Не-любовники

Остроухий едва не светился от счастья, когда Шквал позвал его натянуть новый чехол на диван, и за дело принялся с подозрительным энтузиазмом. Черно-фиолетовый ёж слишком поздно понял, что сегодня от скромного интима отвертеться не удастся никак, и обречённо спросил: — Напомни мне стоп-слово? — Как будет угодно моему Господину, — растерянно протянул Остроухий, — сколько можно спрашивать?! Шквал пожал плечами. — Слишком длинно, и я каждый день от тебя это слышу, боюсь не заметить разницы. Покороче никак? — Всё для Господина. Черно-фиолетовый ёж схватился за голову. — И как я должен понять, что ты больше не хочешь?! Черно-зеленый горько вздохнул. — Мы ведь будем касаться друг друга… Ты не заметишь, как я стану безропотной куклой? Шквал поджал уши и отвёл глаза. — Мне всё ещё трудно заглушить голос крови, я могу не заметить НИЧЕГО. Ты должен отвлечь меня, если не хочешь погибнуть. — О, я отвлеку, — серо-зеленые глаза отчего-то вспыхнули и помощник стыдливо поджал хвост, — ты же не станешь на меня обижаться за небольшую шалость? — Только если небольшую, — настороженно покосился на него Шквал, — и только если мне не будет за тебя стыдно. — Да не переживай, — коварно ухмыльнулся Остроухий, — никто не узнает! А мне так и вовсе стыдно не будет. Вождь сложил руки на груди. — Я подумаю над твоим предложением. Молодой берсерк сразу присмирел под его пристальным взглядом. — Как будет угодно моему Господину. — Я же сказал! — Шквал скрипнул зубами, — Это не может быть стоп-словом! Черно-зеленый ёжик только развёл руками. — «Тьма на нас смотрит» — тоже. Меня это, наоборот, заводит только сильнее. Черно-фиолетовый снова вздохнул. — Тогда как мне понять, когда ты уже умираешь, а когда — ещё нет? Помощник задумался. — Я полезу целовать… — Ты же знаешь, я так близко не подпущу. — …твои яйца. Ты засмущаешься и придёшь в себя. Шквал залился румянцем и отвернулся. — Подлец… Должно сработать. А если не дотянешься, то что будешь делать? Остроухий почесал затылок. — Начну заливать бред, что хочу сына от тебя. — Чего? — изумлённо покосился на него вождь. Остроухий кивнул. — Вот и я об этом. Не обращай внимания… Точнее, обращай, но не на слова, а на то, что я кукухой двинулся. Шквал кивнул. — Ладно, это — запомню, уж сыновей-то ты от меня точно не каждый день требуешь. Черно-зеленый ёжик хитро улыбнулся и про себя добавил «пока». Непокорный чехол наконец натянулся на все углы матраса, и, постелив сверху простыню, ежи сели рядом. — Нож твой или мой? — тихо спросил Остроухий. — Мой, — выдохнул Шквал, — принеси с кухни самый острый, какой найдёшь.

***

Остроухий дрожал от наслаждения, спиной ощущая, как твёрдая рука вождя уверенно ведёт нож, лишь самым его кончиком рассекая кожу. Стоны и поскуливание невольно срывались с иссушенных рваным дыханием губ. Шквал же сидел на нём верхом и старательно выводил карту города. — Сколько же патрулей отправлять по границам? Трёх мало, четыре и пять не поделишь, шесть… Трудно будет собрать столько бойцов. — Договорись с берсерками, — с трудом выдавил из себя Остроухий, — на юг патруль не нужен. Дозора хватит. Шквал провёл горизонтальную черту, обозначая край каньона. Черно-зеленый ёжик сдавленно пискнул и тяжело задышал, вцепившись в простынь. Шквал презрительно фыркнул и пересел на постель. — Ты всё? Берсерк быстро пришёл в себя и, не ощутив на себе хозяина, подполз к нему и принялся покрывать поцелуями его ногу. — Умоляю о прощении за несдержанность! Твой раб научится себя контролировать, только умоляю, не отталкивай его! Шквал только вздохнул в ответ: — Да хватит уже твердить, что ты — раб, ты мне должен, я помню, я принял тебя в клан не поэтому! — Благодарю, — облегчённо вздохнул несчастный и снова подставил ему спину, — на север и запад — по одному патрулю, на восток — два. Или три. Это будет зависеть от результатов переговоров с ехиднами. То поселение хоть и небольшое, но крепкое. Зря враждовать с ними не стоит, но и на союзников они пока не тянут. Шквал взялся за шип под левой лопаткой и обвёл его остриём ножа по кругу. — А кто мне обещал, что ехидны проблемой не станут? — Умоляю о пощаде! — испуганно взвизгнул Остроухий, — Я имел ввиду, что они не будут проблемой, когда ты договоришься с берсерками! Черно-фиолетовый