Violent dreams

— Хан Джисон! — входная дверь хлопает с таким грохотом, что, кажется, висящая «Незнакомка» Крамского и полка с фотографиями готова рухнуть спустя одно движение ворвавшегося Минхо. Хан мирно устроился в кресле, где обычно ждёт своей утренней яичницы от возлюбленного, его ничего не тревожит сейчас, ведь в наушниках играет что-то бодрое, огибая крики из прихожей. — Джисон, мать твою, — сейчас Хо в ярости ищет по квартире своего горячо любимого парня, перед этим закинув в угол свою обувь, которую в иной раз только бы поставил и лишний раз боялся бы тронуть — уж дорогая. Он очень зол. — Ой, Хо… Я не заметил как ты… — Минхо в два шага оказывается напротив такого домашнего в данный момент мужчины, который не понимает таких реакций. Он не даёт ему договорить: хватается за подбородок, заставляет подняться и смотреть в глаза. — Разве я не говорил, что не люблю, когда меня выводят на людях? Не говорил, что не люблю оглашать подробности личной жизни? — строго спросил Хо, искусывая нижнюю губу скорее по привычке. — Какой ты очаровательный, когда злишься. Ну чего ты? — рука Джисона ложится на чужую щеку, мягко гладя кожу. Её сразу же перехватывают, параллельно грубо берутся за талию свободной рукой, прижимают к ближайшей стенке и разозлённо глядят в глазах. — Ничего себе… — Заткнись. Мне надоело, — талию сжимают ещё сильнее, ногти впиваются в кожу совсем ощутимо даже через футболку. Весьма и весьма больно. — Ты не выполнил ни одной моей просьбы. Думаю, я должен заставить тебя уважать себя, — уже не так мягко произнёс Хо. — Хо, ты просто… — Заткнись, — тот не даёт ему слово, внутри горит какая-то детская обида. Минхо хочет потешить своего недовольного ребёнка внутри. Он отпускает талию и грубо хватается за щеки Джисона. Сжимает их так желанно. В крови, кажется, становится больше адреналина, чувствуется власть над своим партнёром. Хан даже не успевает опомниться. Его подхватывают и перекидывают через плечо. Он же и не смеет противоречить. Джисон заслужил. Оба уже не помнят как оказываются в спальне, сейчас перед глазами друг друга жалкие попытки снять с Минхо рубашку, не прерывая поцелуй, в который Хо вкладывает всю злость на парня. Он ведет. А Джисону это и нравится. Ярость Минхо, которая ощущается в одних только прикосновениях, в поцелуе, жадных взглядах. Одна пуговица отлетает за пределы ковра, лежащего у кровати. Слышно как она отскакивает по паркету и куда-то закатывается. Ни Хан, ни Хо не слышат этого. До их ушей доходят лишь тихие стоны друг друга. Будь они немного выпившими футболка Джисона, кажется была бы порвата, но сейчас она лишь мягко приземлилась на край кровати. У Хо нет времени целиться.  — Думаешь, что уйдешь довольный после своего проступка? Сегодня ты кончаешь без рук, — Минхо схватился за шею Хана в районе кадыка и большим пальцем опёрся на подбородок, чтобы тот поднял голову и посмотрел в глаза. — Я запрещаю отводить взгляд. Тебе должно быть стыдно за своё поведение, — Хо хватается за чужое бедро, облачённое лишь в домашние шорты. Летят они туда же, к рубашке, на пол. — Тебя возбуждает такое поведение. Зато все уверенно считают, что я должен быть на твоём месте… — звонкий шлепок приходится на внешнюю часть бедра, затем рука уходит к внутренней коже. Он знает какая она чувствительная, поэтому не смеет ударять. Минхо ласково гладит. Касается всего, но не там, где Хан так желает. — Хочу слышать тебя. А именно твои извинения, — ещё один шлепок по тому же месту. Хо уже кажется, что наказывает не нижнего, а самого себя. В брюках становится невыносимо тесно. Ему приходится терпеть. — Не слышу, — строго рявкает Минхо, судорожно расстёгивая ремень, который уже через минуту оказывается завязанным на руках такого беспомощного