Алекситимия

1:1

Увы, нo

это наш с тобой

финал.

Никто из нас

не выиграл,

но каждый проиграл.

(с) Гарри Рэй

      Над головой звенит противный и громкий сигнал, лампочки которого загораются ярко-красным. Массивные металлические ворота со скрипом разъезжаются в стороны, являя умытой дождём улице заключённого, закончившего коротать свои серые и нудные дни за решёткой. — Свободен, Чон, — грубо бросает смотритель тюрьмы, который лично проводил заключённого до выхода. Тот с какой-то неохотой делает шаг в сторону и пропускает альфу, оглядывая его педантичным и циничным взглядом под конец. — Буду ждать тебя здесь, ибо такие, как ты, Чон, долго на свободе не живут. Они либо бросаются под поезда или из окон, либо снова начинают творить произвол и возвращаются.       Чонгук лениво хмыкает себе под нос и делает пробный шаг к воротам, а потом и вовсе проходит мимо смотрителя. Он останавливается после него, касаясь своим плечом его, но в глаза не заглядывает. Альфа в форме щурится и поджимает губы, потому что от рядом стоящего веет могильным холодом. Чон Чонгуку тридцать один, и на момент, когда правоохранительные органы наконец нарыли на главу самой крупной холдинговой компании компромат, альфа являлся самым богатым человеком континента. Конечно, он давно был на особом контроле в ФБР, потому что даже ребёнок понимал, что деньги у Чон Чонгука явно не чистые. Почти в каждом городе, даже самом маленьком, есть теневой бизнес, на котором и держится большое процентное содержание бюджета. Ни одни тендеры не принесут столько денег, как торговля оружием и наркотиками. И почти всегда есть человек, который этим всем курирует и заправляет. ФБР давно подозревали, что именно Чонгук носил клеймо теневого короля, только вот доказательств никаких не было. Ибо Чонгук и правда был тенью в прямом смысле слова. Он никогда не оставлял следов, никогда не было ни одного свидетеля, который мог видеть лицо альфы. Совсем ничего, будто Чонгук существовал лишь в пределах своей популярной и самой лучшей на континенте компании, улыбался на камеры и подписывал новые и крупные проекты. Доказать, что в сейфе у него контракты с поставщиками белой смерти и военного оружия, а ночью его люди или он сам внимательно наблюдают за прибывшими с товарами суднами, — было почти нереально. Этого хлипкого и маленького «почти» оказалось достаточно, чтобы откопать кое-что, чтобы посадить короля хотя бы на четыре года. Изначально обвиняемая сторона в суде ставила более пятнадцати лет, только и здесь Чонгук оказался не прост, а его адвокаты тем более. К концу слушателям дела даже стало казаться, что альфу выпустят без всякий обвинений, но суд по стуку молоточка приговорил Чон Чонгука к четырём годам заключения в колонии строгого режима. На четыре года вся финансовая биржа затихла, тендеры перестали проводиться, а другие компании стали терять множество акций, потому что только потом до всех дошло, что вся денежная структура континента держалась на одном человеке, которого засадили в тюрьму. Сначала это было смешно, новостные каналы не обращали внимание на плачевную ситуацию с финансами, но потом это всё стало выходить из-под контроля. На одном человеке держалась вся финансовая пирамида континента, Чонгук был её основой. Что будет с башней из кубиков, если убрать самый нижний? Она падёт. Всё стало рушиться с огромной скоростью: люди стали терять работы, безработица достигла апогея, правительство стало страдать от недостатков финансов, чтобы расплачиваться с текущими проектами, которые пришлось приостановить. Из этого пошатнулась экология и здравоохранение. Через неделю люди собирали митинги и молили властей вернуть Чон Чонгука на его законное место, вот только они были непреклонны. Всё поменялось через год, когда терпеть больше не было сил. Весь континент рушился на глазах, исчезая в небытие. Тогда власти под руководством ФБР лично пришли к Чонгуку с ультиматумом. Они его выпускают, только Чонгук отныне работает на правительство. Они услышали из глубины камеры лишь громкий и устрашающий смех, а блеснувшие в глубине антрацитовые глаза без слов озвучили грубый отрицательный ответ. Власти пришли ещё через год, а потом ещё, уже стоя перед королём на коленях, умоляя выйти и построить всё заново, только Чонгук лишь беззаботно пожал плечами и улыбнулся: — Вы сами меня посадили, решив, что справитесь собственными силами. Я взял себе четырёхлетний отпуск по вашей милости и вернусь единственной надеждой народа. Они будут видеть во мне Бога и надежду, которая вернёт им солнце над головой, и я верну, а вас всех посадят на кол, потому что людям всегда нужны козлы отпущения. Вы хотели сделать таковым меня, только забыли закон бумеранга. Наслаждайтесь своим отчаянием, потому что скоро вы не сможете почувствовать даже его.       Чонгук своё слово сдержал, он покинул тюрьму ровно тринадцатого октября, как ему и было постановлено судом. Альфа лениво убирает руки в карманы костюма тройки, в котором его и забрали и, тряхнув головой, чтобы смахнуть спадающую на глаза прядь смоляных волос, хищно улыбается, что у рядом стоящего смотрителя кожа леденеет. — Ты первый же будешь воспевать мое имя, когда на полках магазина будут падать цены, когда бензин станет импортным и доступным, когда дети твои смогут ходить спокойно по улицам в тёмное время. Я вам нужен, и вы признаете это рано или поздно. А может, уже, — он в последний раз нечитаемым взглядом оглядывает мужчину и выходит на территорию перед высоким зданием тюрьмы. Чонгук оборачивается, когда ворота за его спиной задвигаются назад, и чуть щурится, рассматривая высокое и устрашающее здание снаружи. Когда его сюда привезли, у него даже времени не было разглядеть фасад, а следующие четыре года он видел лишь внутреннюю облицовку и небо в клеточку. На крупный нос альфы приземлилась одинокая капля, разбиваясь о его кожу в своём полёте. Даже небо сегодня рыдает в его честь. Чонгук поправляет ворот рубашки, вынимая из кармана руку с дорогущими часами на запястье и хмыкает, смотря на них. Он удивлён, что такие ценные вещи всё ещё остались при нём. Чонгука из тюрьмы провожали нехотя, огромными аплодисментами и мольбой о светлом будущем. Потому что у многих заключённых кто-то остался на свободе и сейчас страдает.       Чонгук этот контакт со зданием не называет прощанием, потому что это глупые сантименты, которые не присущи ему. Он снова убирает руки в карманы и поворачивается на две фигуры, смиренно ожидающие его у чёрного Мерседеса. Даже за четыре года у любящего менять свой вкус Чонгука любовь к этой машине не иссякла. Он некоторое время не обращает внимание на встречающих, а облизывает взглядом чёрный капот, улыбаясь уголком губ. — У меня дикое ощущение, что тачку он рад видеть больше, чем нас, — Намджун, стоящий у водительской двери, сложив руки на груди, приветливо хмыкает. За это время, кажется, он стал ещё выше, а вкус в одежде так и не поменялся. Он до сих пор носит свой любимый бежевый тренч поверх коричневого костюма. — Тебе не кажется, — отзываются рядом. Чонгук наконец переводит взгляд на двух альф, стоявших напротив него. Хосок, одевающийся всегда куда проще Намджуна, который терпеть не может официальную одежду, всё такой же отстранённый, смотрит всё так же незаинтересованно. Каждый, кто сумел смотреть на Хосока более минуты и выдерживал его ответный холодный и острый взгляд, говорил, что этот человек — будто ходячая депрессия. Словно она плескается внутри него, как волны в море. Сколько Чонгук с ним знаком, он никогда не видел, чтобы Хосок показывал свои эмоции. Ни гнев, ни радость, совершенно ничего. Он в их тандеме связующее звено, имеющий диплом психолога и вагон людей с самыми разными проблемами. Намджун как-то сказал, что именно люди сделали Хосока таким. Сначала стараешься всем помочь, подстроиться под каждого, переживаешь и сочувствуешь, а потом эмоции заканчиваются, — они ведь не бесконечные. И потратил ты их не на себя, а на людей и их проблемы. Хосок, как и всегда, стоит с руками в карманах клетчатых брюк, своим пронзительным взглядом считывает каждое движение и наперёд знает о том, что Чонгук или Намджун будут говорить. — Её я не видел четыре года, вас же — каждый месяц по очереди, — беззаботно пожимает плечами Чонгук, а Намджун на это лишь хмыкает и протягивает руку для рукопожатия, что следом повторяет и Хосок. — Иногда мне кажется, что у тебя хроническая лёгкая депрессия, — обращается к Хосоку Намджун, недовольно хмыкнув. — Это называется дистимия, и нет, у меня этого нет. Сейчас я нахожусь в полной и уравновешенной эвтюмии.       