ёж нахмурился. — Ты вроде сказал, что клан Ржавого Кастета уничтожен… Кто занял их территорию теперь? Не получив в ответ ничего, кроме испуганного поскуливания, он вонзил нож в плечо черно-зеленому, и тот схватился за вдруг застучавшее сердце. — Ржавый Кастет уничтожен! — проскулил тот, отдышавшись, — Не весь… не полностью. Его остатки всё ещё пытаются сформировать стабильную иерархию. Всё ещё безуспешно. Шквал недовольно фыркнул и медленно провел лезвием по шее, оставляя полосу крови на зелёной шерсти. — Ты же знаешь, как я не люблю ложь. Не можешь сказать правду — молчи. — Прошу прощения, — лёг перед ним помощник и принялся целовать его ногу, — мой дед… — Плевать мне на твоего деда, он больше над тобой не властен. Развернись. Остроухий с сожалением отпустил его ногу и сел спиной к хозяину. Тот скользнул ножом по ребрам, обозначая берег реки. Берсерк взвизгнул и жалобно заскулил: — Господин, сжалься! Шквал только закатил глаза в ответ. — Что, опять? — Умоляю! Пощади! — на нём аж вся шерсть поднялась дыбом. Черно-фиолетовый ёж скрипнул зубами и вогнал нож сбоку ему в бедро. Остроухий с воплем рухнул на постель. Его тело ещё четырежды сжалось в судороге прежде, чем он смог отдышаться. — И ты всё равно продолжаешь утверждать, что не гей? — Да, Господин! — черно-зеленый ёжик поджал уши. — А я слышал, сколько ты одновременно можешь взять под хвост. Такое даже вообразить не выходит. Лжец. — Но я не лгу! — встрепенулся Остроухий, — А это… Пока я не женюсь, мне совсем негде взять Света. А у парней он передаётся только со спермой. Приходится приспосабливаться. — Целебная сперма? — удивлённо хмыкнул Шквал. — Нет, если намазать на рану — не поможет. Только внутрь, и не важно, с какой стороны. Черно-фиолетовый ёж аж скривился, представив их любовниками. — И продолжаешь утверждать, что не гей. — Да. — А третий стояк за день на меня почему? Остроухий смутился и подгреб под себя окровавленную простынь. — Поздно, я видел. — Мой Господин — любимец Бога, а мы все любим Смерть, и к Нему любая близость желанна. Даже если через Тебя. Шквал недовольно фыркнул. — Оставь эти сказки кому поглупее. Ты не о нём думаешь, когда лежишь подо мной. Ты не посмел и никогда не посмеешь делать это в моей спальне, потому что это для тебя вдвойне свято. Черно-зеленый ёжик поджал уши и снова принялся целовать его ногу. — Ты владеешь моей жизнью и в твоей руке нож. Мне такой демонстрации силы достаточно, чтобы двинуться кукухой. А уж в какую сторону — решаю не я. — И всё равно умоляешь меня сделать с тобой это. — Я не хочу, чтобы мортидо душило тебя. И хочу приблизиться к Тьме. И хочу твоих рисунков на спине, мне это льстит. — Хватит, — Шквал опрокинул его на спину, сел ему на живот, одной рукой взялся за подбородок, а второй прижал нож к щеке, — нарисовать тебе сердечко? Прямо вот здесь, — он провёл остриём, выводя рисунок кровью. Остроухий вздрогнул и отвёл взгляд. — Как будет угодно моему Господину. Черно-фиолетовый ёж задумался, ощутив эту перемену — помощник больше не ждал продолжения игры. Он покорно ожидал исполнения приговора. Шквал перебрался на постель и молча провёл глубокую царапину по его руке. Берсерк тонко пискнул и бросил на него умоляющий взгляд. — Господин, ты недоволен? Вместо ответа вождь вонзил нож ему в ладонь. Остроухий встрепенулся и, разглядев блеск в глазах хозяина, поспешно подставил под следующий удар спину. — Я люблю тебя. Но Шквал больше его не слышал — он кромсал собственный рисунок, без разбора перечеркивая кварталы, улицы, перекрёстки и границы. Остроухий кончил ещё дважды прежде, чем голова стала тяжелеть от потери крови. Заметив это, он робко оглянулся. — Господин? Черно-фиолетовый ёж всё так же яростно вычеркивал перечеркнутое, кромсал береговую линию и надсекал край каньона. Остроухий опустил уши, понимая, что между этой постелью и гейской оргией ему придется сегодня побывать ещё и на больничной кушетке. — Господин! — он неловко развернулся на месте и уткнулся носом ему в пах, — Как бы было хорошо зачать от тебя сына… Удары хоть и не прекратились, но заметно замедлились — Шквалу пришлось раздвоить внимание на окровавленную тушку под рукой и то, чем она занимается у него между ног. А между ног оказалось приятно. Настолько