Посиделки на кухне

Холодная ночь октября — за деревянным окном пятиэтажки пролетали опавшие дубовые листики, вдалеке виднелись вразброс осветленные квартирки соседних домов, было слышно, как ругаются соседи сверху. Рампо сидел в маленькой кухне, ногтем огибая узоры цветастой скатерти. Скучал. В своей квартире оставаться было невыносимо — после делового отъезда Эдгара в Бостон, Эдогава уже не мог спокойно жить, осознавая, что не получит порцию обнимашек и неожиданных теплых поцелуйчиков после прихода с работы и по утрам. А ведь эта поездка наверняка не последняя. От таких мыслей становилось уж совсем паршиво. В любом случае он последнюю недельку до возвращения писателя поживет у Фукудзавы. Быстро перебирая лапками, на соседнюю табуретку запрыгнул пушистый белый кот, сожалеюще глядя на детектива. — Привет, Пломбирчик, — слабо улыбнувшись прошептал Рампо, почесав котика за ушком. — Дядя тебя хоть покормил? Пломбир в ответ лишь улегся клубочком и фыркнул, мол, покормил, конечно. Вот — грациозное, красивое, умное животное, как бы только вразумить Эдгара завести кошечку, а этого противного енота, что любит кусаться, швырнуть куда подальше? Послышался скрип кресла и на кухню, медленно перебирая тапками, вошел сам хозяин квартиры. Оглядев скучающего паренька, он многозначительно вздохнул и поставил чайник закипать. — Ну и чего ты так расклеился? Приедет твой Эдгар, не бросать же ему успешную карьеру, — не выдержав тишины начал Фукудзава. — А вдруг он меня не любит и теперь как можно чаще станет уезжать? — Я тебе сейчас безымянный палец в глаз втыкну что б увидел там кольцо. Любит он тебя, пенек ты осиновый, любит. Рампо хмыкнул и подперев подбородок руками, стал наблюдать за быстрыми и точными движениями старика: достал две алюминиевые кружки, пакетик черного чая с бергамотом, поставил сахарницу на стол и строго зыркнув на него, пододвинул корзинку с печеньем и конфетами — пока чай не приготовлю, даже не мечтай. Когда он сел напротив, Пломбир шустро перепрыгнул на колени хозяину и громко заурчал, уткнувшись мордочкой в морщинистую руку. — Сколько еще до его приезда? — Неделя. — Ну, так немного. — Эт вам так кажется, дядя, — снова кладя голову на стол промямлил Рампо. Фукудзава томно вздохнул и принялся поглаживать белый пушистый комочек на коленях. В старом темно-зеленом свитере и местами подертых штанах он выглядел намного более по-домашнему, чем на людях, и детектив глубоко ценил своего попечителя, хоть делами часто показывал обратное. Ему бы еще любимые очки на веревочке и журнал кроссвордов в руки, как обычно, и не сказать что это тот самый одинокий серый волк, лучший телохранитель, по совместительству мастер боевых техник. — А вы когда-то были влюблены? — Когда-то, — помедлив, протянул Фукудзава. — Дивная девушка была. — Расскажите, пожалуйста! — А оно тебе надо? Он, пытаясь скрыть смущение, поглядел на загоревшегося паренька и снова вздохнул. — Я еще молод был. Лет семнадцать, одна дурь в головешке. В нашей деревне тогда девушка была — главная красавица. И хозяйка умелая и при разговоре дело скажет, ну на вес золота жена. Я, конечно, тем еще дураком был, — Фукудзава тихо посмеялся в сжатый кулак и глупо улыбнулся. — По уши втрескался. А подойти никак не мог — стеснялся. Букеты в поле собирал, при первых петухах клал на забор и, спрятавшись на дереве, смотрел, как она их забирала, ставила в вазу у окна своей комнаты. Бывало собирался духом, когда она в город уезжала и якобы от скуки просился помочь ее родителям с работой — дров наколоть, город вскопать, крышу в сарае починить. Делал роботу до приезда и уходил, потом вычисляя не пересечемся ли мы на улице. — А как она выглядела? — Рампо по-детскому заинтересованно хлопал глазами, расплываясь в легкой улыбке от раскрытой романтичной тайны директора. — Старею я уже, слабо помню. Волосы как свежеиспеченный хлеб — золотистые, всегда в тяжелую косу заплетены были. Личико милое, светленькое, с веснушками и по щекам и по плечам, даже Солнцем её прозвали. Глаза ясные, улыбка искренняя, никогда не тосковала. Руки, помню, хрупкими казались, но как посмотришь на вздымающийся выше головы топорик и полетевшие трески от бревна, уже так не думаешь. Выносливая была — и в жару, и в снег работала не покладая сил, многих мальчишек своего возраста превосходила. — И что же, вы так и не признались ей? Фукудзава аккуратно сдвинул кота с коленей и подошел к плите, что бы выключить чайник и залить кипяток в кружку Рампо. — Не признался. Вовремя опомнился, что путь мой будет тернистым и одиноким. И хорошо поступил. — И что же с этой девушкой сейчас? — спросил Эдогава, смотря, как тот же чайный пакетик перенесли в другую кружку. — Не знаю. Тебе сахар или мед? — Так у вас нет меда. Три ложки сахара. А вы романтик оказывается, дяденька! Фукудзава хмыкнул и отпил горячего чая, смотря как Рампо с наслаждением откусил шоколадное печенье. — Хреновый романтик. С писакой твоим схож. Детектив засмеялся, вспомнив, как на первом свидании Эдгар вместо кино или прогулки по парку, отвел его на кондитерскую фабрику, сказав, что тот может брать все, что вздумается. Ох, это было прекрасно. Пломбир, понимая, что спокойно посидеть на чьих-то коленках у него не получится, запрыгнул на подоконник и заснул. Фукудзава больше не разговаривал, лишь слушал лепет повеселевшего Рампо и изредка кивал, медленно откусывая краешек сухарика с изюмом.