Намджун смотрит на альфу ещё некоторое время, заглядывается в его черты, обрабатывая в голове все те непонятные слова, и решает сменить тему, обращаясь к Чонгуку: — Мы рады, что ты снова в строю, — Намджун легонько кивает. — В строю, и не намерен терять ни секунды времени. Во-первых, мне нужно поговорить с тем судьей, который меня засадил, а во-вторых, я хочу знать всё про этого ублюдка, который достал на меня компромат. — Насчёт судьи сделаем, — кивает Намджун. — А насчёт Каэля, всё заглохло уже как четыре года назад. Как ты и говорил, он бесследно исчез после того, как Чимина загребли в психушку. Хосок всё сделал, как ты и просил. Он приглядывает за ним. — Как он себя чувствует? — Чонгук скалится по-хищному, страшно и озлобленно, словно одной эмоцией обещая устроить своему обидчику ад на земле. — Как ты и просил меня. Первое время он был слишком буйный, вопил, кусался и вообще не воспринимал никакие разговоры. Он не глупый, сразу догадался, кто его запрятал туда. Всё клялся тебе челюсть вырвать, — Хосок всё это время, пока говорит, смотрит на Чонгука, не моргая. Чонгук на слова альфы лишь хмыкает. — Глупый или нет, но он всё равно оказался там, где ему и место, — вставляет Чонгук, когда Хосок замолкает, поменяв ногу, сменив центр тяжести. — Пришлось насильно пихать в него галоперидол, но даже после него он ничего не говорил про Каэля. Ни слова. Лишь зловеще улыбался и твердил: «он придёт за мной». — Чимин — сумасшедшая мразь, которой положено сидеть в психушке, — плюётся Намджун, слушая разговор очень внимательно. Хосок лишь кидает на него секундный нечитаемый взгляд, возвращая его к Чонгуку. — Сейчас он практически не разговаривает. Просто сидит и смотрит в одну точку. Только когда я упоминаю имя Каэля, его губы растягиваются в широкой и зловещей улыбке. Это мутизм, он не говорит даже сам с собой, я смотрел записи. Ни слова не проронил за эти три года. Его психика выстроила слишком прочную стену, через которую не пробраться. — Ты хочешь сказать, что у него про Каэля мы ничего не узнаем? — Не хочу, я это уже сказал, — выгибает острую бровь Хосок, а Чонгук сжимает челюсти. — Мразь, — тихо плюётся Чонгук, пиная носком ботинка землю. — Словно они знали, что после того, как тебя загребут, ты не оставишь их в покое. Знали, что ты нацелишься именно на Чимина, — дёргает головой Намджун. — Чимин такая же тварь, как и Каэль. — У Чимина и правда есть отклонения в психике. Она у него пластичная, словно глина. Перестраивается так, как ему необходимо. Я ранее никогда не встречал таких людей, — говорит Хосок, а Намджун цокает языком. — Ты больше и слова из него не вытянешь, я правильно тебя понял? — брови Чонгука вздымаются вверх. — Пока Чимин сам не захочет — нет. — Да накачай его своими препаратами и всё, — взрывается Намджун и взмахивает руками. Хосок морщит ровный нос и отступает на шаг от агрессивного Намджуна. — Ты чем меня слушаешь? — грубовато бросает в альфу Хосок. — Я говорю, он уникален, его психика тоже. Мы не вытянем из него и слова, пока он сам не захочет с нами чем-то поделиться. Я говорил с ним, очень много и долго. Каждый раз он смотрел на меня внимательно, слушая каждое слово, но ещё ни разу за эти три года не проронил ни одного сам. — Значит, он больше нам не нужен. Нечего такой мрази засорять планету, нас и так много развелось, — кидает финальные слова Чонгук, разворачиваясь и обходя машину. Намджун довольно хмыкает и хрустит шейными позвонками, дёргая головой. — Я сам лично ему шею сверну, — улыбается альфа, открывая дверь авто с другой от Чонгука стороны. — Только не в моей больнице, — отрезает Хосок и отходит от Мерседеса на несколько шагов. — Ты не с нами? — недоумевает Чонгук, облокотившись о крышу машины. — Я на троллейбусе, — Хосок больше ни слова не говорит. Он просто разворачивается и медленным шагом плетётся прочь к остановке. — Он серьёзно сейчас? — Чонгук переводит взгляд на Намджуна, требуя хоть какое-то объяснение. — А он когда-то шутит? Ни разу не слышал, — пожимает плечами альфа и садится вслед за Чонгуком на заднее сидение Мерседеса. Чонгук взмахом руки приказывает водителю выезжать и хмурится. — У него же в гараже целая вереница машин. — Не пытайся понять Хосока. Его мозг работает не так, как у нас. Когда-то он сказал мне, что ловит кайф от общественного транспорта, от людей в них, что любит считывать их эмоции и мысли. Он пугает меня порой. — Ладно, это его дело. Я давно привык к его странностям. Лучше расскажи о нынешней обстановке, — Чонгук снимает с себя пиджак, откидывая его на сидение рядом, и тянется к пачке сигарет, лежащей в кармане переднего сидения. Он чиркает зажигалкой парой раз и глубоко затягивается, блаженно закатывая глаза и откидываясь затылком на сидение. Намджун пальцами просит водителя открыть окна, который тут же повинуется. — Как только мы выедем из территории тюрьмы, тебя будет встречать народ. В городе сегодня праздник, люди счастливы, что ты вернулся. Все ждут скорейших твоих действий. — И они дождутся, но первым делом я займусь судьей и Каэлем, — затягивается Чонгук и расслабленно опускает руку с тлеющей сигаретой. — Что планируешь с судьей делать? Убить? — Ни в коем случае. Он назначил мне четыре года из пятнадцати, хотя мог принять деньги властей и попытаться посадить надолго. Просто пожму его руку и поблагодарю. — Не думаю, что он будет рад тебя видеть, — хмурится Намджун. — Это уже сугубо его личные проблемы, — хмыкает Чонгук и снова подносит сигарету к губам, плотно обхватывая её. — Я не курил четыре года, мои лёгкие словно ожили.       Намджун на это заявление лишь хмыкает и чуть мотает головой, уже краем глаза замечая толпы народу на улицах и то, как те встречают их машину. — Я всё ещё не понимаю, почему Каэль не вернулся за Чимином. Эти двое — глашатаи хаоса. — Потому что Каэль не дурак, а Чимин — сумасшедший подонок, которому в кайф находиться в своей среде обитания. В жизни не поверю, что мы застали их врасплох. — Хочешь сказать, Чимин специально попался нам? — Намджун хмурится ещё сильнее, поворачиваясь корпусом к Чонгуку. — Как мне тогда попасть в тюрьму. Выхода другого нет, но и пользу найти можно. Чимин везде найдёт для себя выгоду, он тот сорняк, который надо выдирать с корнем, иначе он пустит их глубоко. — Лиён может знать, где Каэль, — вдруг говорит Намджун, а Чонгук морщится от ненавистного имени. — Вряд ли, он его предал, а такие как Лиён не прощают предательств. Особенно таких. — Лиён может его искать. — Даже если он его и ищет, нам об этом никогда не скажет, — Чонгук затягивается в последний раз и выкидывает полностью докуренный бычок в окно, взмахивая рукой водителю. — Тормози на обочине.       Альфа послушно кивает и останавливает Мерседес на пустой трассе забытой улицы. Намджун вопросительно выгибает бровь, а Чонгук одним движением достаёт из-под сидения пистолет и одним точным движением стреляет водителю в затылок. Тот тут же обмякает, падая на руль. Намджун даже не вздрагивает, так и продолжая сидеть с видом «ну и за что?». — Избавься от него и найди мне судью, — Чонгук выходит из машины и останавливается возле водительского сидения, ожидая, пока Намджун, недовольно цокнув, вытащит тело альфы из машины. — А ты куда? — Съезжу и навещу старый добрый лицей. Аж интересно, что изменилось за эти четыре года, — Чонгук, не брезгуя каплями крови, садится на водительское сидение и уезжает почти сразу же, оставляя Намджуна одного на дороге с трупом у его ног. Альфа подпирает бока ладонями, опускает голову на водителя и тяжело вздыхает. — Не повезло тебе со сменой, братан.

