***
Вот уже пять весен минуло, как она путешествует с богом по Мидгарду, медленно, но упорно постигая тайные знания. Ни разу не пожалела она о своем решении: Локи был строг и требователен, спуску не давал, но более знающего и понимающего наставника не сыскать во всем Девятимирье. Не было ей с ним скучно, не было одиноко. Он ее не только сейду, но и жизни учил, подталкивая и подначивая, дразня, раздражая, но неизменно добиваясь своего. Не сказать, чтоб ей было легко, не сказать, чтобы трудно: все познается в сравнении. Основами она овладела быстро и без проблем, буквально схватывая на лету: кровь закипала в ней, когда послушные ее воле пальцы уверенно складывались в верные пасы, а тонкие губы шептали напевные слова заговора, глаза горели восторгом и гордостью. И ас улыбался, наблюдая за ее успехами. Но стоило им перейти к рунам, как вера в себя стремительно стала ускользать: сколько она ни билась, заклиная непослушную природу, в итоге получала лишь вспышку да откат. Моргана рыкнула, отбрасывая обугленную деревяшку, на которой вырезала руны, и, не удержавшись, пнула ближайший ствол, тут же взвыв от прошившей ногу боли. Лодур, что до сих пор валялся чуть поодаль, посасывая травинку и меланхолично наблюдая за спешащими по небу облаками, лениво приподнялся на локте, с ему одним понятным весельем поглядывая на ученицу. — И чем, скажи на милость, тебе дерево не угодило? — прозвучало как всегда насмешливо, но не ехидно. — У меня не получается! Опять! — Моргана зло всплеснула руками и, тяжело дыша, уставилась на подозрительно довольного варлока. — Такое бывает, — он неопределенно качнул головой. Девушка вздохнула и, обиженно глядя на него, уселась напротив, демонстративно скрестив руки на груди, пробурчала расстроенно: — Я так никогда не научусь использовать руны. Трикстер фыркнул снисходительно и безрадостно рассмеялся, оперся на ствол, заложив руки за голову. — Использовать ты их и так никогда не научишься. — В смысле?! — Моргана аж вперед подалась от такой вопиющей несправедливости, в теплых глазах засверкал гнев. Локи лишь поморщился. — Не кричи, — прозвучало спокойно, но ей будто пощечину дали — злость схлынула, словно и не было ее, кулаки разжались, и она, глубоко вздохнув, уже яснее посмотрела на бога. — Простите, — покаянно склонила голову. Недаром его в народе серебряным языком прозвали: он не только заговорить мог кого угодно, но и голосом владел столь искусно, что одним словом умел осадить так, что мало не покажется. Вот и сейчас: ему даже смотреть на нее не пришлось, чтобы в чувства привести. — Использовать руны нельзя, — как ни в чем не бывало продолжил ас, когда Моргана окончательно успокоилась. — Руны — знаки мироздания, — легким взмахом руки он воссоздал между ними весь старший футарк, — его проводники. Каждая из них как живое существо, у каждой своя воля, — короткий выверенный жест, и иллюзия запестрела подробностями: вспыхнула пламенем Феху, вихрем обернулась легкая Ансуз, покрылась коркой льда коварная Иса. — Их надо чувствовать и договариваться с ними. Понимаешь, о чем я? Девушка, как завороженная, следила за иллюзией, вслушивалась в его мерный голос, словно утопающий, хватаясь за крохи знания. — Но, учитель, разве не так я делаю? Я же пытаюсь почувствовать и направить. Щелчком пальцев развеяв иллюзию, Лодур обратил на нее непривычно горящий взгляд: вихрем поднялось в глазах изумрудное пламя; будто что-то в ее словах задело его за живое, тронуло сокровенное — так что Моргана даже в страхе подалась назад: давно она его в таком гневе не видела. — Милая моя, ты понимаешь разницу между помощником и орудием? — голос буквально сочился сарказмом. Прикрыв глаза и глубоко вздохнув, он продолжил уже спокойнее: — Где та девочка, что пела цветам и мечтала улететь ветром, что нагло требовала у меня рассказать ей про Асгард и с восторгом встречала самое простое ведовство? — в этих словах отчетливо сквозила печаль; улеглась буря в малахитовых омутах, и лишь на самом дне тихим разочарованием тлели угольки. — Сейд оставил на тебе свой отпечаток: ты стала воспринимать его как орудие. Очнись, Моргана! — варлок подался вперед, зеленые глаза смотрели тяжело и серьезно. Впервые он так разговаривал с ней: больно и хлестко, стремясь достучаться до нее, почти потерявшей родство с природой из-за своих амбиций. — Сейд нельзя подчинить — им можно лишь управлять, покорившись. Смири гордыню, пока не поздно, иначе упадешь так, что не поднимешься. Он выплюнул травинку и, резко поднявшись, направился в глубь леса. Но напоследок, уже почти скрытый тенями, все же сжалился над застывшей потерянно ученицей. — У тебя есть одна руна, которая всегда с тобой, — не глядя на нее, сказал тихо и… расстроенно? Моргана вся обратилась в слух. — Прислушайся к ней, раз не слышишь меня, почувствуй, пойми. Быть может, это твой последний шанс. Локи ушел, но его слова, полные горечи и разочарования, еще долго звоном отдавались в ушах. Слишком прямо, слишком обидно, все слишком. Ей было больно, по щекам катились слезы, но эта краткая отповедь ей будто глаза открыла. И правда, во что она превратилась? Когда последний раз восторгалась зарей и бегала с ветром наперегонки? Она покачала головой. А учитель молчал до последнего, ни взглядом, ни жестом себя не выдав: не иначе ждал, когда до нее самой дойдет. Не дошло. Девушка медленно перевела растерянный взгляд на собственное запястье. На нем робкой надеждой бледно-бледно переливалась изумрудным золотом руна Кеназ. А на следующий день Локи с теплой усмешкой наблюдал за тем, как его ученица, прислонившись лбом к крепкому стволу, тихо просит прощения у пострадавшего от ее несдержанности дерева.***
