Поцелуи Солнца

      Вероятно, это чувство, какое так знакомо, скоро станет неотъемлемой частью жизни. В чём проблема? Очевидно, что в нём. Невезение или какое-нибудь предписание судьбы? В таком случае, судьбе уготовлено неласковое прозвище.       Только свет коснулся сада, прогнав мрак из его тёмных углов, как сразу стало ясно, насколько в действительности это тихое место. Как бы весело и ярко оно не смотрелось, сегодняшняя тишина была до ужаса едкой. И ни мелодия, что может заиграть в любой момент, с навязчивым желанием выесть твой мозг, и ни дети, способные разбавить тишь своим смехом и визгами, не смогли бы сделать этого в полной мере.       Так думал Мундроп, со скукой восседая на посту. Какая идиотская привычка приезжать раньше. Всегда можно понежиться в постельке дополнительные полчаса, и всегда можно успеть на другой автобус, который привезёт в нужную минуту, не заставив опоздать. Но Мун так не умеет. И помимо этого, сегодняшнее настроение заставляло только недовольно жаться в стул, чувствуя, как костюм липнет к пропотевшему телу от нетерпения.       Санрайз явился в сад через парадный вход, вероятно, надеясь избежать каких-либо встреч. И у него это получилось: он спокойно спустился на нижний уровень, благополучно скрывшись в гримёрной. Пользовался Санрайз парадным входом только в первые недели, когда атмосфера на рабочем месте стояла напряжённой, через время перестав боязливо относиться и к положению, и к Муну. По всей видимости, они начинают сначала.       Мундроп хмыкнул, восприняв этот протест несерьёзно. Вряд ли у Сани достаточно терпения. Правда, Санрайз до того долго торчал в этой гримёрной, что Мун был готов поверить, что ему придётся встречать родителей самому, но в конце концов, Солнце соизволило выйти в нужную минуту на пост, когда первое чадо было на подходе. Санрайз перехватил мужчину с его детём и повёл в сад, никак ни разу не оглянувшись, будто это числилось стандартной практикой.       Он вёл себя так, будто совсем недавно ничего не происходило. Мундроп не догадывался, что Санрайз умеет так искусно игнорировать и держать лицо. Тогда-то его брови поползли на лоб. Что-то сжалось внутри, заставив желудок извертеться в противном ощущении. Должно быть, это отчаяние. Как же гадко… Мун сидел, сомкнув губы, с навязчивым желанием подойти и поговорить прямо сейчас, наплевав на обязанности, но не мог себя заставить. По определению это звучало, как плохая идея. Он невольно сжал пальцы так, что большие пальцы, утонувшие в кулаке, хрустнули.       Они поменялись местами?       Дальше — хуже.       Так спокойно и снисходительно заниматься детьми, водить их в столовую, проводить с ними занятия, словно совсем недалеко и вовсе не маячило какое-то синее пятно… пятно, ха-ха. Подобное нужно уметь, и, оказывается, Санрайз умел.       Для чего этот показательный протест? Муну оставалось только хмуро наблюдать, пока Санрайз с привычной милой улыбкой клеил что-то с детьми. Божьих коровок, должно быть… Мундроп был готов искусать пальцы на руках!       Этот странный недоконфликт открывал Санрайза с новой стороны. Мундроп, к слову, не нашёл бы в себе столько терпения молчать, и, с огромной вероятностью, высказал бы обидчику всё своё мнение, не постеснявшись обрушить шквал выразительных ругательств и манипулятивных действий. Впрочем, обидчиков, которые без разрешения вдруг целовали его, он не имел. Более того, Муну часто доводилось быть инициатором первых поцелуев с кем-то. В остальном, людей, которые не вызывали у него какого-либо интереса, он быстро отшивал, в иной раз позволяя себе остро пошутить. Кухарки в счёт не входят, это особые индивиды…       А Санрайз так и не сдавался. Мундроп очень хотел верить, что в конечном итоге он падёт, но тот держался молодцом. Как жаль, что Муну это порядком надоедало. Какой бы угол в саду о не занял, где бы ни был во время первой смены — Санрайзу было по барабану. Вероятно, если бы Мун вечно не откладывал ручку, переломал бы её корпус пополам.       