🫀🫀🫀

      Чонгук уже некоторое время стоит на парковке у ворот лицея, наблюдая за её студентами, бродящими по зелёной и дорогой территории. Он стоит, прислонившись бёдрами к двери Мерседеса, и снова курит. Кажется, он никогда не накурится, слишком большой был период внепланового воздержания. Чонгук делает ещё затяжку и поднимает голову на шум со стороны ворот. Сначала из них вылетает омега с рыжей копной волос, Чонгук почему-то взгляд оторвать от него не может. Омега выглядит злым и агрессивным, он напоминает альфе озлобленную рысь. Его рыжие волосы развеваются при каждом его движении, а ровный носик морщится в гримасе отвращения. Следом из ворот вылетает знакомая синяя макушка, и на губы Чонгука ползёт оскал. Он и запамятовал, что Ли Лиён учится, только тот младше лет на восемь.       Омега с рыжими волосами что-то шипит Лиёну, хмурит идеальные брови и в один момент выбивает цветы из рук омеги, агрессивно притаптывая красивые цветки массивной подошвой своих ботфортов. Чонгук облизывает взглядом его фигуру, длинные и худые ноги, тонкую талию и толкает язык за щёку. Воздух с его появлением тут же поменялся, он стал свежее и слаще, стало пахнуть цветущей черёмухой. Так нежно и пьяняще, что у Чонгука в голове мутнеет. Омега бросает что-то агрессивное напоследок такому же злому Лиёну и, подняв гордо подбородок, уверенной походкой идёт в сторону альфы. Он останавливается возле его машины, оглядывает оценивающим взглядом сначала её, а потом и самого Чонгука, который и взгляда от омеги оторвать не может. От одного вида омеги у альфы внутри разливается тянущее желание, оно потоками стекает и оплетает все внутренние органы небывалым жаром. — Ты мой новый водитель? — омега оглядывает его оценивающе, а Чонгук сжирает взглядом его хрупкую фигуру, обтянутую укороченным серым плащом, который еле закрывает аппетитные ягодицы. — Странно, отец говорил, что у него будет другая машина. — Планы поменялись, — решает подыграть Чонгук, сам не зная, зачем притворяется водителем омеги. Тот показательно хмыкает и подходит ближе, разглядывая его не стесняясь, с вызовом, что у Чонгука внутри рождается утробный рык. — У меня был нормальный водитель, зачем моему отцу понадобилось его менять? — омеге приходится встать на носочки, чтобы заглянуть высокому Чонгуку прямо в его глаза, а альфа перестаёт дышать. Таких необычных глаз он ни разу не видел за всю свою жизнь. Это чистейшие изумруды, которые раскидались на дне его Марианских впадин. Чонгук поражён. Чонгук восхищён. Чонгук заинтригован. — Господину понадобился человек, умеющий обращаться с оружием. — А ты умеешь? — с вызовом скалится омега и отступает назад, кажется, поверив. Чонгук цыкает и игриво подмигивает, когда омега закусывает нижнюю губу. — Не говори мне своё имя. Я сам тебе его дам и буду так обращаться, — омега обходит машину и, закинув белый кожаный рюкзак на заднее сиденье, садится на пассажирское. Чонгук хмыкает и садится следом. — Будешь Куро, ты такой же чёрный, как и это слово. — Как я могу обращаться к тебе? — А я не разрешал фамильярничать со мной, — вскидывает ровный носик омега и пристёгивается, Чонгуку же хочется его сожрать. Всего, с костями и без остатка. — Да и что ты за водитель, что не знаешь имени своего господина.       Чонгук еле сдерживает рвущийся наружу смех. Наверное, с этой ситуации посмеётся даже Хосок, который никогда этого не делал. — Не успел, меня наняли только сегодня.       Омега фыркает, смотрит ещё некоторое время в глаза Чонгука и облизывает пересохшие губы. Потому что альфа перед ним слишком для него, а Чонгука клинит от этого юркого язычка. — Юнги, — бросает омега и отворачивает голову к окну. В салоне пахнет бергамотом, оливками и крепким алкоголем, что у Юнги дыхание спирает, а нёбо сохнуть начинает. Этот альфа — настоящий ходячий секс, и Юнги показательно закидывает ногу на ногу, не боясь испачкать салон авто. — Домой, — приказным тоном бросает он, но затем в недоумении оборачивается, когда ничего не происходит. — Не говори, что ты и адрес не знаешь.       Чонгук лишь пожимает плечами, не переставая смотреть и заглядываться на идеальное лицо. Юнги корчит недовольное выражение. Точно рысь. — Тебя точно отец выбрал? Я пожалуюсь на тебя, как только мы приедем. Вези в лесистый район. — Как пожелаешь, рысёнок, — Чонгук кивает и, хмыкнув, отворачивается к дороге. — Как ты меня назвал? — негодующе приоткрывает рот омега, но Чонгук отчётливо чувствует, что запах в салоне стал более концентрированным. Омеге понравилось, Чонгуку тоже. — Запомни, имена и клички даю здесь только я. И как мой отец принял тебя на работу? — в пустоту спрашивает Юнги, разглядывая точёный профиль альфы. У него острая линия челюсти, грубый нос и устрашающий взгляд. От этого мужчины у Юнги мурашки по коленкам бегут, а сердце непроизвольно начинает быстрее биться. — Я просто знаю толк в своей работе. — Пока не похоже, — хмыкает Юнги полностью корпусом поворачивается к альфе, подкладывая руку под голову и разглядывая его. Чонгук подхватывает его ухмылку и прибавляет скорость, плавно и профессионально лавируя меж неторопливыми водителями. Только сейчас до него доходит, что он притворился водителем какого-то омеги, который рано или поздно узнает, что Чонгук вовсе не его водитель. Но мальчишка сам решил прыгнуть ему в машину и сейчас сидит и нагло разглядывает его. Омега дикий, необузданный, а эти рыжие волосы придают ему ещё большей своевольности. Либо Чонгук за четыре года слишком соскучился по этому неукротимому запаху чистого секса, либо этот омега и правда действует на альфу слишком остро. — Знаешь, а ты ничего так, — вдруг выдаёт Юнги, всё ещё не отрывая взгляд от Чонгука, а альфа на это лишь хмыкает. Он коротко смотрит в ответ, когда они останавливаются на светофоре. Он шлифует взглядом каждый миллиметр идеальной кожи, сканером считывает каждую родинку и веснушку, которые редко раскидались по чуть детскому личику омеги. Пацану на вид лет девятнадцать, но у Чонгука планомерно срывает тормоза только от этого сморщенного носика. — Мой отец всегда умудрялся подставлять ко мне каких-то страшных, либо чересчур плохих людей. — Я плохой, — абсолютно серьёзно выдаёт Чонгук, не моргая, а Юнги на это лишь прыскает. — Хорошие люди всегда говорят, что они плохие, — Чонгук упускает момент, когда на светофоре загорается зелёный свет, об этом ему сообщают вмиг ставшее недовольным лицо омеги и сигналы сзади. — Ремарк? — тут же выгибает бровь Чонгук. По внутреннему ощущению, кажется, омеге куда больше лет, чем на вид. — Всё-таки водитель ты отстойный, — игнорирует риторический вопрос альфы Юнги, наконец отворачиваясь к лобовому стеклу. — Что заставляет людей брать такие работы? Те же уборщики, водители. — Не у всех есть возможность иметь огромные деньги богатых родителей или возможности, — тут же отзывается Чонгук и, кажется, в салоне это прозвучало в грубоватой форме, но Юнги лишь тихо хмыкает, никак не среагировав. — Но у всех есть мозги. Если ты умный, ты придумаешь множество способов работать на себя и никому не подчиняться, — уверенно бросает Юнги, а Чонгук вновь бросает на омегу мимолётный взгляд. — Кажется, ты ничего не смыслишь в жизни. — Сказал тот, кто сейчас ведёт машину за деньги, — огрызается омега и вовсе отворачивает голову к окну, разглядывая проносящиеся мимо магазины и высотки. — Останови, я хочу чай.       Чонгуку приходится сдать назад и припарковаться у небольшой кофейни. Юнги выходит почти сразу, не бросив ни слова провожающему его взглядом Чонгука. Альфа сидит ещё несколько секунд, постукивая пальцами по рулю, когда фигура омеги скрывается за дверьми кафе, и идёт следом, на ходу заблокировав авто. Когда он заходит в небольшое, но уютное помещение, Юнги, облокотившись о стойку, уже мило переговаривается с барменом. Омега мило улыбался в ответ и мало походил на корейца, имея кудрявые тёмные волосы и немного европейский разрез глаз. — Так что ты много сегодня пропустил, Вал. Видел бы ты его лицо, — заканчивает свой рассказ Юнги, когда Чонгук становится рядом. Омега поднимает на него недовольный взгляд, через чур медленно и намеренно окидывая его своим изумрудным взглядом. — Ты разве не в курсе, что меня нужно дожидаться в машине?       Чонгук на это ничего не отвечает, лишь его уголок губ дёргается вверх. Никому и никогда в жизни он не позволит так с собой разговаривать, но этот мальчишка, который смотрит так исчерпывающе этими своими магическими глазами, у Чонгука просто не остаётся никакого выбора.       Валерио за стойкой затихает, тоже рассматривая альфу за спиной друга. И чтобы прервать затянувшуюся неловкость, от которой некомфортно, кажется, только ему, он прочищает горло и обращается к Юнги: — Тебе как обычно — облепиховый чай?       