Окончив ученичество спустя три десятка весен странствий по мирам с богом, много времени провела Моргана в родной деревне, помогая престарелому отцу. А после его кончины уже ничто ее не держало на одном месте, и она вновь отправилась путешествовать по Мидгарду, который раз и навсегда избрала своей родиной, познавая неузнанное. Много встретилось ей людей и богов, многих она спасла, многих нажила врагов. Со временем позабыли люди старых богов, и на их останках выросла новая «правильная» вера. А когда по землям бушевала Инквизиция, а демоны и прочие твари, позарившись на души фанатиков и чернокнижников-самоучек, бесчинствовали и при дворе, и в лесах, совершенно не страшась друидов и странствующих варлоков, основала Камартадж, стремясь усмирить тех, на кого сил человеческих уже не хватало. Год шел за годом, школа росла и развивалась: вот уже десятки человек признали ее наставницей и постигали под ее началом тайны мистических искусств (сейд канул в Гьелль, всякое ведовство считалось происками Сатаны — и только Моргана смогла вернуть людям веру в магию животворящую). Но буйство Инквизиции лишь набирало обороты, а с ней росла и сила демонов. Конца и края не видно было этой скрытой от людских глаз войне. Но однажды, проснувшись поутру в своей постели, Моргана обнаружила у камина массивный амулет в форме глаза с зеленым камнем внутри, от которого так и веяло огромной мощью, древней и непостижимой. А под ним — краткая записка до боли знакомым изящным почерком.Перед тобой, Моргана, один из камней бесконечности — камень Времени. Не пытайся вытащить его из Глаза Агамотто: он сдерживает силу артефакта (разумеется, при условии, что тебе не нужен взрыв размером с Мидгард). Уверен, в твоих руках от него будет больше толку, чем в пыли сокровищницы Асгарда. Используй камень с умом (я знаю, что он у тебя есть).
И вместо подписи — руна Кеназ. Широкая улыбка расчертила тонкие губы уже не молодой женщины, тихий радостный смех наполнил аскетичное пространство комнаты гордой главы Камартаджа.***
Символ за символом, руна за руной заполняла Моргана магический круг на полу. Еще немного — и все будет готово для ритуала. В просторной полупустой зале стояла сакральная тишина, и только тихое потрескивание пламени в факелах нарушало ее, создавая успокаивающий белый шум. То, что она задумала, — кощунство, это против естественного порядка вещей, нарушает все мыслимые и немыслимые законы. Власть Дормамму огромна, возможности едва ли не безграничны, но сдержать его силу человеческой волей — все равно что подчинить Эолову арфу. Но выбора у нее особо не было: или так, или скорая смерть и печальное будущее на останках цивилизации. Не Рагнарек, конечно, но для Мидгарда исход не радостный. Последняя руна встала на свое место, и Моргана, оглядев оценивающе итог кропотливой работы, прикрыла глаза, устремляя отчаянный зов тому единственному, чье слово сейчас имело для нее значение. Никогда Локи, отпуская учеников, не рвал с ними связи, не сжигал мосты, всегда оставляя маленькую лазейку на крайний случай. И сейчас был один из них. — Ты забыла Турисаз в правом верхнем углу, — прозвучал до боли знакомый насмешливый голос почти у самого уха, и она еле заметно вздрогнула, тут же распахивая глаза. — Учитель, — Моргана почтительно склонила голову, в то время как уголки губ подрагивали в радостной улыбке. Как же давно она его не видела. Она покачала головой: а Лодур ни капли не изменился. Все такой же живой и текучий, чуждый условностям: ничего-то его не смущает, ничего не пугает. Вокруг еще не отбушевала Инквизиция, озверевшие фанатики готовы предать священному огню за одни только рыжие волосы да завистливые бредни пьяного соседа, а он ходит как ни в чем не бывало со своей медно-пламенной косой, хитро сверкает нечеловеческая зелень глаз, и тонкие губы изгибаются в лукавой улыбке — и все ему нипочем. Да и чего бояться древнему богу огня, прародителю людей? Варлок развернулся к Моргане, глянул пристально, будто в душу всматриваясь. — Зачем ты звала меня? — Хотела попросить о помощи, — сказала и тут же неуверенно отвела глаза. Никогда она не умела лгать учителю — не стоило и начинать. Да и зачем? Однако ас никак не отреагировал на ее недомолвки: подошел ближе, приподнял голову за