Немецкая овчарка и золотой ретривер
7 июня 2022 г. в 15:28
Этим утром, как обычно, около 7 часов до полудня, он встал с кровати, умылся, позавтракал, почистил зубы, надел чистую, глаженую одежду, воспользовался дезодорантом, а затем — одеколоном; нежно, но машинально, поцеловал свою жену в губы, в щеку поцеловал сына, собрал сумку, и отправился на работу. Пока он стоял в пробке на Невском, часы уже показывали 9:32 утра. Татарин в это время (такая вот странная была у него фамилия) уже бродил по коридорам академии. Он так же, как и наш герой, прошел через утреннюю рутину несколько часов назад, и после того, как он так же нежно, как и первый, с блаженной улыбкой поцеловал свою жену, он надел на себя маску всем недовольного, нелюдимого человека.
На рабочем месте он встречал студентов, как своих, так и чужих. Чужих он не то что по имени не помнит, так он и в лицо будто бы видит их впервые. Но они все, как роботы, здоровались с ним. Студенты боялись его, но уважали. Иначе невозможно было бы объяснить, почему у него самый большой поток среди всех абитуриентов на подготовительных курсах. Про него все слышали, все знали как он выглядит (даже не видев его ни разу воочию) — он имел своеобразную славу. Все знали, что его комментарии к работам ядовиты и язвительны, знали что его похвала бывает не чаще, чем високосный год (а, может, даже реже), но все шли к нему сознательно, будучи готовыми к самой жесткой критике.
Наш герой, фамилия которого, кстати, Воротничков, прибыл в академию за минуту до начала занятий, в 9:59. Несмотря на это, он не сильно торопился. Он не отличался пунктуальностью, но не потому, что был невежлив, а потому, что был рассеян донельзя: даже имен студентов он не помнил. Он пытался запоминать их разными способами: от ассоциаций до зубрежки — но все было тщетно. Однако студенты на него не злились за это, и коллеги прощали ему забывчивость: его все очень любили. Чувствуете разницу? Татарина все уважают, но боятся, а Воротничкова любят, при чем все и ни за что. Воротничков был «золотым ретривером» академии, он был дружелюбен, добр ко всем (бывали исключения, но о них ходили лишь легенды), и взамен его доброе лицо знали все, и все заранее были расположены к нему. Сначала тем, кто впервые его видит, казалось, что он точно не женат, и он уж точно не семьянин: красивый, молодой мужчина, еще и обаятельный — для такого было бы странно оказаться праведником. Но через первые же три часа, проведенные с ним, впечатление менялось. Если сначала никто бы и не подумал, что этот человек — золотой ретривер (максимум тянул на хаски), то затем все, касающееся его характера и личной жизни вдруг становилось логичным. Посмотрите на него — какой из него бабник? Высокий блондин, со смешной, но очень милой прической, с поясной сумкой через плечо, в тренировочных штанах и, главное, в футболке «Король лев». Его большие, собачьи глаза были глубоко посажены в глазницы, а брови на надбровной дуге едва были заметны. У него был звонкий голос, и еще более звонкий смех. Такой смех часто вызывает неприязнь: он был похож на гоготание. Но смех Воротничкова никому не казался раздражающим, а даже наоборот — заразительным. Многим студенткам (а, может, и студентам) он очень симпатизировал, оно и понятно: такой человек был бы прекрасным жизненным спутником. Но их флирт, кокетство и знаки внимания были бесполезны: Воротничков очень любил свою жену. Он упоминал ее на занятиях с такой нежностью, что из уст студентов часто раздавались звуки умиления (ведь это правда очень мило!). А он все еще не выработал к этому иммунитет: смущался, краснел каждый раз, словно в первый.
На занятиях Татарина звуки умиления вы бы не услышали. Не-а. Вообще никаких звуков на его занятиях вы бы не услышали (кроме, разве что, шмыганья носом и горестных всхлипов). Если Воротничков был золотым ретривером, то Татарин — немецкой овчаркой. Той самой, у которой на будке бы написали «Осторожно, злая собака». Она и лает, и кусает. Лает страшно, басисто; кусает в самые болезненные места. Они во всех смыслах с Воротничковым были противоположностями. Даже внешность их колоссально разнилась: Воротничков был высокий, крепкий, голубоглазый, волосы у него были светлые; Татарин же наоборот был невысок, имел более тонкое телосложение, Волосы у него были черные и глаза у него были карие. Они были разными полюсами, параллельными прямыми, что никогда не сойдутся, чернилами и белилами. Они сами друг к другу относились не то чтобы с неприязнью, но с некоторой отстраненностью, возможно, даже избегали друг друга. Поэтому сегодняшним утром, пересекшись случайно в коридоре академии, они, поймав взгляды друг друга, прошли мимо, не проронив ни словечка, даже привета не прозвучало.