Больше всего его поразило, как произошла смена Солнца с Луной: Санрайз вывел детей из столовой после обеда, довёл до самого сада, а когда Мундроп встал у них на пути, оставил короткий опустошённый взгляд, после чего просто удалился, безмолвно передав обязанности второму воспитателю. Так нахально и просто. Мундроп стиснул зубы, почти скрипнув ими. Это было слишком.       Да, он виноват, серьёзно нарушил личные границы, обидел, но не желал подобного отношения. Только ощущение того, что это может быть какой-нибудь ответной манипуляцией, заставляло кипеть. Мундроп был готов поговорить обо всём, выслушать всё самое отвратительное о себе, но не был терпим до игнорирования. Он почувствовал, как его брови непроизвольно опустились — несложно представить картину угрюмого и презрительного выражения. Мун тут же сделал лицо проще, ощутив, как насупленный лоб расслабился.       Он не может злиться. По крайней мере, должен не он. Теперь ему становится ясно, как Санрайз когда-то чувствовал себя. Мундроп выпрямился и пошёл вслед за детьми, готовый вновь устраивать место перед тихим часом. Хоть что-то хорошее за всё это время.       Толстая книжка в руках, когда-то принесённая из дома, служила прекрасным путеводителем в мир сказок. И всё равно, каким бы взрослым Мун ни был, сказки он любил. Ровно так же любил и какие-нибудь стихотворения с глубоким смыслом, в иной раз и вовсе что-то незамысловатое. Может, ровно так же и того, с кем сейчас даже поговорить не мог.       По правде говоря, Мундроп когда-то очень не хотел коллегу, пусть смена в одиночку и была тяжёлой. Но начальство, с самого начала придумавшее Луну в паре с Солнцем, считало иначе, потому пришлось как-то смиряться с этим. Но и без этого голова Муна решила, что в Санрайзе что-то есть… Это было очень глупой и противоречивой мыслью, из-за которой Луна теперь не может собраться с духом, чтобы наконец прочесть детям книжку. И вообще, с каких пор Мундроп лишился своих принципов, решив, что отношения это здоровская и нужная вещь? До последнего момента он их не хотел.       Сейчас его Солнце, такое далёкое, мирно занимало своё место на посту. Санрайз не забыл и на этот раз прибрать ботиночки, в отличие от Мундропа. Он выдохнул, и тут же почувствовал, как его потянули за рукав.       — Вы же будете читать?.. — невинно поинтересовался один малыш, хлопнув своими любопытными зенками.       — Хах, ну конечно, да, — Мун, насколько мог, улыбнулся ему, начав листать книжку до нужной страницы. Сегодня детей ожидала сказка о дружбе. Как иронично. Мундроп было хотел пропустить её, но вспомнил собственный наказ, что дети должны услышать каждую сказку.       Забавный факт: ранее до Санрайза Солнце было женской особью. Учитывая острую придирчивость Муна, может, она и была душкой, но просто по определению не могла заинтересовать его. Зато благодаря ей Мундроп выяснил, что костюмов, как минимум, четыре, ведь у Солнца был женский вариант костюма с пышной полосатой юбкой, обувью на невысоком каблуке всё с тем же бубенцом на кончике и укороченными рукавами до локтей. В остальном был тот же ободок, перчатки, и грим, естественно; те же воротники, ленточки и завязки. Правда, воспитательница продержалась относительно недолго, в конечном итоге уволившись. Фактической вины Мундропа в этом не было, но, вероятно, его безразличие и малое содействие просто не позволили хрупкой даме проработать здесь дольше. Главное, что у них не было истерик.       