подбородок, вынуждая посмотреть прямо в колдовские изумрудные омуты. — Ох, Моргана, Моргана, — покачал он головой после небольшой паузы. — Неужели тебе все еще нужно мое благословение… — прозвучало слегка укоризненно, но без упрека, понимающе. Она промолчала — впрочем, ответ здесь и не предполагался. — Ты понимаешь, на что идешь? — спросил серьезно и строго, не убирая рук, потемнел и потяжелел выразительный взгляд. — Даже если каким-то чудом у тебя все получится, пути назад уже не будет, а жизнь твоя станет не короче моей. Она мотнула головой. — Я знаю, учитель. Но поступить иначе не могу. — На тебе свет клином не сошелся, — пальцы сжались сильнее, напоминая. Моргана безрадостно усмехнулась: старая история с рунами до конца жизни надежно отпечаталась в памяти. — Это не гордыня. Это попытки уберечь то, что я могу уберечь, и сделать то, что мне подвластно. У меня нет преемника, учитель, — она выше вскинула голову, смотря решительно и отважно. — Полный Камартадж учеников, но ни один из них не готов его возглавить. Я видела варианты будущего, — она демонстративно приподняла за шнур знакомый им обоим амулет. — Пройдут сотни лет, прежде чем мой преемник переступит этот порог. А до тех пор все на моих плечах, иначе — беда. С полминуты Локи пронзительно вглядывался в немолодое, до каждой черточки знакомое лицо ученицы. Наконец, выдохнув, отпустил ее подбородок, пробормотал себе под нос нарочито недовольно: — Воспитал на свою голову, — чем вызвал у нее довольную ухмылку и как-то устало велел: — Закрой глаза. Моргана тут же послушалась, и он уверенным движением кисти обозначил у нее на лбу очертания Совуло, шелестяще нашептывая знакомые слова древнего как мир и почти забытого заговора на защиту. По телу прокатилась дрожь и разлилось приятное тепло, на душе стало спокойно и ясно, а дышалось легко, полной грудью. — Это… — она изумленно распахнула глаза, не веря, что бог действительно преподнес ей такой подарок. Лодур покачал головой и мягко, почти ласково усмехнулся. — Считай это моим благословением. Но, — в мгновение ока его взгляд потяжелел, будто прожигая насквозь, — пообещай мне одну вещь, — она с готовностью кивнула, и он негромко вдумчиво продолжил: — Это, — варлок махнул рукой в сторону практически законченного круга, — твой путь. Но никто не должен да и не сможет его повторить. Я не прошу тебя уничтожить книгу Калиостро, но пообещай мне, что по своей воле ты никому из учеников не позволишь провести этот ритуал. И уж тем более не сделаешь того же, что и я сейчас. Это мой тебе дар и только, — и неожиданно жестко приказал: — Поклянись, Моргана! — Даю Вам слово, — уверенно и твердо, глаза в глаза. И она знала, что сделает все возможное и невозможное, чтобы это слово не нарушить. Помедлив, ас кивнул и отошел на шаг — факельный свет выхватил стройную фигуру, искрами и языками зазмеился в рыжих волосах. Вновь смягчились по-птичьи заострившиеся было точеные черты, потеплела чаровная зелень, в ней вновь заплясали лукавые огоньки. — Тогда дерзай, — он приглашающе обвел рукой печати и удобно устроился в ближайшем кресле, подперев голову рукой. — Я не уйду, — добавил тихо и серьезно, без лишних слов обещая столь необходимую ей сейчас поддержку. — Спасибо, учитель, — темные глаза горели невысказанной благодарностью, на тонких губах играла мягкая радостная улыбка. На что тот лишь помахал свободной рукой. — Иди уже, — и, когда Моргана, усмехнувшись, уже развернулась спиной, бросил вдогонку ехидно, возвращаясь к излюбленной ипостаси: — Про Турисаз не забудь. Она хмыкнула: трикстер в своем репертуаре. От столь знакомой подколки в груди потеплело, а страх безвозвратно ушел. Пронзительный взгляд так привычно, но уже почти позабыто жег спину, внушая уверенность и надежду. Глубоко вздохнув, она решительно потянулась за угольком.***
Когда мистер Стивен Стрэндж (доктор Стрэндж! — как он неустанно поправлял окружающих) впервые переступил порог Камартаджа, Древней впервые за долгие годы захотелось истерически рассмеяться. Или взвыть. Потому что более неподходящую кандидатуру на роль ее преемника вообразить было попросту невозможно: высокомерный врач, привыкший к постоянному вниманию к своей персоне, свято уверенный в том, что все дороги мироздания ему открыты. Когда он насмехался над всем, чем они занимались, что почитали, во что верили, без тени сомнения убеждая ее, ту, кто старше его в не один десяток раз, в том, что магия — сказки для бедных и детей, у нее буквально руки чесались просто и без затей схватить его за шкирку и встряхнуть хорошенько как нашкодившего щенка. Но, увы, такое обращение шло вразрез с раз и навсегда установленными ею же правилами. Так что — глубокий вдох, спокойная отрешенная полуулыбка и психоделический полет астрального тела по мирам, быстро вправивший ему мозги на место. И те часы, что он провел на улице у дверей школы, умоляя принять его и научить жить дальше, были нужны не только и не столько ему, чтобы понять и хотя бы