Трубы с дапстэпом

не бечено - Мне кажется, или эти трубы отдают дабстэпом? * * * Бен Бэкхен - юноша из высшего общества, выросший в столице и имеющий все, кроме дачного участка. И, черт возьми, именно сейчас отец отправил его в пригород за этим самым участком. Господину Бену пришлось собрать вещи и отправиться на машине в долгий путь в пригород Сеула, в дом семьи Пак, которая продавала свой участок. Пак Чанель. Не сказать, что бедный, но и не богатый парень, живущий в деревне со своей семьей и занимающийся полагающимися деревенскому парню делами. И его огорчало, что его огромный дом, который он вместе с отцом перестраивал с первого кирпича, и его великолепный сад, и веранду, за которыми он ухаживал вместе с мамой и сестрой, продают какому-то богатенькому мальчику только ради развлечения. Ведь саду нужен уход, а дому - присмотр. Когда долгожданный день приезда Бэкхена настал, оба представителя младшей мужской половины были не рады этому. Сам Бэкхен был дико уставший с дороги, а Чанель был измотан работой в саду, что ухудшало его и без того плохое настроение из-за приезда богача. Собственно, Бэкхен приехал очень вовремя, так как в тот момент, когда тот уже входил на кухню к огромному столу в честь его приезда, с другой стороны в эту же комнату заходил Чанель, искавший свою верхнюю одежду, которую он всегда снимал перед работой в саду. - Здравств... - Бэкхен встретился взглядом с Чанелем. Великолепное загорелое тело с перекатывающимися мускулами, тяжело поднимающейся от жары грудью и блестящее от пота - Бэкхену просто трудно было оторвать от него взгляд. - ...уйте, - еле продолжил он. - Меня зовут Бен Бэкхен, я - младший сын господина Бена, который отправил меня осмотреть участок на пригодность, - каждое слово давалось с трудом, а прожигающий взгляд парня напротив пробуждал в нем что-то не то, как он сам думал. Чанель же забавлялся. Как в старые времена, думал он: Бэкхен - богатый парень из города, женственный, бледный и невероятно красивый и он, Чанель, - грубый, неотесанный мужлан из деревни, вечно пропадающий во дворе и всегда потный. Небо и земля. Даже за столом Бэкхен был воплощением изысканности и изящества, тонкости и четкости. То, как он держал столовые приборы, как он ел маленькими кусочками, как управлялся с ножом. А Чанель... Вилка и нож были явно не для него придуманы. Определенно, нет. Вторая встреча Чанеля и Бэкхена произошла в спальне второго. Нет-нет, все было прилично, даже слишком. Чанель просто пришел застелить кровать господина Бена, как он его в шутку прозвал. Когда Чан вошел в комнату, он увидел Бэкхена, который полулежал на диване и читал какую-то книгу, которая явно была интересной, раз уж тот даже не взглянул на Чанеля. Или он просто считает это ниже своего достоинства - посмотреть на деревенщину. Но пока Чанель застилал постель, Бен не мог глаз оторвать от этих сильных, уверенных рук, которые контрастировали с белоснежными покрывалами. А Чанель думал о том, что он никогда не сможет стать таким же богатым, как Бэкхен. И что уж говорить о красоте... Следующий раз они встретились в саду. В любимом саду Чанеля. Тот неизменно работал без футболки, подставляя плечи под палящее солнце. Его рыжие кудри буквально светились. Бэкхен на минутку подумал, что перед ним не человек, а бог, но одернул себя. Чанель, наслаждаясь работой, не заметил Бэкхена. Второй же бродил по дорожкам, пробуя на ощущения запахи цветов и фруктов. - Ай! - Чанель поднял голову и увидел Бэкхена, лежащего на земле и прижавшего голову к коленям. Он сразу же побежал к нему, пытаясь понять, что произошло. - Болит? - обеспокоенно спросил Чанель, проведя кончиком пальца по огромной шишке на голове Бэкхена. - Ай-ай-ай, больно, больно, перестань, пожалуйста! - убрав руки с лица, прохныкал