Юнги на последнем слове прищуривается от так и продолжающего смотреть на него Чонгука в карманах в руках и отворачивается, кивнув, потеряв к нему интерес. Валерио чай готовит быстро, пока Юнги, просто облокотившись о стойку, разглядывает все сиропы. Чонгук молча стоит сзади, не переставая смотреть на идеально ровный прогиб в спине, идеальные ноги и сумасшедше-рыжие волосы. — Может вам тоже-что-нибудь сделать? — аккуратно интересуется Валерио, закрывая стаканчик с чаем крышечкой и обращаясь к Чонгуку, привлекая его внимание. — Нет, он ничего не будет. Мне нужно быть дома через десять минут, — Юнги не даёт и слова сказать, а Чонгук сжимает челюсти и ведёт головой. Омега потягивается так, что его укороченный плащ оголяет округлые ягодицы, заставляя Чонгука против воли прикрыть глаза. Юнги тянется к карманам, но даже не успевает ничего достать, когда Чонгук, своми увитыми татуировками пальцами кладёт перед его носом свою карту. Юнги ещё больше морщит свой недовольный носик и вскидывает рыжие брови. — Разве это входит в обязанности простого водителя? — Считай, что это мой презент тебе в последний рабочий день. Меня же сегодня уволят, я так понимаю, — Чонгук больше на Юнги не смотрит, который в свою очередь рассматривает мужчину с интересом. Он просто молча забирает использованную карту и выходит прочь. Юнги провожает его взглядом и хмыкает, когда Валерио присвистывает. — Да между вами искрит не по-детски. — О чем ты говоришь? Он мой водитель, да и он, походу, намного старше меня. И ты же знаешь моего отца и его правила, что романы с его людьми мне заводить нельзя. А может, он дорожит этой работой? — удивлённо смотрит на друга Юнги и забирает свой стаканчик. — Когда это ты стал так за людей переживать, а? — лукаво толкает его локтем Валерио, а Юнги недовольно хмыкает. — Забей. Увидимся завтра, — напоследок кидает он омеге и идёт к уже заведённой машине. Чонгук трогается сразу, больше и взгляда не кинув на омегу. Юнги в какой-то момент становится неловко. Наверное, Валерио действительно был прав. Он никогда не чувствовал такую планомерную тягу к человеку, которого увидел впервые. Его запах действовал на омегу успокаивающе и дурманяще, будто мозг пьянел без грамма алкоголя. С ним просто хотелось рядом сидеть, нюхать и слушать это ровное дыхание. — Завтра выходной, и я хочу съездить в горы. Мне всё равно, если завтра не твоя смена. Отвезёшь меня завтра к источникам, — вдруг бросает Юнги, когда они подъезжают. На губы Чонгука ползёт почти незаметная улыбка. — Хорошо.       Он внимательно оглядывает богатый район и в какой-то момент хмурится, узнавая знакомые дома. Он уже видел их, когда Намджун приносил в тюрьму сведения о судье, который засадил альфу. Он видит этот огромный особняк в тупике улицы как на фото, понимая, что нашёл его и без Намджуна. А Юнги как назло молчит, не велит свернуть куда-то, пока они не подъезжают ровно к нужным воротам из белого мрамора, которые тут же начинают отворяться. Тогда-то у Чонгука и складываются пазлы в голове, он переводит взгляд на омегу, вглядывается в его черты и предвкушающе скалится. Сын, у Чонгука больше нет сомнений. Только что он лично познакомился с сыном судьи Мина.       Юнги оставляет недопитый чай в подстаканнике и выходит на вымощенную крупным камнем дорожку перед особняком, на секунду задержав взгляд на закатном солнце. Он забирает свой рюкзак и, кивнув охране у дома, залетает в просторную гостиную. — Отец, я дома! — громко кричит Юнги и небрежно откидывает рюкзак, который с грохотом падает и который тут же подбирают подбежавшие беты из прислуги. — Где ты был, и почему новый водитель не дождался тебя? — статный мужчина, сидевший у камина, мгновенно вскакивает с кресла и подбегает к сыну, оглядывая его. — Чего? — смеётся Юнги. — Он как раз и привёз меня домой.       Юнги заглядывает в лицо отца, когда тот переводит взгляд за спину сына меняется в лице. Словно альфа только что увидел свою собственную смерть с косой. Юнги оборачивается и видит Чонгука, остановившегося в дверях. Он словно выглядел по другому сейчас: более уверенная поза, убранные в карманы руки и этот уничтожающий всё живое взгляд. Юнги в непонимании вертит головой, стараясь не признавать, что у него по всему телу прошёлся спазм животного и неконтролируемого страха. — Что такое? — Что он здесь делает? — у альфы пересыхает в горле, его голос звучит сипло и глухо, что Юнги теряется. — Мой водитель? — не понимает он. — Твой сын дал мне имя, — Чонгук нерасторопно делает шаг вперёд, скучающе разглядывая интерьер особняка. — Я решил назвать его Куро. А кто он? — Юнги всё ещё в непонимании переводит взгляд с отца на Чонгука, снова морща нос. — Когда тебя выпустили, Чонгук? — альфа мгновенно приходит в себя, рассеивая остатки ступора и за секунду, схватив Юнги на локоть, прячет его за своей спиной. Омега невольно фыркает и вздрагивает, когда со всех сторон в гостиную вбегают люди его отца, направляя оружие на Чонгука. Тот оглядывает их ленивым нечитаемым взглядом и хмыкает, останавливаясь посередине гостиной. — Сегодня. Я посчитал, что первым делом навещу тебя и поблагодарю за мои четыре года вместо пятнадцати. — Что тебе нужно от меня и моего сына? — мужчина сильнее вжимает в свою спину омегу, которому начинает надоедать это неведение. — Научись слушать между строк, Мин, — этот грубый голос проносится по всей гостиной и отскакивает от стен, впиваясь острыми стрелами прямо во вздрогнувшего Юнги. — Я не люблю повторять по два раза. Я приехал сказать лишь спасибо за твою косвенную помощь, просто так получилось, что твой сын сам на меня наткнулся, — Чонгук пытается разглядеть лицо омеги, но из-за спины альфы видит лишь край его рыжой макушки. — Прекрати трястись, я не сделаю ничего ни тебе, ни твоему очаровательному рысёнку. Скоро всё станет как прежде и твой заработок увеличится. Ни ты, ни твой сынишка не должны себе ни в чём отказывать.       Чонгук медленно проводит языком по верхней губе и клацает зубами, когда мужчина гулко сглатывает. — Уходи, Чонгук, молю, уходи. — Я всё сказал, Минсон, на чай оставаться не буду, не проси, — альфа поднимает руки и делает несколько шагов к выходу, когда Юнги надоедает прятаться за спиной отца. Омега резко стряхивает с себя руки и за секунду подлетает к Чонгуку, хватая его за рубашку. — Мне плевать, кто ты такой, Куро, но ты соврал мне, — Юнги настойчиво выделяет имя, которым лично назвал мужчину, стоит на носочках, чтобы хоть немного заглянуть в глаза альфы, на лице которого расплывается устрашающая улыбка. Но больше ему ничего не дают сделать, люди отца мгновенно хватают его и оттаскивают к лестнице, пока вырывающийся Юнги шипит оскорбления в сторону альфы. — У тебя потрясающий сын, Минсон. Надеюсь, что он такой же справедливый, как и его отец, — Чонгук задирает подбородок и одёргивает пиджак, поправляя его. Перед самым уходом он кидает последний взгляд на всё ещё вырывающегося омегу, который глаз с него не сводит, мечет изумрудные молнии. Сейчас он похож на запуганную лань и обозлённую нимфу, что Чонгуку до последнего не хочется отрывать от него взгляд. — Ещё увидимся, рысёнок.       Юнги отпускают только тогда, когда ворота за Мерседесом Чонгука закрываются. Минсон хватается за голову и устало опускается на то же кресло. — Да кто это был, чёрт возьми?! — взрывается Юнги, подбегая к отцу. Из того будто все жизненные силы высосали. — Сколько раз я тебе говорил молчать, если к нам приходят незнакомые? Сколько раз, Юнги? — у мужчины нет сил повышать голос, он поднимает усталый взгляд на сына, а тот в негодовании вскидывает острые брови. — Он прикинулся моим водителем! Что это был за человек? — Тот, кого я посадил четыре года назад. Кого все мечтали засадить за решетку, но стали рыдать, когда это произошло, — альфа устало трёт переносицу, а Юнги в шоке отступает, смотря куда-то мимо отца. — Это он владелец твоей компании? Это был король этого континента? — спустя некоторое время хриплым голосом спрашивает Юнги и поднимает неуверенный взгляд на отца, надеясь услышать отрицательный ответ, но тот молчит, подтверждая догадки омеги. — Этого не может быть. — Он считает, что я спас его, потому что ему положено было пятнадцать лет тюрьмы, но я не взял взятку, которую мне предлагали власти, утвердив четыре года, которые тот отсидел. Может, сейчас и правда всё наладится. Как бы мы не клеветали о нём, мы нуждаемся в его компании.       Юнги всё ещё ничего не понимает, а потом его озаряет. Он ведь сам почему-то решил, что именно этот человек его водитель. Он просто после ссоры с Лиёном увидел первую попавшуюся дорогую машину и человека возле неё. Водители обычно встречали его тоже возле своих авто. Юнги хватается за виски, сжимая их. — Но теперь без охраны ты никуда не ступишь. Я не позволю, чтобы ваша встреча повторилась, — альфа поднимается, тем самым завершая разговор, а Юнги в негодовании открывает рот. — Отец! Он же сказал, что ты наоборот помог ему, почему от этого должен страдать я? — Я всё сказал, Юнги, — бросает Минсон, направляясь в сторону своего кабинета. — Я не знаю, что на уме у этого человека, но ты его больше не увидишь.

🫀🫀🫀

      На следующий день охрана и правда не отступает от Юнги ни на шаг, и он назло отцу решает потратить много денег. Чтобы не так скучно было, он звонит Валерио и Тэхёну, которые уже через час бродят меж полок магазина, разглядывая новые брендовые вещи. — Значит, вчера вы лично видели Чонгука, и никто из вас его не узнал? — кивает сам себе Тэхён, примеряя какую-то блузку. — Я не знал, как он выглядит. Если бы он назвал своё имя, я бы его узнал, конечно! — недовольно шипит через вешалки другу Юнги, а Тэхён недовольно цокает. — Он когда только зашёл в кофейню, я аж съёжился. Никогда ранее не встречал людей с настолько мощной аурой, — непроизвольно вздрагивает Валерио. — А какая должна быть аура у тех, кто подбирает под себя весь континент? Он заставил людей на митинги выходить, а ты тут про ауру глаголишь, — мотает головой Тэхён и закидывает на согнутый локоть тёмно-синие брюки. Он, кажется, единственный был намерен сегодня закупаться. Валерио же просто бродит мимо вешалок, косо поглядывая на их цены, единственный из их компании не имея богатых родителей за плечами, а Юнги будто в прострации. — Ну даже не знаю, — тянет Вал, а Тэхён закатывает глаза и резко тормозит, заставляя обоих друзей врезаться в свою грудь. — Так, царство Сурковых, ваш день ещё не скоро. Что за кислые лица, чёрт возьми? — вскидывает красную макушку Тэхён. — Значит так. Сейчас я примерю эти прекрасные брюки, и мы идём в бар. Мне надоели ваши кислые рожи. Ладно с этим, — Тэхён машет в сторону Валерио. — У него вечно его европейская рожа недовольная, ну а ты что сник? Подумаешь, приставили пару охранников. Какое горе! Ты радоваться должен, что теперь к тебе ни на миллиметр не подойдут такие, как Лиён. — Меня просто раздражает этот Куро, —шипит Юнги, стискивая в кулаке какую-то вешалку, что та трескается. — Да что ты ко мне вечно цепляешься? — складывает руки на груди Валерио, но Тэхён, цокнув своим проколотым языком, перехватывает брюки и модельной походкой исчезает в примерочных.       Из магазина они выходят через некоторое время. Юнги поднимает голову в поисках своей охраны, но не видит ни одного знакомого человека, в недоумении вскидывает брови. — Это ещё что такое? — Юнги, — мгновенно отзывается Валерио, бледнея. — На десять часов.       Юнги тут же резко поворачивает голову в нужную сторону и застывает на месте. На парковке, прямо под растянутыми над узкой улочкой гирляндами стоял Чонгук, в такой же позе, в которой омега застал его у академии. — Вот же, — рычит Юнги и срывается с места, не обращая внимания на оклики друзей. Он останавливается прямо возле Чонгука, оглядывая его всё таким же высокомерным и оценивающим взглядом, разъярённо метая молнии. — Кажется, тебя вчера уволили, Куро. —Но ты вчера сам приказал мне отвезти тебя в горы. Я выполняю твой последний приказ и своё обещание, — хмыкает Чонгук. — А с чего ты решил, что я снова сяду к тебе в машину, зная, кто ты такой? — Юнги щурится, вглядываясь в глаза альфе. — Я всё ещё твой бывший водитель, а остальное тебя не должно волновать. — Мой отец будет в бешенстве, — констатирует Юнги. — Ты можешь не садиться. Это твой выбор. Но я думаю, что ты уже взрослый, чтобы самому решать, — пожимает плечами Чонгук, а Юнги задумывается на некоторое время, а потом вновь поднимает взгляд, с вызовом смотря в антрацитовые радужки. — Хорошо, только я беру с собой друзей, — ставит ультиматум Юнги, думая, что альфа сейчас даст заднюю, но тот лишь равнодушно пожимает плечами, мол, пожалуйста, бери, кого хочешь. Отец и правда его убьёт, но Юнги всё равно почему-то зовёт друзей и садится на пассажирское сидение рядом с Чонгуком.

