Когда снова станет тихо

В воздухе витал едкий запах, от которого у нормального человека уже бы вызвался рвотный рефлекс. На дорожной мозаике присохла кровь и каша из мяса чудовищ. Ошмётки кожи с мехом тут и там валялись, добавляя краски в картину. Лёгкий свежий ветер колыхал флаги на фонарях. От его редких нежных порывов оставалось только покрываться мурашками по коже. В небе слышались победные насвистывания птиц. Наконец он вдохнул полной грудью и чуть не подавился от мерзкого запаха грязной крови. Эта ночь прошла. Эту ночь они пережили. Оперевшись на рукоять меча, скрестив на ней руки, Кэйя поднял голову, и луч солнца омыл его измазанное багром усталое лицо. Он провёл языком по нижней разбитой губе, ощущая металлический вкус, и сплюнул розовую слюну в сторону. Там где валялся крио маг-бездны. Осмотревшись по сторонам и вслушиваясь в тишину, парень опустил взгляд вниз, таким образом отдавая честь павшим в бою. Его солдаты, подчинённые, ученики, когда-то живые хорошие собеседники теперь в вечном молчании лежали вперемешку с трупами монстров. Словно унижая их, мёртвые уродливые тела наградили их своей чёрной кровью на белой коже храбрых лиц. Кэйя содрогнулся от мрачных мыслей и судорожно выдохнул спустя минуту, когда он забыл дышать. Прикусив внутреннюю сторону щеки до знакомого тёплого обволакивающего чувства во рту, он сдерживал нервную улыбку и прозрачную пелену на глазах. Бездна решила нанести удар на Мондштадт своим визитом. Хилличурлы во главе десятков магов-бездны ворвались в городские ворота поздно вечером, когда свободный народ уже шёл после работы домой, ожидая встречи с любимой семьёй. Когда никто ещё не знал в баре, что это будет их последняя выпивка. Когда никто из Ордо Фавониус не ожидал нападения. Когда… Вестник Бездны — Кэйя видел его из города всего долю секунды — стоял в начале моста перед Мондштадтом и с видным удовольствием наблюдал со стороны. Правда потом он также незаметно исчез, как и явился сюда со своей армией чудовищ. Что там со Спрингвейлом ещё неизвестно. Сейчас же победили выжившие солдаты. А может и один Кэйя победил, он ещё не знает. Он с трудом повернул голову в сторону одного из трупов и сдавил пальцами жёстко себе челюсть, чтобы идиотская улыбка от истерики не появилась на его лице. Но отчаянный всхлип вырвался наружу. Хоффман своим прозрачным взглядом наблюдал за движением облаков в небе. Его бледная кожа до ужаса была исцарапана во всех местах до самых костей. В горле торчало пару стрел. Кончик одной из них до сих пор тоскливо дымился. Эту ночь он пережил. Эту ночь Кэйя одержал победу над монстрами. Но не его солдаты. Он не смог защитить их. — Боже… Хоф, — капитан отвернулся от него, будто стыдясь смотреть в мёртвые глаза. — Прости. На самом деле было странно слышать тяжёлую тишину. Если затих бой значит всех перебили. Где же победный возглас хотя бы одного рыцаря? Где же сломленные юноши, которые в панике прибегут доложить о происходящем? Неужели никто… Как там интересно у ворот Джинн и Лиза? Девушки отважно пошли в самую гущу, оставляя его здесь одного за главного охранять церковь с монахинями, которые молились всю ночь Архонту за жизнь города. Где Розария? Подруга простилась с Барбарой всего за секунду и с копьём на плече бросилась в бой. А затем её уволокло дальше в толпе. Жив ли обычный народ? Дети? Пальцы на руках тряслись, да и всё тело потряхивало. Альберих был на сотне побоищ. Везде были беспощадные эти чудовища, готовые порвать тебя на клочки или пытать для нужной информации. Бывало сам какой-нибудь маг-бездны прижигал к его туловищу дубинки хилличурлов вытягивая насильно болезненные вскрики. И когда чистая кожа покрывалась уродливым ожогом с тонкой тёмной коркой, существо мерзко хихикало, требуя ответы. Отмалчиваясь, капитан получал в то же самое место горящим концом деревяшки, задыхаясь от боли. Да плевал тогда на это Кэйя с высокой колокольни! Его товарищи и ученики не гибли под лапами уродов, не засыпали навечно от проткнутых сердец. Никто кроме него не страдал, все были живы. А теперь… Физическая боль ничто, по сравнению с моральным гнётом и осознанием, что привычных родных лиц он больше не увидит за одним столом. Что эти лица последний раз он увидит, провожая их в могилу и закрывая дубовой тяжёлой крышкой. Словно провожая из дома и закрывая дверь. Перед лицом. Вдруг раздался со стороны короткий лязг. Резко развернувшись, ожидая очередного нападения со спины, капитан против боли во всём теле встал в защитную стойку, навострив свой окровавленный уже потерявший гордый блеск меч. Но тут же его поза смягчилась, а нахмуренное лицо вернулось в напряжённую скорбь. — Это всего лишь я, — как можно бодрее хмыкнул Дилюк, запрокинув на плечо свой двуручный меч, которым и вызвал неприятный лязг о дорогу. Оба молчали, стоя напротив друг друга и опустив взгляды. Кэйя не знал почему. Вроде есть что сказать, с другой стороны — зачем? Поэтому понимающая тишина, натянутая между ними, тошно давила на плечи. Дилюк оглянулся, также как и капитан пару минут или часов назад. По его лицу было ясно, что и он далеко не рад обстоятельствам. Приготовившись к разговору, он грузно вздохнул: — Я ослабил бдительность, — выдал