Бэкхен. Чанель застыл на месте. Заплаканный, до дрожи уютный Бен, которого хочется прижать к себе и оберегать от всего на свете. Бэкхен же любовался красивым лицом Пака, с которого стекали капельки пота, и ничего, что на его дорогой костюм. - Пойдем, обработаю, а то через пару часов будет как черная дыра. Давай, - Чанель протянул руку, помогая Бэкхену подняться. Тот, всхлипывая и вытирая слезы, поплелся за рыжим, стараясь не заплакать снова. Крепкая ладонь, сжимающая его ладошки, была будто спасательный круг. И Бэкхену было приятно чувствовать эту силу. К его удивлению. - Ай... - немного неуверенно проныл Бэкхен. Было больно, но не хотелось показывать этого. - Я знаю, каково это, - усмехнулся Чанель. - В детстве себе шишек понаставлял. Ты осторожнее в саду. Там много чего неизвестного и опасного. Лучше ходи со мной вместе, потому что тебе надо привыкнуть к местности. - Бэкхен явно немного сошел с ума, так ему нравился этот глубокий голос Чанеля. Отныне встречи Бэкхена с Чанелем происходили каждый день, потому что первому ничего не было известно про деревенскую жизнь, а второму было интересно наблюдать за эмоциями старшего. Бэкхен не скрывал своего восхищения, радуясь всему, как ребенок, а Чанель улыбался своим мыслям. Ведь не все богачи, как оказалось, занудные и высокомерные. Бэкхен хотел попросить Чанеля одевать майку во время прогулок в саду. Правда-правда хотел. Но как-то язык заплетался при виде этих плеч, груди и торса. А руки... Боже, какие у Чанеля были руки! Бэкхен был готов поклясться, что за рулем своей машины он хотел бы видеть этого человека с этими восхитительными руками. - А у тебя есть права? Вроде бы, откуда деревенскому парню найти водительсткие права, но у Чанеля они были. Ведь не всю жизнь он провел в деревне. К удивлению Бэкхена, у Чанеля было великолепное городское образование, законченная на отлично школа и прелестный дипломчик государственного университета биологического факультета. Именно этим Чанель и объяснил свою любовь к растениям и садоводству. И Бэкхен мог поклясться снова, что всегда думал, что биологи - чистой воды очкарики, совершенно не знающие ничего о спорте и не владеющие малой частью знаний о гаджетах. Чанель умеет переубеждать. Еще больше - удивлять. Когда эти руки коснулись руля, Бэкхен попытался сжаться в как можно меньшие размеры, потому что ему ну никак не хотелось показывать свое возбуждение. Свое первое в жизни возбуждение. А ведь Бэкхен не маленький мальчик, да и девушки у него были. Только вот ни с кем не хотелось. И пусть Чанель рулит, как ненормальный, сошедший с ума, и они, по сути, могут разбиться, но Бэкхену как-то не до этого, потому что если не авария, то уж инфаркт его доведет до смерти. Потому что эти руки - слишком пошлое зрелище для его невинных глаз, которые видели только молочные груди девственниц и пару раз белоснежные ягодицы. Бен даже немного с сожалением подумал о том, что ни разу не видел святую всех святых - великий и ужасный клитор. Но зачем ему молочные девственницы, если перед ним сильный, властный и уверенный в себе мужчина. Именно мужчина. И Бэкхен впервые захотел, чтобы этот мужчина овладел им и оставил себе. Пусть даже это выглядит как рабство. Чанель вовсе не глупый малый. И он прекрасно видит, что творится с Бэкхеном. И он прекрасно знает причину алого румянца на нежной коже. Что о Чанеле... Да не было у него никого. Только поцелуй с милой куколкой в пятом классе. И то - по глупости и красоте девчушки. Та, действительно, походила на куклу. В университете же Чанелю открывались новые просторы молочно-белой кожи, пухлых губ и стройных ног. Но как-то его это не привлекало. Но, знаете, его даже сильный мужской торс не привлек. И даже изнеженные юноши. Нет. В итоге, Чанель поставил себе памятку