🫀🫀🫀

      Они молчат первый час поездки, Чонгук просто ведёт машину, а омеги нервно переглядываются, не понимая цели Юнги, который зачем-то согласился поехать с неизвестным человеком. А он просто не думал, когда соглашался. Всё это будто происходило на уровне инстинктов. Он изредка поглядывает на Чонгука и не понимает своё колотящееся рядом с ним сердце. А его запах окольцовывал грудную клетку терновыми обручами, не давая и шанса. Потом Тэхён, как самый безбашеный из их компании начинает вопить старые песни, которые Чонгук включает по его приказу. У него не остаётся выбора.       Чонгук довозит их до источников за два с половиной часа, и когда Юнги выбегает на туристическую базу, которая была усыпана туристами, он радостно прикрывает рот. — Я давно мечтал сюда попасть, просил отца, но он ссылался на огромное количество дел, — говорит омега, когда Чонгук ровняется с ним, разглядывая горный хребет. — Значит, он поймёт тебя, если ты одну ночь не переночуешь дома, — опускает голову Чонгук, а Юнги дольше положенного тормозит глазами на его очерченных губах, непроизвольно гулко сглатывая. У него просто фетиш на мужчин в возрасте, говорит он себе. Ничего серьёзного. — Если что, я скажу, что ты похитил меня и держишь в плену, — лукаво улыбается омега, а Чонгук тянет угол губ, оголяя ряд зубов. — Так оно и будет, если ты захочешь сбежать, — подмигивает ему Чонгук, а Юнги прыскает. — А если не захочу? — он закусывает губу и тут же отступает назад, игриво запрокинув голову вбок. Он не может объяснить, но его по-сумасшедшему тянет к этому альфе, что низ живота скручивает от спазмов. — Если не захочешь, не отпущу. Даже если захочешь, всё равно не отпущу.       У Юнги от этих слов внутри тепло разливается, он морщит аккуратненький носик и двигает со лба на глаза солнцезащитные очки. — Ты всё ещё в роли моего водителя и отвечаешь за меня, поэтому веди меня сначала на обед, а потом на источники, — приказным тоном говорит Юнги, тыча своим коротким пальчиком в сторону отеля, около которого они остановились. И Чонгук не в силе ему отказать. — Клянусь, что с твоей головы не упадёт ни один волосок.       Они и правда сначала обедают, заходят в номер, чтобы просто оглядеть вид из него, а потом Чонгук, как и обещал, везёт троих омег на источники. Юнги всё не может оторваться от окна, разглядывая огромное количество туристов и прекрасные пейзажи природы, а также наслаждаясь запахом горной воды вперемешку с природным ароматом Чонгука. Они останавливаются у пеших тропинок, куда машина уже не проедет, до самих источников приходится идти пешком. Юнги много смеётся и даже успевает поныть Чонгуку о больных ногах, не ожидая, что альфа подставит ему свою спину, предлагая омеге остаток пути провести, обхватив лодыжками его сильный торс. Юнги просто обхватывает его шею и тычется носом за ухо альфы, незаметно для всех закатывая глаза. На источниках шумно и многолюдно. Тэхён, схватив Валерио за руку, исчезает почти сразу в толпе, а Юнги тычет в сторону водопада, за которым находилось прекрасное место. Юнги, смеясь, мочит свою одежду брызгами от водопада. Он одним движением откидывает назад мокрые волосы и оглядывает небольшую пещеру. Впереди поток бушующей воды, сзади чёрные камни. — Только сейчас я понимаю, что сидя в особняке, только и умел, что тратить деньги и дерзить. Меня никогда не вывозили в такие места или другие страны. Я так много хочу повидать, но отец никогда меня не отпустит, — Юнги аккуратно присаживается, опираясь спиной о камни. Его белая футболка из-за влажности просвечивала розоватые соски, что Чонгук непозволительно долго задерживает на них взгляд. Он подходит и садится рядом. — Лучше быть запертым, но с деньгами? — Да, я по-другому думать не умею. С самого детства отец ни в чём мне не отказывал, всё позволял, но лишал самого главного, — поджимает губы Юнги. — Права выбора, — заканчивает за него Чонгук, а Юнги кивает. — У меня нет права голоса в его доме. Я просто должен молча следовать его указаниям взамен на чёрную карту в моём кармане. — Ты же сам мне сказал, что люди с мозгами всегда найдут, как заработать хорошие деньги. Почему бы не уйти от отца и начать зарабатывать самому, — склоняет голову вбок Чонгук, смотря на омегу внимательно, а тот грустно улыбается. — Я не говорил, что способен на такое. Я просто не выживу там один. Я с рождения рос в заботе и ни в чём себе не отказывал. Я — тепличное растение, которое сдохнет, если его выставить на улицу, — Юнги смотрит альфе в глаза некоторое время, а потом мотает головой. — Забудь. Не смей думать, что я слабак, просто я думаю наперёд о своём состоянии.       Чонгук теряет смысл последних слов, когда Юнги оголяет кадык, зачёсывая назад рыжие волосы. Он подаётся вперёд, сначала упираясь носом Юнги в скулу, а когда тот опускает глаза на губы альфы, целует. Поцелуй выходит нетерпеливым, громким, что эхо разносится по всей пещере. Чонгук грубее толкается языком в не сопротивляющийся рот Юнги, прижимая к твёрдому камню. — У меня крышу срывает от одного твоего присутствия, — признаётся Чонгук, прикрыв глаза, пытаясь восстановить дыхание. Юнги тянет свои ладони к его шее и ниже, обводя пальчиками каждый позвонок. — Я думал, это только у меня член дёргается от каждого твоего слова, — шепчет ему в губы Юнги и улыбается, когда Чонгук с рыком вновь отлепливает свой язык, обводит им нёбо омеги, проходясь по ряду зубов. Юнги и правда тормоза срывает от каждой проведённой вместе секунды, от каждого прикосновения. Чонгук грубо сжимает тонкую талию в своих руках, тянется к его ягодицам, запуская ладонь под джинсы и сжимая нежную кожу. Юнги тихо стонет ему в изгиб шеи, рефлекторно двигает бёдрами навстречу, но приближающиеся голоса заставляют омегу распахнуть глаза. Он отталкивает альфу от себя и резко поднимается, когда в пещеру заходят туристы. Губы у Юнги покраснели и припухли от ласк, а его растрёпанный вид Чонгук мечтает запечатлеть надолго в своей памяти. Омега не говорит ни слова, он просто идёт прочь, засунув руки в карманы.       Возвращаются они к отелю после того, как находят весёлых и немного пьяных Тэхёна и Валерио. Даже в оздоровительных источниках эти двое найдут что-то спиртное. Юнги всю дорогу кидает на Чонгука мимолётные взгляды и закусывает губу, прокручивая в голове поцелуй, а альфа не может перестать обращать внимание на сведённые вместе ноги омеги. Тэхён говорит всю дорогу, делясь новыми эмоциями, а когда они приезжают, Юнги почти сразу исчезает в своём номере. Он игнорирует звонки отца весь вечер, выключив геолокации, и когда стена в номере надоедает окончательно, а мысли и желание внутри сдирают до костей, омега, плюнув на всё здравомыслие, вылетает из своего номера. В номер Чонгука он вваливается сразу же, как только ему открывают. Омега молча обвивает руками его шею, а Чонгук подхватывает его за ягодицы, когда Юнги подпрыгивает и виснет на нём. — Я живу по принципу "лучше попробую и пожалею, чем не попробую и пожалею", — говорит ему в губы Юнги, а Чонгук сжимает его ягодицы в ладонях сильнее. — Ты не пожалеешь, — хрипит он возбуждённым голосом, ногой закрывая дверь и двигаясь к кровати, не отрываясь от молочных губ. Юнги разлепляет руки сам, падая спиной на твёрдый матрас. Сам, заигрывающе улыбаясь, нарочито медленно снимает с себя футболку, оголяя сантиметр за сантиметром, пока у Чонгука окончательно не срывает тормоза. Альфа совсем дико отбрасывает к ногам ненужную ткань, припадая губами к розоватым ключицам, будто пробуя его кожу на вкус. Юнги от экстаза запрокидывает назад голову, запуская пальцы в смоляные волосы альфы, чуть сжимая их в кулаке. Он продолжает держать ногами торс альфы, прижимая его ближе к себе. Будто если сейчас отпустит — распадётся на кусочки. Чонгук ведёт носом ко каждому участку кожи, периодически кусая и тут же зализывая, выбивая из Юнги рваные стоны. Когда он снова тянется к его губам, омега выставляет руку и лукаво улыбается, смотря в глаза альфе. — У нас нет резинки, и я хочу тебя без неё, поэтому иди в душ.       Чонгук чуть отстраняется и хмыкает, обхватывает зубами пальцы Юнги и чуть прикусывая. — Чтоб был готов, когда я приду, — бросает Чонгук улыбающемуся Юнги.       Он появляется в одном полотенце на бёдрах ровно через двадцать минут, за ним тянется шлейф из пара. Юнги, полностью голый, лежащий на животе с запрокинутыми ногами и скучающе листающий какой-то путеводитель, заинтересованно поднимает глаза, обводя взглядом японские иероглифы на правой части его груди, которые переходят и на руку. Омега закусывает губу и специально выпячивает округлые ягодицы, когда Чонгук, рыкнув, подходит к краю кровати. Юнги почти носом упирается ему в пах, показательно облизнувшись. Он удивлённо охает, когда его резко переворачивают, заставляя грудью лечь на постель, а коленями встать на жёсткий ворс ковра у кровати. — Только без прелюдий. Ненавижу их, — со сбившимся дыханием шепчет Юнги, чуть повернув голову, боковым зрением видя, как полотенце падает к ногам. Интерес берет своё, и он поворачивает голову, скользя взглядом по мощным бёдрам, крупному члену, дорожке чёрных волос, что тянулись к пупку и по маленькому чёрному рисунку на паху. Чёрная орхидея. — Рысёнок любит пожёстче, — Чонгук рукой впечатывает голову Юнги в постель, заставляя куда-то безбожно пялиться, на что омега лишь хмыкает.       Чонгук плюёт на ладонь и проводит пару раз по члену, а Юнги задерживает дыхание. Он толкает сразу на всю длину, выбивая из лёгких Юнги весь воздух, не оставляя ни грамма. Альфа на мгновение останавливается, давая им обоим привыкнуть, и в кайфе прикрывает глаза, когда эластичные стенки окольцовывают его член без особых проблем. — Ты хорошо постарался, рысёнок, — шепчет альфа Юнги куда-то в лопатки и, не давая ничего ответить, продолжает планомерно толкаться в него, каждый раз выбивая рваные стоны из припухлых губ. Юнги в экстазе сжимает пальчиками простыню, двигает бёдрами и просто распадается от чувства наполненности. Когда внутри всё сжимается, Юнги, сцепив зубы, тянется к своему члену, начиная интенсивно надрачивать. Они кончают одновременно, что выходит за секунду, спуская белёсую сперму омеге на бедро. Он глубоко вдыхает спёртый воздух и зачёсывает мокрые волосы назад, пока Юнги заползает на кровать и удобно устраивается на ней. Его даже не смущает начавшая застывать и стягивать кожу сперма. Чонгук, как есть, идёт к пиджаку, забирает оттуда сигарету и идёт к окну, хмыкая. — Твой отец здесь, — оповещает он, затягиваясь. Юнги оглядывает голую и мощную фигуру Чонгука и недовольно морщится. Он планировал ещё оседлать эти сильные бёдра. И не раз. Одного раза ему явно было мало. — Ты же не отпустишь меня? — подпирает подбородок рукой Юнги. — Нет, — тут же звучит в ответ, и омега блаженно улыбается. Всё-таки он ещё оседлает сегодня эти бёдра.