немного сбить спесь, но и ей, чтобы окончательно взять себя в руки и смириться с тем, что непрестанная война и головная боль ей обеспечены на годы вперед. Когда доктор начал постигать азы мистических искусств и крепко застрял на первых же этапах, когда он с вызовом глядел на наставницу, которую тем не менее упорно отказывался звать учителем, и не мог понять, почему у него не получается использовать магию, Древняя впервые за долгие годы почувствовала себя на месте Локи: в памяти всплыла старая история, как она много-много лет назад тщетно пыталась постичь руны, а губы тем временем сами собой сложились в до боли знакомые слова… — Нельзя подчинить реку грубой силой. В нее нужно войти и покориться. И повелевать ее течением, — казалось, само Время говорит сейчас через нее. В голове зазвучал уже ставший родным глубокий выразительный голос, тонкие губы слабо изогнулись в теплой полуулыбке. — Повелевать, покорившись? Не улавливаю смысла, извините, — доктор скептически посмотрел на нее, и Древняя усилием воли подавила в себе уже зарождающийся нервный смешок: в его льдисто-серых глазах она в этот момент совершенно отчетливо увидела своенравную двадцатилетнюю девушку, что, скрестив руки на груди, обиженно и непонимающе смотрит на учителя. Но, раз уж начала, надо доигрывать спектакль до конца. — Во всем он есть — не везде он нужен. Вы достигли больших высот благодаря интеллекту — но выше он Вас не поднимет. Покоритесь, Стивен. Заглушите эго. И Ваша сила освободится. Воистину у норн своеобразное чувство юмора. И почему-то при виде самоуверенного взгляда ученика, так похожего на ее в юности, в голове всплывали не старые изображения трех женских фигур, склонившихся у древнего источника, а порой совершенно издевательские шутки рыжеволосого бога огня. Усмехнувшись, Древняя покачала головой: пожалуй, она даже не удивится, если вдруг окажется, что трикстер на самом деле приложил к этому руку.***
Когда посреди главного зала Камартаджа вдруг открылось светящееся окно перехода, совершенно не похожее на привычные ей порталы или зеленую дымку, в которой так любил исчезать и появляться Лодур, и из него вышагнули столь хорошо знакомые ей двое, Древняя даже не удивилась: любит учитель приходить эффектно, что уж тут. А вот следующий за ним доктор, казалось, разрывался между желанием сбежать подальше — в идеале без Локи — и необходимостью пережить этот разговор. На дне льдисто-серых глаз тихо тлела застарелая боль: ее смерть явно не далась ему легко — даже спустя столько лет. — Учитель, — она уважительно склонила голову — жест, давно вошедший у нее в привычку. — Доктор, — развернувшись к Стрэнджу. — Моргана, — бог приподнял уголки губ в намеке на улыбку, вечно жесткие черты лица как-то неуловимо смягчились. — Высоко забралась, я смотрю. — Все благодаря Вам, учитель, — она усмехнулась, но как-то по-доброму, потеплел отрешенный взгляд. Много времени прошло с их последней встречи — даже вечно юный ас успел порядком измениться: свободная медно-рыжая коса превратилась в гладкую, цвета воронова крыла прическу по плечи, одет он был в современный мидгардский костюм. Вот только ехидство никуда не делось, да все так же лукаво сверкала яркая зелень глаз. Но было что-то еще, почти незаметное, но очень важное. Она слегка склонила голову набок и прищурилась. Молодое лицо не постарело, морщин не прибавилось — но взгляд стал жестче, в нем светилась бесконечная усталость и еще не пережитая боль: ему явно многое пришлось узнать и перенести за эти годы. Заметив то, как пристально она его рассматривает, бог лишь коротко мотнул головой, без слов давая понять, что не хочет говорить о произошедшем, — Древняя понимающе кивнула и обратила внимание на своего горе-ученика. Чародей, выгнув бровь в крайней степени изумления, недоуменно переводил взгляд с одного на другого, даже не поздоровавшись с наставницей. Она хмыкнула: да уж, такого поворота доктор совершенно точно не ожидал. Отойдя на пару шагов, Древняя уже привычным жестом раскрыла Глаз Агамотто и щелчком пальцев остановила течение времени. — Ты уверена, что я тебе именно для этого камень отдал? — ехидно поинтересовался трикстер, приближаясь к ней все той же легкой танцующей походкой. Темные глаза хитро сверкнули, губы растянулись в не предвещающей ничего хорошего ухмылке. — Мне напомнить, как Вы с Тессерактом яблоки из сада Идунн таскали? — в тон ответила ему ученица и тут же, смеясь, увернулась от вознамерившейся схватить ее за ухо руки. Вот уж точно: с кем поведешься, от того и наберешься. Вдруг откуда-то со спины неожиданно прилетел несильный подзатыльник, а над ухом раздался коварный шепот: — Не доросла еще со мной тягаться, девочка, — в то время как сам бог с абсолютно честным лицом стоял перед ней, заложив руки за спину, и старательно делал вид, что он тут совсем ни при чем. Моргана весело фыркнула. Дожили: ей уже больше тысячи лет, а сколько ему, ведомо только норнам, а дурачатся как дети. Уголки губ дрогнули: как же ей не хватало этих шуточных перепалок. — Значит, Древняя, — бог склонил голову набок и лукаво прищурился, оценивающе оглядывая ученицу. Она лишь развела руками. — Надо же поддерживать имидж. Как там обо мне говорят? — она скорчила задумчивую гримасу. — «Строгая, но милостивая», «железная леди магического мира», «несгибаемая глава Камартаджа», — улыбнулась мягко, но с каким-то оттенком грусти. — Моргана, дочь Бранна, не нужна никому — зато все нуждаются в загадочной Древней, — она покачала головой. Ни в голосе, ни во взгляде не было и капли горечи — но была какая-то совершенно нечеловеческая усталость того, кто давно перестал жить для себя. Локи ни слова не проронил за время ее короткой исповеди — лишь молча слушал, вдумчиво и серьезно, а когда она закончила, негромко сказал: — Ты выбрала путь богов, Моргана. И разделила их участь, — в изумрудных омутах плескались спокойствие и понимание, и ее будто током прошибло: впервые в жизни он смотрел на нее как на равную. Сейчас перед ней стоял не веселый дядя, не строгий учитель и даже не древний бог, а просто Лодур, варлок-странник, трикстер и плут. Они будто вдруг оказались на одной ступени: да, он старше, могущественнее, опытнее, но все эти различия носят чисто количественный характер — качественно они сравнялись. Древняя глядела на него широко распахнутыми глазами, а он улыбался как ни в чем не бывало, мягко и по-дружески, — только зеленые омуты светились довольством да на дне плясали лукавые огоньки. — Но ученика все же стоило доучить, — ехидный голос вывел ее из раздумий — она мотнула головой, сбрасывая оцепенение, и слегка склонила ее набок. — Кстати о птичках. Что Вы думаете о докторе? — кивнула на обескураженно застывшего Стрэнджа. Бог фыркнул снисходительно. — Маг-недоучка с непомерным эго, — на тонких аристократических губах зазмеилась ядовитая усмешка. — Это Вы его еще в самом начале не видели… — ас хохотнул, представив масштаб бедствия, а Древняя тонко улыбнулась самыми уголками губ, вспомнив эффектное появление Стрэнджа в Камартадже и последующие его попытки саботировать обучение, — и тут же посерьезнела, пристально посмотрела в зеленые глаза. — Я хотела Вас попросить, учитель, — Локи заинтересованно выгнул бровь, и она продолжила: — Дайте ему шанс. Негоже Верховному магу ходить недоучкой, — прищурилась озорно. Трикстер воззрился на нее со смесью удивления и негодования. — Ты издеваешься? — тихий голос звучал вкрадчиво и оттого еще более устрашающе. — Да он скорее удавится, чем меня учителем примет. Древняя несогласно мотнула головой. — Вы не правы. Раньше — да, но он изменился, он уже задумывается об этом — по глазам вижу. — Но это не повод спихивать на меня своих учеников! — Лодур скривился недовольно, глаза метали молнии — но Моргана и бровью не повела. — Просто дайте ему шанс. Пожалуйста, — пронзительно и твердо глядя в потемневшую зелень. И, проказливо ухмыльнувшись, щелкнула пальцами, возвращая времени привычный ход. Бог метнул на нее гневный взгляд, без слов обещая достойную месть (что-что, а его фантазия и изобретательность были ей прекрасно известны — и на личном опыте в том числе), — глубоко вздохнул и, взяв себя в руки, пошел приводить в чувства застывшего Стрэнджа. На губах заиграла довольная улыбка: учитель мог сколько угодно негодовать, но в одном она была уверена — теперь он чисто из спортивного интереса и чувства противоречия присмотрится к доктору повнимательнее — а значит, шансы повышаются. А в том, что столь необычный субъект сможет вызвать любопытство ехидного аса, она ни капли не сомневалась.***
— Как она умерла? — ровно спросил бог, стоило им с чародеем через несколько дней после закрепления наставнической связи уже привычно устроиться с чаем в гостиной Санктума. Глубокий голос звучал спокойно и нарочито безэмоционально, но в глазах застыло напряжение. Стрэндж ждал этого разговора с того самого визита в Камартадж прошлого. Глубоко вздохнув, он подался вперед, устало потер переносицу. Вспоминать события тех дней не хотелось категорически, но Локи имел право знать как никто другой. — Никто не был в курсе того, что Древняя черпает силу из Темного измерения, — тихо начал он свой рассказ. — Эта тема вообще была в Камартадже не то чтобы табу, но не особо поощрялась. Но Кецилий, один из ее учеников, как-то прознал об этом и крайне, — он помолчал, подбирая наиболее цензурное слово, — вдохновился опытом наставницы. Незадолго до моего прихода в Камартадж он и несколько его последователей вломились ночью в библиотеку, убили ее хранителя и забрали страницу из книги Калиостро с описанием ритуала. В итоге они умудрились связаться с Дормамму и стали его зелотами. Потом… — Стивен прикрыл глаза, стараясь подробней восстановить в памяти картину. — Потом было несколько нападений на храмы, погиб прежний Хранитель нью-йоркского Санктума. Кого-то из учеников Кецилия удалось убить или нейтрализовать. Однажды они напали на нас с Мордо, была драка в