У Воротничкова были почти доверительные отношения со студентами, поэтому они безо всякого стеснения задавали ему иногда неуместные, неэтичные вопросы. Однажды у него спросили, берут ли в академии взятки от абитуриентов, и он, подобающе своему образу ответил, что сам не берет и осуждает тех, кто взял бы: «Все должно быть справедливо», — сказал он. В другой раз его спросили, почему он так сильно ненавидит одну свою коллегу, на что он ответил, что ему не нравится, что педагог матерится при студентах. И в последний раз, этим самым утром, его спросили, как он относится к Татарину. Он сказал, что не одобряет его методы преподавания. И правда, их методы кардинально различались: Татарин любил критиковать. Хотя, может, и не любил, но делал это так часто, что всем было ясно, что это не противоречило его личным желаниям и убеждениям. Он учил своих студентов, не используя принцип кнута и пряника, в основном был только кнут. Особо чувствительных это доводило до слез (оно и понятно, не каждый выдержит такое давление), других просто расстраивало. Но его похвала приносила огромную радость, даже детское счастье тем, кому довелось ее услышать. Нельзя сказать, что похвала Воротничкова приносила меньшую радость. Она звучала также нечасто и вызывала такое же чувство радости. Хоть он и не критиковал работы студентов так, как это делал Татарин, его похвала звучала редко и была всегда по делу, никогда из вежливости.
Утро и день проходили довольно обычно. Все шло своим чередом. Кроме одной вещи. В кабинет Татарина постучал Воротничков. Аудитории находились на одном этаже, так что вроде ничего удивительно и не было в этом, но все же студенты не ожидали появления мужчины.
— Алексей Иванович, — обратился Воротничков. «Как официально для коллег», — подумали студенты, услышав знакомый голос. Пара девочек переглянулись с легкой усмешкой. — У нас забрали кувшин с постановки. Желтый с синим. Он не у Вас? — Татарин посмотрел на коллегу серьезно, затем на его лице проскользнула злобная усмешка. Не подерутся же они за один кувшин?
— Сомневаюсь, Алексей Сергеевич. Хотя, посмотрите лучше сами. — Воротничков поежился, немного посерьезнел. Прошелся по кабинету. Раздавался лишь скрип половиц и звуки взмахов кистей студентов. В полной тишине он обходил кабинет, смотря на постановки, на пол. Его сопровождал грозный взгляд Татарина. Воротничкову казалось, что его сердцебиение было настолько громким, что стены в кабинете пошатывались и что, более того, все слышат его, каждый удар его сердца. Тудум-тудум, тудум-тудум. Тишина и напряжение оказывали сильное давление на способность Воротничкова сохранять хладнокровие. Если бы неловкость можно было оценить по десятибалльной шкале, то сейчас она бы показывала твердую девятку. — Нашел?
— Нет. Спасибо за помощь в любом случае, — Воротничков вымученно улыбнулся и поспешно вышел из кабинета. Уже за дверью он протер лоб внутренней стороной ладони, однако обнаружил, что она была не менее влажная, чем его лоб.
Довольно забавно, что два человека, абсолютно противоположных друг другу, являются тесками. Можно вбить в поиск любое имя и прочитать его значение, и, более того, многие верят в то, что от имени будет зависеть характер ребенка и то, каким он вырастет. Тогда, получается, они оба, Алексеи, должны иметь схожие черты? Математики говорят, что и параллельные линии, вообще-то, пересекаются. Но оба Алексея никогда бы в это не поверили и лишь посмеялись бы над моими словами. Они знают, как далеко они друг от друга, какая огромная пропасть их разделяет и как педагогов, и как людей. В конце концов, когда вы в последний раз видели, чтобы немецкая овчарка была другом золотого ретривера?