🫀🫀🫀

4 years ago

      Чонгук раненым зверем мечется по кабинету, кидая бумаги из стороны в сторону, некоторые из которых летят прямо в порядке огнём в ведро. Намджун стоит чуть ближе Хосока, наблюдая за метаниями альфы. — Я не знаю, кто это сделал, но найдите мне эту мразь, которая слила обо мне информацию, — рычит Чонгук, останавливаясь посередине просторного кабинета своей компании, и смотрит на альф по очереди. Намджун поджимает губы. — Ещё не всё потеряно, можно попробовать откупиться, — но он не договаривает. Хосок, облокотившийся о входную дверь и сложив руки на груди, отрицательно мотает головой. — Нельзя, они выдвинут лет пятнадцать, если не больше. Они так долго рвались посадить тебя, а тут кто-то им кидает замечательную кость. И им плевать, откуда она и кто доносчик, главное, что ты наконец сядешь за решётку. Только о последствиях они поймут позже. — Мне плевать сейчас на всё, на последствия и незакрытые тендеры, мне важно знать имя гниды, которая решила со мной начать войну, — Чонгук агрессивно скидывает бумаги на пол со стола и хватается за голову, убирая спадающие на глаза волосы. — У меня от силы минут тридцать, пока сюда не вломятся ФБР с ордером наперевес. Вас здесь быть не должно, а то они и вас за одно упекут. — На нас у них ничего нет, — меняет ногу Хосок. — Они имеют полное право посадить вас на двое суток, пока я буду прохлаждаться в камерах, тут нас уничтожат. Нет. Сейчас первостепенная ваша задача — найти эту гниду, — Чонгук ещё некоторое время смотрит на пасмурное небо и вновь поворачивается к альфам. — Может, это Лиён? — выгибает бровь Намджун, а Чонгук с Хосоком одновременно хмыкают. — У него кишка тонка и мозгов не хватит, чтобы провернуть такое, — Чонгук нервно поглядывает на часы. — Ты его недооцениваешь, но это правда не он. Он мыслит иначе, он действует тонко и более изящно, здесь рубят на корню, не пытаются впечатлить грандиозностью, но именно такой размах имеют его поступки, — как-то отстранённо произносит это Хосок, а Намджун хмурится и поворачивает на альфу голову. — И ты это понял по одному его действию? — недоумевает он, а Хосок непринуждённо пожимает плечами. Входную дверь грубо толкают, что Хосока откидывает в середину кабинета. Тот грубо выпрямляется и бросает нечитаемый взгляд на остановившегося в дверях синеволосого омегу. — А мы как раз тебя обсуждаем, — фальшиво приветливо вскидывает руки Чонгук, но тут же его лицо грубеет. Омега расслабляет синий галстук и делает нерасторопный шаг вглубь кабинета, его охрана так и остаётся стоять на входе. — Бежал бы лучше, чем языком молоть. Все хранители закона едут сюда и каждый с наручниками наперевес, все, кому ты жизнь подпортил, — Лиён медленным взглядом осматривает кабинет и убирает руки в карманы. — А ты со мной сдаться решил? — хмыкает Чонгук. Намджун отступает к стене, прислоняясь к ней лопатками, а Хосок взгляда не сводит с омеги. — Убери своего бешеного, или я ему глотку перегрызу, — Лиён нарочито медленно поворачивает голову в сторону Хосока и незаметно вздрагивает, потому что альфа смотрит пронизывающе и расщепляет на части. — Шёл бы своё обсессивно-компульсивное расстройство лечить, — кидает ему в ответ Хосок, а Лиён лишь хмыкает. — Я не страдаю этим, — легкомысленно пожимает он плечами. — Проверься, — и снова грубо брошенная фраза. Лиён смотрит в глаза альфе ещё некоторое время и, цокнув с улыбкой, возвращает своё внимание Чонгуку. — А я говорил, что рано или поздно тебя уничтожат, раздавят.       Чонгук мгновенно меняется в лице, он за секунду подлетает к Лиёну, хватая его за рубашку. — Всё, что сейчас происходит подвластно лишь одним грязным рукам, — продолжает омега, будто и вовсе не обратив внимание на альфу. — Назови имя этой твари, — рычит ему в лицо Чонгук. — Если назову, снайпер, пасущий меня на крыше соседнего дома, спустит курок, — Намджун тут же дёргается к окну, но взметнувшаяся рука Чонгука его останавливает. — Он скоро покажет себя, и ты поймёшь, с кем имеешь дело. Иногда даже я не в силе предугадать его действия. Он тень, быстрая и точная. Он бьёт по тем точкам, о которых ты сам даже не задумываешься. Один его шаг на шахматной доске, и уже он объявляет тебе мат, — Лиён это говорил без эмоций, словно лишенный их. Хосок наблюдает за ним внимательно, считывает каждую мимику, понимая, что омегу уже уничтожили. Раздавили все его органы, внутри одно кровавое мессиво. — Ты знал его, — Чонгук размыкает пальцы и отталкивает от себя омегу, делая шаг назад. — Он был моим наставником и лучшим другом, пока не слил моё местонахождение Дэку. Тебе его не победить, Чонгук. Как бы мне не хотелось это признавать, но ни ты, ни я не имеем оружия против него. Он пришёл сюда за властью и ни перед чем не остановится. Он сметёт с лица земли сначала меня, а потом тебя. А пока ты будешь искать рану, которую ему сковырнуть, он тебя уже уничтожит, — с каждым словом Лиён отступает к двери. — Это тот человек, который не имеет болевых точек, абсолютно ничего. Я искал долгие годы, но так ничего и не нашёл. Но ни при каких обстоятельствах я не предложу тебе объединиться. С этого момента начинается гонка на выживание, кто не падет, тот и победит. Удачи, Чонгук.       Когда Лиён выходит из кабинета, Чонгук устало трёт лицо. — Он сегодня всё потерял. И ни одно его слово не было враньём, мы и правда имеем дело с кем-то поистине сильным, — Хосок провожает взглядом спину Лиёна. — Не бывает абсолютно сильных людей. Если он не нашёл его слабых точек, значит, плохо искал. У каждого есть точка давления. У каждого, — Чонгук подходит к панорамному окну и смотрит вниз, где уже выстроилась вереница из мигающих полицейских машин. — Неважно сколько я просижу там, найдите о нём всё, всего болевые точки, всех союзников, семью. Мне нужно всё. Если он раскинул мне крупную партию, значит я приму условия его игры.