Зеркальном измерении. Сражался в основном Мордо, от меня тогда толку было мало, — губы скривились в невеселой усмешке. — В критический момент появилась Древняя, и расстановка сил сразу поменялась. Их почти удалось одолеть, но… Кецилий пожертвовал своим учеником, чтобы ранить ее. Смертельно ранить, — голос дрогнул, он тяжело сглотнул, но все же нашел силы закончить рассказ: — Я сразу открыл портал в больницу, ее забрали на операцию… — небольшая пауза — и коротко и емко, четко выделяя каждое слово: — Она скончалась на операционном столе, — в серо-голубых глазах сверкнула застарелая боль, но почти сразу вновь скрылась под тонким слоем льда. Локи слушал молча, до побеления сжав губы и почти до хруста стиснув деревянные подлокотники. Взгляд горел гневом, горечью, разочарованием, бесновалось колдовское пламя. — Я же просил… Она обещала… — процедил сквозь зубы. Стрэндж, уже отошедший от тягостных воспоминаний, заинтересованно выгнул бровь, но благоразумно не стал ничего спрашивать: трикстеру сейчас явно было не до него, а попасть под горячую руку не хотелось совершенно. Наконец бог усилием воли заставил себя отпустить бедное кресло, глубоко вдохнул и прикрыл веки, пытаясь успокоиться. А когда вновь открыл глаза, буря улеглась как ни в чем не бывало, и только болезненно яркий огонь напоминал о пережитом всплеске эмоций. — Настраивай дату, — безапелляционно потребовал Локи, запустив через стол свой темпад. Чародей поймал устройство и задумчиво побарабанил пальцами по экрану, прищурился, вспоминая. — Можешь поговорить с ее астральным телом после нашего с ней прощания, — предложил он единственный возможный вариант. Бог неопределенно качнул головой, но промолчал — Стивен, сочтя это за согласие, быстро забегал пальцами по темпаду, набирая нужные числа. — Локи, — еле заметно подрагивающий палец завис над кнопкой ввода. Тот поднял напряженный, но ясный взгляд. — Передай ей кое-что от меня, — Лодур молча склонил голову набок, без слов выражая готовность выслушать. — Тот я никогда бы этого не сказал, но… — чародей невесело усмехнулся и с силой провел рукой по лицу. — Я сожалею, что не признал ее наставницей, — твердо и уверенно, глаза в глаза — только нет больше льда в прозрачной голубизне — лишь глухая тоска и тихая боль. На этих словах как-то неуловимо посветлела колдовская зелень, смягчились жесткие черты лица. Ас понимающе кивнул и, даже не обернувшись, стремительно влетел в открывшееся окно перехода — Стрэндж лишь глаза закатил, но послушно последовал за ним. Астральное тело Древней уже приближалось к границе миров, за которой ее должно было ждать посмертье — Хельхейм или Вальгалла, — как вдруг кто-то резко дернул ее за руку, разворачивая на ходу. Она обернулась — и темный взгляд столкнулся с изумрудным. Вспыхнувшая было радость тут же погасла, стоило ей попристальней присмотреться к полупрозрачной фигуре учителя: в его глазах искрилось и полыхало необузданное пламя, непонимание, разочарование, неверие, гнев смешались в дикий клубок, который совершенно не желал распутываться. Молнией вспыхнуло осознание: — Вы знаете… — прозвучало тихо и отчаянно, в голосе появился какой-то виноватый надлом. Его магия буквально звенела от еле сдерживаемого напряжения, подавляя и напирая, казалось, даже воздух сгустился, стал холодным, вязким. В этот самый момент она вновь почувствовала себя маленькой девочкой перед грозным наставником: груз нарушенной клятвы нещадно давил, доводил до отчаянья, до дрожи хотелось уставиться под ноги и, грустно шмыгнув носом, без утайки сознаться в содеянном. Бог медленно прикрыл глаза, утихомиривая разбушевавшуюся бурю. Он сам себе удивлялся: не ожидал настолько сильной реакции. Но стоило только подумать о возможном предательстве, об умышленно нарушенном слове, как сейд вышел из-под контроля: слишком болезненной была эта тема — особенно в свете недавних событий. — Ответь мне только на один вопрос, — он сжал переносицу, в глубоком голосе сквозила бесконечная усталость. — У тебя был хоть один шанс его остановить? — на этих словах он резко вскинул голову, пронзительный изумрудный взгляд обжег холодом. Древняя печально покачала головой. Вопрос не стал для нее неожиданностью — да и времени подумать было предостаточно. — Словами — нет, — трикстер подозрительно прищурился, и она пояснила: — Кецилий пришел в Камартадж, потеряв жену, сломленный и разбитый, — и мы приняли его, как многих прежде. У него оказался сильный потенциал, и я взяла его в ученики. Но потом… Чем лучше давалась ему магия, тем больше он замыкался в себе, в нем зрело что-то темное, опасное. Он жаждал власти, власти над природой, — и, помолчав, добавила, горечь сквозила в тихом голосе: — Власти над смертью. Я ошибочно полагала, что Кецилий смог пережить боль от потери жены и двинуться дальше. А он лишь задвинул ее в дальний угол сознания и втайне лелеял, выжидал. Пока не нашел способ, — она вновь покачала головой и прикрыла глаза, вспоминая тот самый разговор, окончательно расставивший все по своим местам.Ретроспектива