Если Мундропу когда-нибудь доведётся увидеть женский костюм Луны — помолится. И, насколько можно было судить, отбор воспитателей проводился по неким внешним критериям, помимо профессиональных, так как никаких солнц на выбор Муну не предоставлялось. Но его вполне устраивал образ, которым его наделили с самого начала, если и не сказать, что он ему нравился. Пусть костюм порой бывал невыносимо душным, он всё равно был красивым и чудным. Мун уже и не помнил подробности женского костюма, но на Санрайзе мужской сидел чудесно.       Как жаль, что парень в прелестном костюме не желал и мимо проходить. Такое ощущение, словно Муну было обидней, чем должно быть Сани. А если он уволится? Боже мой.       Кончики губ Мундропа поползли вниз в чересчур расстроенном выражении от этой мысли. Примерно так рисуют губы грустным клоунам, выводя очертания красной яркой помадой. Читать, думая о своём, не самая хорошая идея: не контролируешь темп и сжёвываешь слова. Когда Мун поднял глаза, он заметил мирно сопящих детей, которых сейчас совсем не беспокоило чьё-то чтение или настроение. Тем лучше. А бросив взгляд дальше, он не нашёл лучистого ободка на прежнем месте. Новый вздох был таким тяжёлым и отчаянным, что воздух отказывался надолго держаться в лёгких. Как противно, слов не хватает.       Мун освободил ноги от гремящей обуви, чтобы вдруг не разбудить какое-нибудь дитё, оставшись только в одних носках. Правда, остальным бубенцам это не мешало. Поднялся и, мимо сладко спящих, прошёл к качелям, находившемся совсем недалеко от сонного царства. Самое лучшее место. За счёт скромных размеров качели, Мундропу пришлось согнуть ноги в коленях и привычно подпереть подбородок ладонью. Передавить сонные артерии и внезапно уснуть вместе с детьми…       Смотря на этих звёздочек, как когда-то прозвал их Санрайз, Мун невольно вспоминал себя в их возрасте. Иногда эти воспоминания были смешными, иногда неловкими, впечатляющими, а иногда печальными.       Одно из них ощущалось неоднозначно. Когда Мундроп был меньше даже этих ребятишек, может, до лет трёх, он был нервным ребёнком. Его подносили к зеркалу, только он начинал плакать. Мун сразу видел своё покрасневшее лицо, напряжённый лоб и заплаканные глаза. Очень смутно помнилось, из-за каких слёз это делалось, но хорошо помнились слова: «Посмотри на себя — красный, как помидор! Скривился весь». И теперь, когда ему пришлось смывать краски с лица, грязно перемешавшиеся с жёлтым на губах, он вспоминал это. Только теперь лицо не было способно выразить прежних чувств. Как всё сложно…       Через два часа был полдник, прошедший в полном одиночестве. Кухарки с детьми не входили в счёт. Ни странные сны не послушать, ни обсудить какой-нибудь бред… С каким-нибудь малышом или малышкой не обсудишь чего-то интереснее того, что знают они. А за свои пять-шесть лет они вряд ли обладали любопытной информацией. Хотя, детские истории порой бывали волшебными. Мундроп тоже хотел попасть в розовую и сладкую сказку, но мечтать — не вредно.       А Санрайз так и не появлялся. Напряжнее становилось от того, что было неясно, куда он мог уйти. К звёздам? Вполне вероятно. У него там завязались успешные связи. Интересно только, как Санрайз умудрился это провернуть. В действительности это неплохие люди и во многом это неудивительно, но, всё-таки, Мундроп от своего коллеги отличается значительно, потому не принимал сторону шишек. Сейчас же они казались врагами, укравшими воспитателя из сада.       