об импотентности и зарыл глубоко в яму свои сексуальные потребности. Только вот Бэкхен не просто потребность. И далеко не просто сексуальная. - Мне кажется, или эти трубы отдают дабстэпом? - озадаченно спрашивает Бэкхен, наблюдая за Чанелем, который пытается настроить воду на горячий лад, хоть те безумно сопротивляются красивейшим рукам безумного рыжика. На мгновение Чанель останавливается, поднимая удивленный взгляд на Бэкхена и сотрясаясь от хохота. Никто и никогда в жизни ему не говорил такой фразы. «Я потерплю,» - говорили люди, впервые увидевшие туалет, стоявший на улице и называвшийся туалетом только по причине глубокой дырки в полу. «Я лучше в озере,» - отвечали ему друзья, увидев старейшую ванну и борясь с приступами страха, что потолок свалится. «Я посплю на улице,» - сопели знакомые, не желая засыпать в старинном доме, где все буквально кишело привиденческим духом. А Бэкхен не жаловался ни разу, да и замечание про трубы больше напоминало комплимент. Чанель и Бэкхен провели полчаса идущей в никуда холодной воды, смеясь и пытаясь успокоиться, пока трубы отбивали дабстэп, а вода из крана хлестала, мягко говоря, ледяная. После еще получасового мучения, вода сдалась рукам Пака и все-таки позволила себе захлестнуться горячим потоком. Радости старшего было не счесть. А ужаса младшего и тем более. Потому что чертов Бен Бэкхен начал раздеваться прямо перед ним, не ожидая опустошения помещения посторонним объектом, которого он знал меньше месяца. Хоть отец и просил сына вернуться в город и заполнить наконец-таки бумаги, но Бэкхен выжидал момента, который он прозвал «Чудо». Потому что только чудо могло случиться, а уж явно не добровольное, и уж тем более осознанное, желание Пака. А именно - полюбить Бэкхена. А ведь ни один из них не додумывался о мыслях другого. О мыслях, в которых были мокрые прикосновения, горячие поцелуи, а потом слова «Да быть такого не может, он со мной не останется». Ведь, знаете, разные сословия и все в этом духе. Единственный, кто мог послать свою сословность к черту - это Чанель. Потому что, черт возьми, он родился в городе, он вырос там и получил образование, а Бэкхен - понимающий человек, и о причине переезда Чанеля в деревню никого не вздумал спрашивать, потому что и так все ясно. Любовь к природе. Младший просто был фанатиком свежего воздуха, а старший тоже полюбил природу. Потому что именно там, помимо их будущей постели, Чанель снимает свою майку и предстает в совершенно другом свете. В лучшем, надо сказать, свете. Нет, он прекрасен и в одежде, но без нее, все-таки, лучше. Чанель был не против переехать в город тотчас, стоило бы Бэкхену лишь намекнуть об этом. Но Бэкхен не намекал. Он всего лишь сказал об этом прямо. С огромной разницей в части «переехать в город». Бэкхен просто попросил остаться. Так сказать, на всю жизнь. Теперь эти двое проводили вместе слишком много времени, поэтому не всегда до старшего удавалось дозвониться его нетерпеливому отцу, который хотел уже получить свой огромный участок с бонусом в виде особнячка и нехилым садом. Только, знаете, Бэкхену как-то плевать на своего отца. Потому что «этот дом не продается, папа». На расспросы отца почему да зачем Бэкки ответил просто. Потому что мое сердце нельзя продать. Все изменилось в какой-то до одури жаркий день, когда пчелы приставали к чересчур сладкому Бэкхену, а Чанель выглядел слишком уж привлекательно под лучами солнца, в поту, к тому же, без майки. Эта, якобы дурацкая, причина Чанеля, помогла, ну, или просто вызвала у Бэкхена дикое возбуждение. Старший старался не дрочить в деревянной бане, потому что в первый раз сперма еле отмылась от бруска дерева. Причиной этому могло служить все, что угодно, но все же Бэкхен решил не рисковать. Из-за такого ужасного