялся, мы могли бы сбежать на край галактики, — тихо говорит она. — Где всем было бы всё равно. — Куда, Лея? Мы известны во всей этой галактике. Да и кто бы тогда стал Главой Республики? Второй Палпатин? Хан? Или, может быть, C-3PO? — пытается сгладить обстановку Люк. — Лучше пожертвовать отношениями двух людей, песчинок в море песка, чем благом всей галактики, не так ли? Лея же не улыбается. — Да, это верно, — вздыхает она. — Но иногда мне кажется, что я бы пожертвовала галактикой, только бы быть с тобой. Ради Хана я бы такого не сделала. Мне кажется, я делаю всё неправильно. Люк замечает, как по щеке Леи стекает одинокая слеза, размазывая тушь. — Ну-ну, Лея, — он утирает её слезу своим рукавом, заодно подправляя и не сильно смазавшийся макияж. — Наоборот, ты делаешь верный выбор, родная. Так будет лучше. Сегодня твоя свадьба в конце концов… Обычно такая сильная, Лея утыкается в плечо Люка, плача едва ли не в голос, искренно и громко, как дитя. Люк опасливо оглядывается и, не увидя вокруг ни Хана, ни кого-то ещё, прижимает к груди сестру. Гладит её по спине механической рукой, чувствуя расшитое кружевом платье словно издалека, как лёгкое дуновение ветра, как шёлк онемевшими пальцами. Прижимает к себе ещё крепче, так, будто видит в последний раз; целует её висок и содрогающиеся плечи. — Я не хочу замуж за Хана, — шепчет Лея приглушённо в плечо Люка. — Нет, не подумай, что я не люблю его… Он хороший человек, ты ведь и сам знаешь, но… — рука её упирается в грудь Люка. Она поднимает заплаканное, с растёкшейся краской лицо к нему. — Люк, я так не могу. Может, отменить церемонию? Я не знаю, что мне делать! Люк гладит Лею по плечам. — Подумай хорошенько. Ведь официально ты — принцесса. Многие будут искать твоей руки. И однажды тебе всё же придётся выйти замуж. Разве тебе захочется выйти за случайного принца, у которого из положительных черт только статус? Думаю, нет. Лучше ведь выйти замуж за хорошего друга, за человека, которого ты знаешь, так? Она кивает. — Видишь? Всё хорошо. Хан позаботится о тебе, клянусь, сестра… — Позаботится? О нём самом бы кто позаботился, — ворчит Лея хриплым от плача голосом. Ворчание — хороший знак. Лея приходит в себя. — Тем более. Он ведь пропадёт без тебя, наш старый добрый Хан. — И то верно. Люк приобнимает Лею за плечи, ведя её в противоположную от зала бракосочетания сторону, к уборной. — А теперь тебе стоит умыться, а то вся краска растеклась по лицу. Лея умывается быстро и выходит из уборной с приподнятыми бровями и немного натянутой улыбкой на лице. Весь праздничный макияж смыт, лишь красноватая от усиленного трения кожа у губ и глаз напоминает о том, что невеста была накрашена. — Тебе помочь накраситься заново? Может быть, не так хорошо, но… — Не надо, — вдруг говорит Лея. — я так пойду. Люк улыбается ей. — И хорошо. Тебе так больше идёт. И Лея тоже ему улыбается — только теперь искренней. Люк ведёт сестру в зал под руку. Подводит её к сияющему, волнующемуся Хану, а сам встаёт рядом, скромно наблюдая за их клятвами и поцелуем. Они машут гостям, а Люк стоит за их спинами. Солнце Леи светит ярко. Солнце Леи светит гостям, всему миру, всей галактике — и даже Люку. Он же отдаёт весь свой свет только ей да ученикам, медленно потухая вдали от неё. Но это его выбор. И всегда будет так.