Хана, извивающегося на кровати ещё сильнее. — Извини… — еле выдавливает из себя тот, кое-как хватая желанный воздух, которого будто не достаёт. Джисону кажется, что он вырубится от такого возбуждения, которое накрывает сильнее любого, стихийного бедствия, алкоголя или веществ. — …пожалуйста. — Не знаю. Думаю, одним «извини» на сегодня ты не отделаешься, — игриво усмехается Хо. Он залезает на кровать, позволив остаться себе в белье, раздвигает чужие ноги и умещается между ними. Его не стесняет стояк Джисона, дрожащие бёдра, тихие стоны. Минхо всё равно будет держать себя в руках, как бы ему не хотелось наброситься на нижнего. Он позволяет себе снять с Хана бельё, раздвинуть ягодицы и провести языком от промежности к мошонке. — Неужели ты… Какая ты шлюха, — расширенный вход говорит всё за себя. — Теперь ясно. Всё-таки раздвигать ножки ты любишь, не правда ли? — усмехается тот, а затем плюёт на свои пальцы и входит сразу двумя, на всякий случай проверяя. Несмотря на желание отомстить, рвать любимого человека не входило в его планы. Дальше идёт третий. После него Минхо утверждается в том, что тот сможет принять его без каких-либо трудностей. Последний раз давит на простату и с мокрым звуком выходит. — Что такое? Очень хорошо? Я плохо слышу тебя. — Да… Хорошо… Прости, пожалуйста… — высоко стонет нижний, не переводя взгляда с мужчины, который даже наказывает его просто великолепно. — Какой ты очаровательный, когда слушаешься. Ну чего ты? — Хо повторяет слова Джисона, не отказывая себе в том, чтобы поиздеваться над ним. Минхо заставляет того лечь сначала на живот, затем укладывает ладонь на его пах и заставляет подняться, уперевшись в подушку. — Хороший мальчик, — Хо тянется за заветной баночкой. Смазка оказывается на твёрдом органе Минхо. Ему уже слишком трудно терпеть. — Сколько можно воспитывать тебя? — Хо рассчитывает силы и сразу же толкается по самое основание, впечатав голову Джисона в подушку. В комнате слышны тихие подвывания Хана в ткань, которая его заглушает. — Какой ты очаровательный, когда стонешь, — сдержанно проговаривает Минхо. Он хватает его за плечо и начинает бешенными толчками доводить Хана до сорванного голоса. Нижний отчаянно стонет, желая схватиться за одеяло руками, либо же дотронуться до себя. Сегодня у него нет прав на это. Сегодня он плохой мальчик, который получает своё мучительно прекрасное наказание. Минхо жадно прикасается к тёплой спине грудью, наклоняется и сильно кусает того за плечо, позволяя прийти в себя хотя бы на секунду. Кажется в эту секунду Джисон готов кончить от одних только тяжёлых и низких от возбуждения стонов Хо. — Хочу видеть твоё лицо… — говорит себе под нос Минхо, а затем, не смея себе отказывать, заваливает Хана на спину. Эти слезящиеся глаза, пылающие бардовым пламенем от возбуждения щёки, вздымающаяся грудь, осыпанная родинками, отметками после прошлых ночей, раздвинутые ноги. Всё это так любит Минхо. Кажется, он мог бы мучить его ещё несколько часов, но от такого зрелища Хо еле сдерживается. — Хочется кончить? — усмехается верхний, смотря исключительно в глаза и не сбавляя темпа. — Да… Пожалуйста… — измучившийся Джисон уже не выдерживает и стыдливо изливается на свой живот с громким стоном. Минхо не заканчивает игру и выходит из Хана и берет его и свой члены в руку и начинает дрочить. Кончает он очень быстро, потому что не может смотреть на это воплощение похоти под собой. У Хо хватает сил только на то, чтобы завалиться на спину и устало уставить в потолок, вытереть руку о ткань одеяла. — Надеюсь, ты больше не будешь выводить меня…  — Не обещаю… Оба запыханно дышат, оба уже и забыли о том, что привело их к скрипящей кровати и громким стонам. Оба явно довольны. — Может развяжешь меня? — Да, да… Точно…