Твоё сердце громко бьётся.

— У нас есть для вас новости, Дазай-сан. Глаза горят изнутри. Во рту пересохло. — Хорошие или плохие? Свет больно бьёт в глаза. Мутной фигурой предстаёт темноволосый врач с какой-то папкой в руках. — Для кого как, — второй голос более звонкий. Женский. Они улыбаются. Улыбаются, значит… — Мы нашли для вас сердце. Сегодня в четыре утра молодой парень разбился на мотоцикле. Он дал своё согласие на использование органов. Умер в реанимации. Это невозможно. Дазай был первым в списке на пересадку, но времени оставалось меньше суток. Свет из окон палаты резал глаза. — Мы начнём готовить вас к операции, — запах тяжёлых духов ударил в нос, а пышное декольте зарябило перед глазами. — Подождите, пожалуйста, я могу кое-кому позвонить? Гудки. Он обещал приехать после полудня. — Дазай-сан… — Подождите. Обещал. — Нельзя ждать так долго, вам срочно требуется сердце. Обещал. Обещал. Обещал. — Ну же, пожалуйста, подождите! Он скоро приедет. — Скажите имя, фамилию и номер телефона. Медсестра уведомит его. Чуя. Накахара Чуя. Рыжий. Со смешными веснушками. Небольшого роста. Голубые глаза. Злобный и противный, но так кажется только на первый взгляд, на деле же он просто душка. Обещал приехать после полудня. Рыжий. С веснушками. Стоял под окнами больницы и корчил смешные рожицы, покрывал матом врачей, до мешков под глазами и тремора рук облазил статьи и диссертации по поводу болезни, тайком проносил апельсины и сигареты, курил в палате и пачкал больничную койку грязными кедами. Больной ублюдок. Гнал медсестёр из палаты. Ухаживал сам. Заставлял хоть что-то есть. На «я всё равно умру» давал хлёсткую пощёчину. По ночам сидел возле палаты и плакал, думая, что Осаму спит. Снова крыл врачей матом, на попытки выгнать из палаты орал как резаный. Вонял потом и сигаретами. Отходил от койки только чтобы отлить. В последний раз уехал поздно ночью. Сказал, что сигареты кончились. «Сгоняю туда и обратно, вернусь после полудня», чмокнул в щеку на прощание, спрятал лицо в сальных тёмно-рыжих волосах. — Нет, спасибо, я сам позвоню ему. Позже. *** Огромный шрам красовался посередине грудины. Операция прошла успешно. Гудки. — Дазай-сан, вам нужно отдохнуть. Прошли уже сутки. Ну почему, почему его нет? Осаму перевёл взгляд на пустовавшее кресло, порядком помятое чужой задницей. На нём, приняв забавную позу, всегда дремал Чуя. На самом краю сидения красовалась пачка сигарет. Почти полная. Возраст. Место. Группа крови. Всё подходит. Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, нет. Осаму судорожно схватил собирающегося уходить врача. Полная женщина вскрикнула от неожиданности. — Как звали моего донора? Та мягко улыбается. — К сожалению, у него нет родственников, вы не сможете поблагодарить их. — Как его звали? — Глаза неверующе мечутся к пачке и обратно. Женщина уставилась своими маленькими серыми глазами в папку. — Накахара Чуя. Накахара. Чуя. Рыжий. С веснушками. С тупым оскалом и длинными пальцами. В идиотской чёрной кожанке. До того раздражающий, что любимый до безумия. *** — Если бы я мог, я отдал бы тебе своё сердце. — Заткнись, идиот. *** Накахара Чуя. Копил несколько лет на дряхлый байк. Считал его своим лучшим достижением. Ласково называл мотоцикл «детка», над чем Осаму неприлично хрюкал. Курил Чапман исключительно с ванилью. Носил дырявые кеды. Рвал цветы у подъездов, получая нагоняй от бабок, стучался в чужое окно, шмыгая носом, протягивал букеты. Каждый раз разные. Целовал неумело, старательно. Любил какой-то своей тупой, преданной любовью. А в груди билось его сердце. Преданное. Большое и искалеченное. Но Чуя никогда не показывал своей искалеченности, курил Чапман исключительно с ванилью, скалился и показывал средние пальцы. — Паршивец. Ёбанутый идиот. Сдох, да? Я же знаю, что ты специально это сделал. Ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь!? Оставил меня одного, ты… Слёзы. Крупные и солёные. Осаму Дазай. Такой же одинокий и покалеченный подросток. Не любил сигареты, носил глупые свитера и уж больно фальшиво улыбался. Кричал, отталкивал, боялся. Любил. Брал за руку, когда думал, что никто не видит, подкладывал в рюкзак сосательные леденцы, внёс значительный вклад в покупку мотоцикла. Сходил с ума от взора голубых глаз. Лежал на груди и слушал биение чужого сердца. — Я люблю тебя. Пожалуйста, вернись…