— Почему, учитель?.. — светлые глаза Кецилия горели болью и непониманием. Древняя тяжело вздохнула, подобралась как перед битвой: разговор им предстоит тяжелый. — Потому что этот путь опасен и ведет прямиком в смерть, — руки заложены за спину, ровно звучит негромкий властный голос. Она знала, что рано или поздно это случится. — Силы Дормамму огромны, но их невозможно подчинить слабой человеческой волей. Дерзнувший заранее обречен. — Но Вы же смогли, — маг заговорил резко, отрывисто, взгляд сверкает небывалой наглостью. Никогда не позволял он себе спорить с наставницей, тем более так открыто, невзирая на прямой запрет, но сейчас ставки слишком высоки. — Я учусь уже долгие годы, я смогу. Только помогите мне, учитель, — прозвучало почти умоляюще. На этих его словах произошло удивительное: суровая и непреклонная Древняя вдруг тихо надтреснуто рассмеялась. — Как ты думаешь, сколько я живу? — и это такое непривычное «ты» резануло слух своей неправильностью: никогда, даже в гневе, не доходила она до фамильярности. — А сколько учусь магии? Почему, по-твоему, меня прозвали Древней? — она по-птичьи склонила голову набок, неосознанно копируя излюбленный жест Лодура, — и Кецилий совершенно отчетливо вздрогнул: будто вечность взглянула на него темными глазами на вид еще не старой женщины, затягивая в себя, как в воронку, — глазами, что видели рождение и гибель империй, что пережили войны и смерть. Не учитель сейчас был перед ним, не гордая глава Камартаджа — древнее могущественное существо, сотни, если не тысячи лет странствующее по миру. Вдруг Древняя моргнула, резко выпустила воздух из легких и устало потерла переносицу — сгинул морок, и вот перед ним уже вновь до последней черточки знакомая наставница с огромным бременем на плечах. Он все еще стоял как вкопанный, не в силах так скоро отойти от пугающей метаморфозы. Взгляд уперся в печать Темного измерения на лбу: вот единственное, что сейчас важно, шанс, отчаянный, безумный, но шанс. Кецилий на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — И все же, — он вновь упрямо посмотрел на учителя, — почему Вы держите это под запретом, почему запрещаете мне даже попытаться? Если Вам это удалось, что мешает Вам передать эти знания мне? — Данное слово, — камнем упал между ними ее ответ, а строгий пронзительный взгляд буквально пригвоздил его к месту. — Мне тогда помог мой учитель, и, если бы не его поддержка, не стоять мне сейчас перед тобой. Я поклялась ему, что никогда не позволю своим ученикам пройти по тому же пути и не имею никакого права нарушить свое обещание. Сказать, что этот аргумент не имел для твердо решившегося мага никакого веса, — ничего не сказать. — Кто же этот человек, что обладает над Вами такой властью? — поинтересовался он с заметной издевкой. Древняя невесело усмехнулась. — Он далеко не человек, Кецилий. Мой учитель жил задолго до меня и проживет до скончания времен. Он — Повелитель Магии, чье имя давно забыто, — прозвучало гордо, но печаль сквозила в этой гордости. — Неужели когда-то данное слово для Вас дороже человеческих жизней? — глубокий голос был пронизан небывалой горечью и разочарованием: у Кецилия язык не поворачивался добавить вежливое «учитель», которое теперь, казалось, отчетливо отдавало ложью. Гнев сверкнул в темных глазах, но она усилием воли подавила поднимающуюся злость: сейчас не время и не место для выяснения отношений. Быстрый, почти незаметный шаг — и она уже стоит вплотную. Несмотря на ощутимую разницу в росте, маг чувствовал, как подавляет одно только присутствие этой хрупкой женщины — будто вековая скала перед тонким деревцем. — Очнись, Кецилий! — голос звучал уверенно и властно, но руки так и чесались отвесить пощечину ученику, возомнившему себя богом. — Даже если бы не было того слова, даже если бы я согласилась тебе помочь — твой договор с Дормамму ничего бы тебе не принес. Посулив искомое, он бы просто воспользовался тобой, ничего не отдав взамен. А за порогом — участь, что во сто крат хуже смерти, — и, видя, что эта проникновенная речь не смогла поселить в нем и капли сомнения, Древняя прибегла к последнему решающему доводу: — Пойми наконец, что в Темном измерении ты лишь сам погибнешь и учеников за собой утянешь, но жену свою так и не вернешь. Если повезет, Дормамму даст тебе пустую оболочку, но никакая сила не достанет ее душу из Царства мертвых. Даже боги не властны над смертью — это непреложный закон мироздания. Идти против него бесполезно и гибельно, — в ее всегда спокойном голосе сквозило почти отчаяние: она чувствовала, как время утекает сквозь пальцы, забирая с собой последнюю возможность переубедить, вернуть, спасти. Пусть правда на ее стороне, но кому нужна эта правда? Болью и гневом сверкнул его взгляд, потемнел, как небо перед грозой. И в этот момент Древняя со всей отчетливостью осознала, что этот жесткий несгибаемый человек настолько сломлен и