он. — Я… — Заткнись, — беззлобно с усмешкой, не смотря на него, прервал Кэйя, снова опираясь на рукоять меча. Дилюк согласно кивнул, понимая его без слов. Альберих знал. Он не причём. Не его вина, что монстры напали на город. Не его вина, что покой мондштадского народа был нарушен. Не его вина всех этих смертей. Дилюк давно уже не рыцарь Ордо Фавониус, но продолжал по сей день защищать свою родину, даже ценой жизни. Он следил за переговорами магов-бездны, узнавал новые планы Вестников, мешал их сделкам с Фатуйцами и спасал человеческие жизни. И сейчас он хочет сказать, что вина лежит на нём за то, что не узнал о секретном нападении Бездны и не спас всех? Кэйя усмехнулся вслух своим думам, вызывая подозрительный взгляд у Дилюка, но тот покорно молчал. Рагнвиндр в свою очередь рассматривал парня с головы до пят, внимательно перебрав каждый миллиметр. Он и сам прекрасно знал, что Кэйя далёк от его превосходного мастерства владения мечом и самой силы, учитывая их разные предпочтения в размерах и весе оружия. Поэтому наличие бóльшего количества побоев, чем у него самого, парня не особо удивило. Но огорчило. Размах двуручного меча куда больше, чем у одноручного. И из-за этого у чудовищ меньше шансов добраться до тела Дилюка. Поэтому, собственно говоря, у Кэйи такой возможности не было. К нему было легче подлезть с грязными когтями или мощными щитами, которые к тому же больше него. Начиная с лица, уже можно заметить пару глубоких порезов на щеках почти под глазами, на которых запеклись багровые струи. Дальше от шеи, уходя куда-то под разодранную рубаху, шла неровная алая линия с неаккуратными краями. Под остатками белой ткани не особо было видно дальнейшие раны, но по расплывшимся красным пятнам можно было предположить всю картину самому. На ногах было немного порезов, даже свежих, но не сильных. Монстры на них особый акцент не уделяли. Казалось, они это сделали с руками. Кисти капитана уже давно в бою избавились от перчаток, и все ладони и пальцы были просто исцарапанны до невозможности. Начиная с запястий и до самых плеч это был крест на кресту. Помимо жёстких ссадин, имелись и открытые до мяса участки, даже видны отпечатки безжалостных укусов. Зрелище далеко не из приятных. Кровоподтёки и синяки, соответственно были везде, как и у самого Рагнвиндра. Пару шрамов точно останутся. Подумал он про Кэйю с горечью. — Будешь должен мне за это, — с натянутой улыбкой произнёс Кэйя, замечая внимательный взгляд того на себе. Он осторожно похлопал себя по боку, на рубахе которого и был один из растёкшихся кругов. — Я тебе чётко сказал: не лезь, — напомнил с таким же дохлым номером с улыбкой бармен. А сам стыдливо сглотнул, вспоминая, как пару часов назад он проглядел одного крио-стрелка, целившийся в него. Под удар подставился Альберих, которого он сам пришёл защищать около церкви. Заметив, что его серьёзно ранили, Дилюк громко ругнулся на него и пытался протиснуться через убийственное побоище, но в итоге его затянуло ещё дальше. И только спустя несколько часов, когда он добил последних двух магов, Рагнвиндр бросился что есть сил назад, чтобы удостовериться, что он жив. Что он ещё дышит. И когда Дилюк поднимался по ступенькам, замечая тоскливую одинокую фигуру у здания, он с болью в груди вздрагивал, понимая, что Кэйя жив. Правда лишь наполовину. Он неспешным шагом подходил к нему. Нависнув сверху тенью, так как Кэйя стоял сгорбившись над мечом, он спросил, будто не знал очевидного ответа: — И вот зачем ты выскочил? Капитан забавно пожал плечами, не желая делиться своим острым ответом, ойкая от боли и выпрямляясь. Цыкнув от раздражения, Дилюк стиснул его острый подбородок огрубевшими пальцами и впился в испачканные багром губы, жёстко и в то же время нежно сминая их под собой. Словно мартовский кот, Альберих улыбался, отвечая на поцелуй, незаметно смакуя языком кровь с их губ. Крепкая рука Дилюка перешла в спутанные синие волосы на затылке, желая утонуть в их локонах и прижимая чужое лицо ближе к своему. Когда же он отстранился, то сразу же нежно и осторожно приобнял парня, будто говоря ему: «Рад, что ты рядом…» — Ты думаешь, я знаю? — риторически спросил наконец Кэйя, хрипло смеясь ему в ухо. — Тело само рвануло вперёд, я не причём. — Идиотина. — Ты мне уже крикнул тогда это, придумай что-нибудь новенькое. — Ты мог умереть на месте! — И? — удивился Кэйя и сразу же заткнулся, понимая, что ляпнул. Рагнвиндр угрожающе взял его за плечи, слегка отстранив от себя, и взглянул в разноцветные глаза (повязку капитан потерял давно в бою). Не разглядев в них ни капли, смущения от своего вопроса, Дилюк сам вслух строго спросил: — Ты серьёзно? — Погибнуть от той стрелы мог и ты, не забывай. — Вы невыносимы, сэр Кэйя. — Да кто бы говорил, мастер Дилюк, — вторил ему тот и прильнул к поддавшимся вперёд губам, обнимая за шею. В этот раз их ласковый поцелуй продлился недолго. Капитан поморщился от ноющего движения тела и опустил взгляд, взявшись за бок. Алое пятно поползло дальше своего радиуса. Дилюк устало прикрыл глаза, прошептав очередной укор в сторону своего сокровища и, придерживая того за руку и спину, поволок капитана в церковь к монахиням, дабы они подлечили эту занозу.