🫀🫀🫀

Now

      Хосок, проходя мимо своих коллег, лишь молча им кивает, не задерживая ни на ком свой взгляд. Он держит руки в карманах белого халата и ступает тихо, почти бесшумно. От зелёных стен психиатрической больницы отскакивают отдалённые вопли и завывания, альфа давно научился не обращать на них внимание. Он останавливается возле металлической двери, у которой стояли двое мужчин в спецодежде, и ждёт, пока они отворят перед ним её и впустят в небольшую камеру. Это была коробка с маленьким окошком в полоску из прутьев, одинокой и скрипучей кроватью, столом и унитазом. Хосок молча проходит к столу и отодвигает стул. — Здравствуй, Чимин, — негромко произносит он, когда садится на жёсткий стул и складывает руки на столе, разглядывая даже не дрогнувшего со времени его прихода альфу. Тот в этой белой смирительной рубахе и из-за транквилизаторов не был похож на альфу, а своим хрупким телом больше напоминал омегу. Но Хосок прекрасно знает, каким именно он может быть. Для альфы всё ещё загадка, кем именно является Чимин. Может, он был самым настоящим гаммой. Тот сидит с ногами на своей кровати, обняв руками свои колени, и смотрит куда-то за спину Хосока в одну точку, не моргает. Кровать под ним ни разу не скрипит, говоря о том, что он совсем не двигается. Хосок за это время не добился от него ни слова. Но сегодня Хосок уверен в положительном исходе. — Сегодня четырнадцатое октября.       Альфа внимательно следит за реакцией Чимина, но как таковой её не следует, но за кое-что всё же альфа хватается. Чимин планомерно моргает. — Хочу рассказать тебе сегодня легенду о сотворении мира, — Хосок устраивается удобнее, складывая руки в замок, а Чимин наконец переводит взгляд на альфу. Хосок давно привык к нему, но тот, кто первый раз увидит это пустой взгляд, завопит от ужаса. У Чимина на дне зрачков отравляется тот смертельный удар каждого, кто осмелится посмотреть ему в глаза. Там у него обнажённые души и застывшие в гримасе крика лица. Внутри там всё давно заволокло липким мазутом, от которого не отмыться. Не зря ФБР зовут их с Каэлем — глашатаи Хаоса. Не зря Чимин на втором месте после Каэля в чёрном списке самых опасных людей континента. Потому что он заражает своим любимым сумасшествием только одним взглядом, пускает этот яд воздушно-капельным путём, как самый опасный вирус. От одного его присутствия у медбратьев руки трястись начинают. Все обходят его палату за километр, а если кому-то назначают ввести препарат, его провожают, как на смерть. Потому что Чимин одним своим пронзительным и внимательным взглядом может увеличить численность пациентов этой психической больницы на одного человека, а если он заговорит, то у бедняги точно нет шансов. — В начале времён мир пребывал во тьме. Но Всевышний явил Золотое Яйцо, в котором был заключён Род — Родитель всего сущего. Он родил любовь, породил Вселенную. Из его лица вышло солнце, из груди — месяц, из глаз — бескрайние звёзды, зори — из бровей его, ночи — из дум, а ветры — из дыхания. Он сотворил богов, приказав им править, — Хосок замолкает и прикрывает глаза, слушая абсолютную тишину. Он даже сквозь закрытые веки ощущает его взгляд. Соврёт, если скажет, что у него иммунитет на чиминов взор. Он хорошо себя в этом убеждает и других заодно. Потому что даже он в этих расширенных зрачках видит свой кошмар. — Ты же не веришь во весь этот бред? — Чимин произносит это совсем тихо, но даже так тон его издевательский и сумасшедший. — Расскажи мне, как ты видишь эту историю. Кто по-твоему создал нас? — Хосок даже не меняется в лице, приоткрывая глаза, но прилагая максимум усилий, чтобы не вздрогнуть. Чимин стоит совсем рядом, его нос в нескольких сантиметрах от носа Хосока, он стоит чуть склонённый, не моргая. Он подобрался бесшумно, даже кровать не скрипнула, с закрытыми глазами до сих пор кажется, что он сидит на ней. Но Хосок выдаёт себя, переставая дышать. У Чимина зрачки почти затапливают радужку, они почти не двигаются, смотрят Хосоку прямо в его растерзанную душу. Чимин ловит это сбившееся дыхание, как прибор ЭКГ, фиксируя каждое изменение. — Хаос. Он наш прародитель, — начинает он почти одними губами, Хосоку приходится читать его ответ по губам. Те у альфы сухие, искусанные и пухлые. — В конечном итоге добро и позитив ниспадут перед всепоглощающей тьмой. Когда в мире погаснет последняя звезда, тогда и наступит полная гармония хаоса. Наш мир станет таким, каким его и задумывали. В кромешной тьме и полным безобразных тварей. — Ты считаешь себя одной из них? — Хосок смотрит пронизывающе, пытается разглядеть хоть что-то в этом сквозящем безумии в глазах напротив. — Как и все мы. Как мы все, — тянет Чимин, растягивая губы широко, будто в одну секунду они порвутся. — Просто кто-то слабее и падёт первым, а кто-то вечно будет править остальными, находясь на вершине. Ты, конечно же, не веришь в это, это дано не всем. Ты слишком хороший, — Чимин наконец выпрямляется, а Хосок незаметно выдыхает, только незаметным это кажется лишь ему одному. Чимин же не убирает широкую улыбку с лица. — С чего ты решил, что я хороший? — поднимает на него глаза Хосок, строя совершенно незаинтересованное лицо. — Да ты пропитан этим добром. Может, ты и строишь из себя, что тебе плевать на всех, но сейчас ты разговариваешь со мной далеко не из-за Чонгука. Ты хочешь мне помочь, но зачем? Тебе мало всех тех твоих пациентов, которые после разговоров с тобой скидывались с мостов? — Чимин за долю секунды меняется в лице: широкая улыбка спадает с его губ, а лицо приобретает острые черты, будто в момент оно исказилось. В эту же секунду камера озаряется ярко-красным светом, а где-то над головой начинает звенеть пожарная тревога, но Хосок даже не дёргается, продолжав так и сидеть, в упор смотря на Чимина. — Может, ты и омерзителен по сравнению с другими, но по сравнению со мной — ты ангелочек. — Ты не уйдёшь отсюда один. — О, а я и не собираюсь, — снова расплывается в дружелюбной улыбке Чимин. Он так и продолжает стоять посреди заполненной красным светом комнаты, из-за освещения у Хосока начинают болеть глаза, и он делает самую большую ошибку. Он моргает. Потому что в следующую же секунду сцепленные руки в смирительной рубашке Чимина душат его. Хосок пытается зацепиться за ткань, но его с невероятной силой припечатывают к зелёной стене. Чимин всё это время притворялся хрупким и слабым, имея в запасе сумасшедшую силу. — Не сопротивляйся, или я задушу тебя, — слышит Хосок на задворках уходящего сознания этот успокаивающий голос. Он звучит где-то далеко, но почему-то действует на альфу как мощный транквилизатор. Он закатывает глаза и обмякает в руках Чимина. Альфа несколькими простыми движениями избавляет себя от рубашки, придерживая Хосока коленом, а потом слишком аккуратно кладёт на пол, садясь перед ним на корточки. — Твоим же оружием против тебя. Ты лишал им дара речи людей, теперь оно же сыграло злую шутку против тебя. Самые опасные люди — терпеливые, когда они психуют, то сжигают порты, а не корабли, — Чимин разминает затёкшие оголённые плечи и скалится, когда в красном свете под непрекращающуюся тревогу и автоматную очередь в дверях появляется высокий и мощный силуэт. — Отдых кончился, бестия. Пора назад в преисподнюю, — Чимин кидает последний взгляд на умиротворённое лицо Хосока и поднимается, поворачиваясь на остановившегося в дверях альфу. Каэль выглядит, как посланник самой смерти. Его короткие и зализанные назад чёрные волосы с заметной впереди зелёной прядью, идеально-чёрный костюм, а под нижней губой тонкий белый шрам, растянувшийся на полтора сантиметра. — Aut vincere. — Aut mori, — Чимин широко скалится и кладёт правую руку на сердце, склоняя голову, что его тёмные волосы падают вниз.       Он переступает через ноги Хосока и выходит следом, даже не дергаясь от опоясавшего его оголённый торс холода. — Я считал, что он не поддаётся гипнозу, — Каэль по коридору психбольницы, который мгновенно погрузился в тишину, идёт медленно, переступая через трупы и лужи крови персонала. — Он и не поддаётся. Я пробовал каждый день эти три года, у него сильный блок. Такой может быть только у людей, у которых в жизни произошло что-то на уровне катастрофы в Японии. Когда стёрло с лица земли два города, — Чимин идёт рядом, поравнявшись с альфой плечом, и не перестаёт вдыхать запах крови и смерти, витающей в застланном красным светом коридоре. — Что тогда ты сделал с ним? — Растёр сильные транквилизаторы по рукавам своего милого костюмчика, а когда душил его, они подействовали на его кожу.       Каэль останавливается и поворачивается на улыбающегося Чимина, прищурившись. — Ещё раз попытаешься заговорить мне зубы, лишишься своих, — Каэль говорит это абсолютно спокойным тоном, но в тиши коридора это звучит смертельно. — Этот блок спадает, когда все мысли человека сконцентрированы в точке его будущей смерти. Мой гипноз сработал в единственном удачном варианте из ста тысяч, когда он задыхался от моих рук.       Чимин выходит на улицу вслед за альфой, где их уже ждали люди Каэля, и глубоко втягивает прохладный воздух. — Больше всего на свете я хочу переодеться сейчас, — в эту же секунду один из людей подносит идеально выглаженный и сложенный стопкой костюм, а другой держит любимую белую шубу Чимина. Тот совсем по-сумасшедшему радостно хлопает в ладоши и снимает больничные брюки прямо на улице, начиная переодеваться. Каэль кидает на счастливого альфу нечитаемый взгляд и машет головой своим людям в сторону больницы. — Что бы все были на том свете, кроме Чона.       Чимин застёгивает каждую пуговицу с особой любовью, не прекращая наслаждаться идеальной тканью, когда на его плечи накидывают белую шубу и в руки вручают очки с жёлтыми стёклами; он на некоторое время подвисает, наслаждаясь моментом. — Я ненормальный. — Для тебя это новость? — хмыкает Каэль, когда Чимин громко хлопает в ладоши, поднимая их над головой, и, плюнув на свои ладони, зализывает назад тёмные волосы, закидывая голову и прикрывая глаза. — Давай что-нибудь подорвём, а? Объявим о себе. Прикинь заголовки: глашатаи хаоса вернулись! — предлагает Чимин, воодушевлённо подбегая к Каэлю и закидывая руку ему на плечи. — В любой другой жизни я бы отказал тебе и придумал более изощрённый способ восстать из тени, — смотрит на него сверху вниз Каэль, подхватывая сумасшедшую улыбку. — Нет ничего лучше громкого ба-баха, — в глуши улицы звучит громкий и пробирающий до костей сумасшедший смех.

🫀🫀🫀

      Лиён проходит мимо криминалистов, поднимает рукой жёлтую ленту и проходит на территорию психбольницы, где было убито порядка сотни людей. Он устало задирает голову и морщится от мигающих огней полицейских сирен.Чонгука он чувствует сразу, поворачивает голову на подъехавший Мерседес и провожает его агрессивно расталкивающую людей фигуру взглядом. В этот момент врачи на носилках выносят Хосока, тот в сознании выглядит бледным и уставшим. Чонгук подлетает к нему за секунду, останавливая врачей. — Ты видел его лицо?       Хосок хрипло кашляет и кладёт руку на горячий лоб, его зрачки неестественно узкие, что Лиён отступает на шаг. — Я его уничтожу. Уничтожу! — рычит Чонгук, привлекая лишнее внимание. Намджун, говорящий с полицейскими, оборачивается. — Гипноз, — вдруг хрипит Хосок. — Чимин использовал гипноз, чтобы я не вспомнил его лица.       Чонгук агрессивно бьёт ботинком по земле, расставляя руки по бокам. — Но он не учёл одного, что я захотел, чтобы он использовал на мне его. Теперь я знаю, как именно он это делает. Поэтому я вспомню его лицо через сутки, — Хосок вновь откидывается на кушетку, и тогда Чонгук даёт пройти недовольным врачам, которые уносят альфу. — Всё было бы проще, если бы ты просто ткнул мне на этого человека, — ровняется с Лиёном Чонгук. — Я не могу. Да и не обязан. Ты не мой союзник, а враг. Каждый справляется своими силами, — пожимает плечами омега. — И поверь, это только самое начало. Я знал его небольшой отрывок времени, но за него он сделал то, что не смог бы даже ты. У нас есть этот блок крупицы справедливости, который мешает действовать, у него этого нет, поэтому он уничтожает, вырубая с корнем. — Это мы ещё посмотрим. Не бывает идеальных людей. — Тогда скоро ты с ним познакомишься, — шепчет одними губами Лиён, но его слова тонут в оглушающем взрыве со стороны центра. Лиён вздрагивает, а Чонгук переводит взгляд вдаль, где расползается огромный гриб из чёрного дыма. Даже камни задрожали от его силы. — Началось. — Банально. — Я не знаю точно, что он подорвал, но тебе лучше ехать к своей компании, — кивает ему в прощание Лиён, идя медленным шагом к своему синему Макларену. — Если от неё хоть что-то осталось, — добивает.       Через час по всем новостным каналам лишь одно: в главенствующей компании континента произошёл глобальный теракт. Количество погибших уточняется, но по предварительным данным исчисляется с несколько тысяч.

У настоящих историй любви финалов нет(?)