А каким было разочарование, когда Солнце так и не вернулось обратно. Часы до ужина тянулись ужасно долго, будто бы автомобиль, застрявший в километровой пробке. А Санрайза нет и нет. Мундроп старался хоть внешне не выдавать своего не спокойствия, но где-то внутри уже крупно извёлся и взбесился. К сожалению, возможное терпение уже покинуло его вместе с потом. Сегодняшний аппетит отличался острым отсутствием, что никакая пища не казалась съедобной или нужной, даже обожаемый кофе. Но чтобы не почувствовать на себе тяжесть неощутимого голода, приходилось обедать. Не хотелось ещё физически чувствовать себя плохо.       А когда к порогу сада вдруг начали приходить родители, надежда начала гаснуть. Не факт, что Муну удастся выловить Санрайза до того, как он посетит гримёрную и благополучно сбежит снова. Вечно бегающий взгляд уже очень долго искал лучистый ободок, боясь упустить любой силуэт, что каждый раз оказывался родителем. Родители, родители… особенные кровососы, часто смотрящие на Муна, как на паразита. Будто бы он может сделать что-то плохое с их детьми. Зато к Санрайзу куда больше любви.       Оставалось уже парочка малышей, как глаз заметил кого-то, уходящего в сторону рабочих помещений. Мундропа всего затрясло от нетерпения и вскипевшего волнения. Так бы и сорвался с места, но не мог оставить детей одних, пока их любезно опаздывающие родители не придут.       Минута. И ещё одна.       Ох, наконец, явилась одна мамаша.       О, и ещё одна! Теперь ни одного ребёнка и постороннего взрослого.       Только женщина со своей дочерью покинули уровень с садом, Мундроп стремительно удалился к гримёрной. Какого было удивление, когда он всё-таки встретил там засобиравшегося Санрайза. Тот уже и грим смыл, и переоделся, облачившись в привычные вещи. Уже повесил костюм, готовый уйти.       — Ты уже собрался? — сходу начал Мун, преграждая путь к выходу.       — Ну да, — коротко ответил Санрайз, хлопнув своим глазками. Он казался спокойным, каким был и в саду. Смотрел прямо в нахмуренные глаза, словно не происходило ничего серьёзного.       — Ты совсем ни о чём поговорить не хочешь? — если бы не колкое чувство вины, Мундроп начал бы куда грубее. Он подбоченился, выставив руки в боки: это смотрелось комично и смехотворно, только Муну было совсем не до смеха. Глядя на Санрайза, что сейчас наконец остался с ним один на один, ему очень не хотелось упустить его. Если ситуация доведёт до пущих пагубных последствий, Мундроп может и не увидеть более красивых рубашек, вечных цветных фенечков и просто налитых синевой глаз. И кончатся все беседы и просто короткие взгляды…       — Нет, вроде… а что-то случилось?       — Действительно! — Мундроп раздражённо развёл руками, обратившись взглядом к потолку. Ответ Санрайза звучал так просто и беспечно, что Мун был готов схватить того за плечи и начать трясти. — Наверное случилось, раз ты так показательно не смотришь на меня весь день, будто я невидимка какой-то!       — … Тебя это почему-то волнует больше, чем меня, — Санрайз глянул куда-то в сторону, схватив свою ладонь второй. Не так уж-то ему и всё равно, раз заволновался. Только почему он не пытается уйти? И сам желает что-то сказать?       — Почему?! Разве ты совсем ничего высказать не хочешь?       — … Нет… — Санрайз утвердительно глянул на Муна, прямо и уверенно, оставив свои руки в покое и положив их по швам.       От подобного ответа напружиненные плечи Мундропа расслабились и опустились, а брови недоумённо поднялись. Было неясно, что за собой нёс этот ответ. Санрайз продолжил:       — … Мне понравился наш поцелуй. Это было странно и неожиданно, и пихнул ты меня неприятно, но ЭТО было приятно. А потом я испугался… — и снова опустил глаза. Пока Санрайз говорил это, он успел значительно стушеваться и порозоветь.       