приятно, что мозг так и не захотел включаться. Остроухий спрятал под собой выскользнувший из руки вождя нож и принялся сосать так, как не сосал никому. — Как же я рад, что мне было, на ком поучиться, — выдохнул он, проглотив сперму хозяина. Шквал сидел, опираясь на руки, и не спешил возвращаться к реальности. — Надеюсь, этого хватит, чтобы зачать от тебя сына. — Чего? — вождь изумлённо распахнул глаза. — Ничего, — вяло усмехнулся Остроухий, — проводишь меня до больницы? Слишком много ступенек. Я могу… — Я опять… — хотел спросить Шквал, но, увидев размеры лужи крови под ними, понял всё и без слов, — А ну встань. Берсерк покорно сполз с дивана и, на миг выпрямившись, снова согнулся и опёрся на край матраса обеими руками. — Прошу прощения, — израненный ёж поджал уши, — мне только лестницу, дальше я дойду. Шквал толкнул его в здоровое плечо, и берсерк отшатнулся, пробежав пару шагов по инерции, но всё же устоял на ногах. — Ну, может, и дойдешь. Но я хочу убедиться. — Как пожелаешь, — Остроухий опустил голову и не поднял взгляд, когда вождь поднялся с дивана и подошёл вплотную. — На мне только кровь или что-нибудь ещё? Черно-зеленый ёжик пристально осмотрел его шерсть. — Только кровь. — Ты уверен? — Да, Господин. Я не упустил ни капли. — Значит, никому не будет дела до таких мелочей. Что ты скажешь врачу? Остроухий поджал уши. — Что Господин меня пытал. Шквал обхватил ладонью его шею. — Почему пытал? — Потому что Господин хочет знать слишком ценную информацию, а я не хочу предавать деда, по крайней мере, пока он жив. Черно-фиолетовый ёж спустил руку на плечо и одобрительно хмыкнул: — Убедительно. Хаос Контроль! Сыграть раздражение и презрение оказалось легче, чем сбить друга с ног и швырнуть в первый же попавшийся на глаза угол. Новый чехол на диване оправдал себя в полной мере — кровь хоть и окрасила его, но не впитывалась, капля за каплей стекая по простыне на пол. Шквал свернул в нём простыню, вынул окровавленный нож и отнёс полоскать в ванную. — Забавный пацан, — усмехнулся голос Мефилеса за спиной. Шквал сделал вид, что не услышал, только сильнее включил воду и отложил нож в раковину. — Почему ты его терпишь? — шепнул Бог тьмы прямо на ухо. — А почему я терплю тебя? — фыркнул черно-фиолетовый ёж. Мефилес воплотился через его тень и повернул его лицом к себе. — Хочешь дерзить — делай это мне в лицо. Шквал лишь небрежно отмахнулся и выключил воду, когда ванна наполнилась. — Не нравится — так и скажи, хоть щас пойду и прирежу. Мефилес повёл ушами, обдумывая его слова, пока ёж таскал мокрое бельё из ванны на пол душевой кабины. — Нравится. — Тогда не мешай. Черно-серый ёж хитро прищурился. — В следующий раз затащи его в спальню. Шквал хотел опять включить воду, но отвёл руку. — Хочешь его убить — натрави на него собратьев. Мефилес коварно ухмыльнулся. — Я припомню тебе это, когда ты в следующий раз попросишь спасти его. Черно-фиолетовый ёж скрипнул зубами, перетащил бельё обратно в ванну и включил воду. — Убей его уже, и дело с концом. Тьма насупился. — Так будет неинтересно! — Ну, как хочешь, — Шквал развёл руками и принялся гонять постель по кругу, чтобы она быстрее выполоскалась. Мефилес хмыкнул, что-то вспомнив. — Надо тебя кое-с-кем познакомить. — Это ещё с кем? — удивился вождь. — Узнаешь, — коварно ухмыльнулся Бог зла, — будет весело. Шквал покосился на над чем-то рассмеявшегося ежа, растворившегося в воздухе, пожал плечами, опустошил ванну и засунул заметно побелевшую постель в стиральную машинку. И, только убедившись, что ни подглядывать, ни возвращаться он не собирается, включил холодную стирку, вымыл нож, сел на пол, обнял его и расплакался. — Я мог бы быть рядом, если бы… Если бы только не… Я никогда не устану проклинать твоего возлюбленного бога. С хмурой миной подточил и отполировал нож, спрятал в тумбочку в гостиной и сложил диван. — Он всегда будет отнимать всё, что мне дорого. Тебя я ему не отдам. Ни за что. Даже если это будет стоить нам дружбы. Только смыв с пола всю кровь, он наконец забрался в душ и смыл её с себя. Даже не до конца высушившись, он добрел до кровати, свернулся клубочком под одеялом и уснул тяжёлым сном без сновидений — Мефилес действительно отвлекся, подготавливая участников к судьбоносной для Шквала встрече.