неудовлетворения в штанах все выпирало, пальцы на ногах поджимались, а ткань трусов уже была полностью мокрой. Радовало лишь то, что Бэкки был в плотных штанах, на которых не особо выделялась влага. Но, либо у Чанеля слишком хорошее зрение, либо выпирает слишком сильно, потому что в следующий момент младший уже сидел около Бена, самозабвенно поглаживая член сквозь ткань брюк и целуя, окутывая язык Бэкхена жаром своего рта, то и дело сжимая ладонь на промежности, отчего старший стонал прямо в губы своего возлюбленного и сильнее разводил стройные ножки. Осознание того, что они оба друг у друга – первые, пришло совершенно внезапно и как-то особо не вовремя. В постели. Только вот в помощниках у Чанеля был великий и всемогущий Интернет, а Бэкхену как-то рассказывал о самом процессе его похотливый шлюходруг, не в обиду ему было сказано, по имени Чонин. Этот вечновозбужденный парень не стеснялся стонать около Бэкхена, вызывая раздражение и дикий интерес к некоему До Кенсу, который смог превратить приличного юношу в колыбель разврата и цитадель похоти. Поэтому оба знали, к чему готовиться, как все делать и куда нажимать. Только пальцы у Чанеля длинные, а простата Бэкхена так и просится к ним. Собственно, прелюдии были отброшены к черту. У Бэкхена не особо большой запас слов. Корейских, китайских, английских и даже немного японских. Но все, что он чувствовал во время «вторжения», было для него чем-то, что можно описать только на великом индийском, и то, только из «Камасутры» или какой-нибудь еще Священной книги. В общем, ему было до одури хорошо, когда большая, налитая кровью головка члена Чанеля оказалась внутри. Такого дикого растяжения Бэкхен не испытывал, да и не мог испытать, всю свою жизнь. Но объяснить приятность происходящего было трудно, потому что в следующий момент внутри старшего уже была половина члена. И пусть было немного больно, но простата требовала к себе внимания и, казалось, сама набухала только для того, чтобы даже не входя полностью, Чанель мог ее стимулировать. Но как-то обоим этого было мало. После первого, по-настоящему громкого стона Бэкхена все пошло как-то лучше и быстрее. Потому что Чанелю стало невыносимо узко. А озорная улыбка старшего говорила о том, что ему об этом рассказал все тот же испорченный ребенок, так сказать, провел урок мастерства «Что может быть приятно твоему партнеру». И Чанель готов был поклясться, что Бэкхен – лучший в мире ученик. А иначе объяснить свою эйфорию он не мог. Не мог объяснить и свою Бэкхен. Потому что когда большая ладонь легла на головку его покрасневшего от возбуждения члена, размазывая обильно вытекающую смазку, ему захотелось кричать так, чтобы горло болело две недели, а голоса не было целый месяц. Это было слишком приятно. Особенно когда движения стали интенсивнее, а толчки глубже. Вот только Бэкхен блещет сюрпризами. Уложив Чанеля на спину, он сам насадился на него, при этом стараясь указательным пальчиком аккуратно проникнуть внутрь своего любимого и добраться до простаты. Когда он нащупал ту самую точку, Чанель не выдержал, вскидывая бедра вверх. Таких ощущений он не испытывал еще ни разу. Соответствуя темпу, Бэкхен почти прыгал на Чанеле, в такт вторгаясь в младшего и касаясь простаты. Пак бы не удивился, если бы к ним прибежала его мама или, что еще хуже, отец, спрашивая, все ли с этими двумя в порядке, потому что Чанелю хотелось сказать, что нихрена он не в порядке. * * * Утро встречало Бэкхена с полевыми цветами, приятным запахом его любимых яблок и таким знакомым ему ароматом персиков, которые так любил Чанель. И не было ничего лучше видеть, как Пак старается помочь своей маме печь пироги с корицей, а его отец ломал дрова, напевая какую-то песенку из детства. И Бэкхену было хорошо. А Чанелю – еще лучше.