Это было… весьма неожиданно. Но Мундропа всё ещё терзали сомнения. Неужели только из-за испуга Санрайз так строго игнорировал его сегодня? А может, ему требовалось время, чтобы набраться смелости и сейчас сказать это? Какими бы доводы ни были, Мун смутно верил.       — Ты дурак или снова искусно притворяешься? — он скептично вскинул бровь, скрестив руки на груди.       Теперь Санрайз глянул на него ошеломлённо, но через секунду скуксился и помрачнел.       — А ты придурок! — вскрикнул он, совсем нетерпеливо подскочив к Муну. Стянул у того шапку с головы и тут же треснул его ею по лицу.       — Что ты творишь?! — запричитал Мундроп, отмахиваясь от шапочной атаки, но безуспешно. Удары не были болезненными, но колокольчик на шапке всё равно стукался неприятно то о лоб, то о нос.       — Я стараюсь говорить настоящие вещи, а ты вечно ищешь во всём подвохи! — Санрайз снова и снова колотил его, словно отмахивался от роя гадких насекомых, пока его руки не перехватили, остановив поток ударов. — А ты мне может быть нравишься, об этом ты не подумал?? — он дёрнулся и притопнул ногой, не сумев вырваться. Почти взревел, всё ещё выпуская носом горячий воздух, жмурясь и краснея от негодования.       Мун наблюдал за этим, сдерживая слабые ручонки, уже чувствуя грядущую истерику. Услышанное вводило его в ступор и лишь больше сводило с толку. Это было громко.       И в конце концов выдохшись, Санрайз расслабил руки, перестав буйствовать. Он устремил на Мундропа жалостливый взгляд, будто моля о чём-то.       — И чего ты хочешь? — только и спросил он.       В эту минуту Санрайз замолк, словно мысль в его голове требовала правильной формулировки. Он смущённо опустил глаза, но шевельнул одной рукой, чтобы вывернуть ей и дотянуться кончиками пальцев до тыльной стороны ладони в перчатке, что сейчас крепко сдерживала его руку.       — Повторить, — вдруг негромко проговорил он, снова налившись краской.       Мундроп глядел на него и не мог осознать услышанное, как следует. Но он действительно слышал это. Так просто не может быть… но это было! Правда удивительно наблюдать такого исступлённого Муна?       Он ослабил хватку пальцев, осторожно перехватив тёплые ладоши в свои. Он молчал, — вряд ли здесь нужны были какие-либо слова — но медлил. А должен ли он? Вероятно, это будет многое значить для Санрайза сейчас, вспоминая, как он яростно доказывал взаимность минуту назад.       Мундроп поднял одну руку к губам, после чего мягко поцеловал её. Будь в гримёрной камера — это было бы целой драмой для наблюдающего охранника. Немой драмой. Рука, не менее усыпанная веснушками, как и лицо, вздрогнула от внезапной нежности. Кончики пальцев налились кровью, а сама ладонь побледнела, как и обладатель, чьё личико так и не избавилось от красноты. Сосредоточенный взгляд красных глаз следил, исследуя зоны доступности.       Санрайз в конце концов подался вперёд первым, нарушив этот томный момент. Робко потянулся к Муну, поцеловав в сухие губы. Тот в свою очередь, не медля, напористо ответил, уложив чужую ладонь к себе на плечо, и заведя руку за спину, потянул на себя. Санрайз, не выпуская шапки из второй руки, обвёл ею шею, завёрнутую в ворот, притиснувшись грудью к груди. И неважно, что несколько минут назад он уже умывал лицо от красок — сейчас это было неважно. Так же неважно было то, как они ругались почти только что.       Они вцепились друг в друга так, словно этот раз мог оказаться последим. Мун так считал. После минуты ласки, поцелуй стал пылким и глубоким. Касаясь спины и шеи Санрайза, Мундроп даже сквозь перчатки ощущал жар, исходящий от него. Мягкие губы утопали под натиском чужих и жадных, ни на секунду не просыхая. Если попытаться описать их мысли в эти мгновения, получится представить только вакуум, заполненный искрами и яркими огоньками. Это будто бы дурманящий туман в голове после тяжёлого пробуждения, только более упоительный.       Как бы им не хотелось прекращать, естественная надобность в перерыве пересилила, заставив отлипнуть друг от друга. По взгляду Сани было заметно, что поцелуй вскружил ему голову и теперь он приходил в себя.       — Ты теперь синий, — коротко прокомментировал Мундроп, обращая внимание на краску, размазавшуюся на губах Санрайза.       Санрайз удивился и даже не сразу понял, что тот имел ввиду. Но когда он коснулся кончиками пальцев своих губ, действительно обнаружил на них лёгкий отпечаток краски. Санрайз улыбнулся и захихикал, что на носу появились складочки, — Уже представил себе, — зацепив взглядом испорченный грим на лице Муна. Он даже потянулся пальцем к нему, дабы смазать один кратер. Это лёгкое касание было не менее приятным.       — И что дальше? — вдруг поинтересовался Мун. От бывшей тревоги не осталось и следа. Может, только неверие, что всё это волшебство происходило на самом деле. Розовая сказка? Она сли-ишком сладкая, но ужа-асно вкусная.       — Домо-о-ой! — весело протянул Санрайз, и широко улыбнувшись, притиснулся к Мундропу, повиснув на нём.       Отличное предложение. Муну и без того уже было душно в этом костюме. Пора распрощаться с ним на сегодня. Покинуть сад, и, может, проводить кое-кого?

✧✧✧✧✧✧

      Погода снаружи оказалась прекрасной. Не холодно, не жарко — идеально. На улице уже давно смерклось, и только фонари с частыми магазинами встречались по дорожке, освещая путь. По мере отдаления от Пицца Плекса, он становился всё меньше и меньше, больше напоминая крупный сгусток света вдалеке.       Если бы Мундроп мог, исключил бы с улиц каждого человека, оставшись только с Санрайзом. Вероятно, это единственное, чего ему сейчас хотелось. Неужели всё так просто получилось? Сжимая нежную ладонь Сани в своей, Мун считал это всё слащавым и приторным, но эта мысль рассеивалась, когда от неё исходило ласковое тепло. Было заметно, что Санрайз испытывал некоторую неловкость, несмотря на всё произошедшее в гримёрной. Может, и Мундроп мог чувствовать что-то подобное, но в действительности это ощущение перебивалось куда более счастливыми чувствами.       Это достаточно привычная вещь, когда что-то негативное в минуту забывалось, но здесь для этого были стойкие основания.       Вечные красивые рубашки, цветные фенечки, один из которых был березовым, а другой розово-голубым; кудрявые золотистые локоны, аккуратный нос, розовые конопатые щёки и небесного оттенка глаза. Это и правда волшебство.       — Ты чудо, — чуть слышно проговорил Мун, стараясь заправить непослушную прядку за ухо, но потерпел неудачу в очередной раз.       Санрайз смущённо поёжился и улыбнулся. Они уже некоторое время бесцельно рассиживали на лавке, освещаемые светом большого гипермаркета. Пару минут назад Мундроп почти буквально усадил его в продуктовую тележку и прокатил по пустой парковке. Это было странно, но весело. Ни он, ни Мун, вероятно, никогда в жизни так не хохотали. Ну, может, если только на шариковой войне. Правда, лицо охранника гипермаркета было не совсем довольным подобной выходкой, но в остальном всё было замечательно. Может, даже больше. Это можно назвать не оглашённым свиданием. Их первым свиданием с походом за продуктами по пути домой, во время которого придётся покинуть друг друга до следующего утра.       Санрайз скромно уместил голову на чужом плече, выпустив глубокий вдох.       — Мне сегодня снились плоды, — вдруг высказал он.