покорежен своей потерей, отчаяньем, не ушедшим с годами, проведенными в Камартадже, что готов буквально на все ради единственного призрачного шанса, который и не шанс вовсе. И ничто, никакая на свете сила не отвратит его от выбранного пути. Собравшись с духом, Кецилий гордо вскинул голову, проронил механически с нечитаемым выражением лица: — Я понял Вас, учитель. Благодарю за наставления, — и, не спрашивая позволения, стремительно вышел, уверенно чеканя шаг. Дверь со скрипом затворилась за его спиной. С полминуты Древняя напряженно стояла на месте, сжав кулаки, с горечью глядя ему вслед: видит бог, она не хотела потерять ученика, не таким образом. Язык жгло невысказанное, в голове набатом звучали слова старого обещания. Она без сил рухнула в ближайшее кресло и с тихим надтреснутым смешком спрятала лицо в ладонях. Впервые в жизни она по-настоящему боялась посмотреть в глаза учителю.Конец ретроспективы
Заканчивала свой рассказ она, уже уставившись в раскинувшийся под ногами город. В Нью-Йорке даже ночью кипела жизнь, краткая, но яркая, а у нее внутри все давно выгорело. Готова ли ты пережить друзей и близких? — спрашивал ее Локи много-много лет назад. Она тогда ответила, что готова, и оказалась права — вот только ей от этого не легче. Да, она основала и подняла с колен Камартадж, воспитала не одно поколение талантливых магов, предотвратила не одну угрозу — но не спасла Кецилия и его учеников, бросила доктора недоучкой в самый ответственный момент, оставив после себя лишь неразрешенные проблемы и непосильное бремя Верховного мага. Даже наставника, единственного, кто всегда был на ее стороне, что бы ни случилось, разочаровала. И неважно, что других вариантов не было, — значит, плохо искала. — Моргана, посмотри на меня, — мягкий вкрадчивый голос вырвал Древнюю из тягостных раздумий. Помедлив, она подняла голову и неуверенно взглянула в спокойную зелень глаз: ни следа не осталось от былого гнева. Убедившись, что все ее внимание приковано к нему, Локи тихо вдумчиво продолжил: — Я знаю, о чем ты думаешь. Кецилий — не маленький мальчик, ты не воспитывала его с детства, не формировала характер — в его поступке нет твоей вины. Я вижу, что ты сделала все, что могла, чтобы переубедить его, отвратить от выбранного пути, — а на убийство того, кто еще не пересек черту, не пошел бы и я. Понимаешь, о чем я? — он легко приподнял ей голову за подбородок — простой жест, разом откинувший ее на сотни лет назад, жест настолько привычный, что сразу стало понятно: от нее никто не отказывается. — Он сам выбрал свой путь, — и, видя неуверенность на дне полных боли и надежды глаз, коротко припечатал, четко выделяя каждое слово: — Я тебя прощаю, — и, отпустив подбородок, отошел на пару шагов. Древняя смотрела на него широко распахнутыми глазами, веря и в то же время не веря в реальность происходящего. Но бог глядел на нее уверенно и открыто и совершенно не торопился ни исчезать, ни оборачиваться пылью на ветру, ни кричать «Шутка!», скривив губы в злой ядовитой усмешке. Он был предельно серьезен, даже лукавые искорки в глазах — вечные его спутники — затаились на время, будто понимая важность момента. Это было взаправду — и она позволила себе поверить, потому что это учитель, потому что он никогда ее не обманывал — не обманет и теперь. В груди разлилось тепло, и она измученно прикрыла глаза: слишком сильно ударил по ней этот откровенный разговор. — Кстати, поздравляю, — насмешливый голос в который раз нарушил воцарившуюся тишину. — Ты своего добилась. Хмыкнув (учитель в своем репертуаре), Древняя тряхнула головой, возвращая себя в реальность, и с веселым интересом уставилась на явно что-то задумавшего Лодура: глаза горели предвкушением, на губах играла хитрая ухмылка. Взгляд сам собой скользнул вниз: правый рукав будто бы ненароком слегка задрался, и на запястье отчетливо сверкнула золотым до боли знакомая руна. Кеназ. — А я говорила, что Вас он примет, — уголки губ дрогнули в радостной улыбке. — Неужели и голову склонил? — она лукаво прищурилась в ожидании ответа. — Представь себе, — бог с усмешкой покачал головой. — Да уж, занятный экземпляр ты мне подбросила, — на что Древняя звонко рассмеялась. — Учитель, я Вам не кукушка, чтоб учеников подкидывать. Да и если бы Вы не хотели… — она красноречиво развела руками. Локи цокнул нарочито недовольно и укоризненно посмотрел на ученицу. — А ты и рада, — а в глазах бесенята пляшут. — Он просил передать тебе кое-что, — после паузы уже серьезно сказал он, внимательно глядя на полупрозрачную фигуру напротив. — Он сожалеет, что не признал тебя наставницей. Моргана покачала головой и улыбнулась светло и грустно: — У человека может быть только один учитель. В его жизни это не я. Бог понимающе кивнул, без слов обещая передать ответ, и замолчал. Мимо пролетела комета и скрылась за расцвеченной звездами линией горизонта, внизу шумел, ослепительно сверкая огнями вывесок, город. Жизнь продолжалась. — Тебе пора, — Локи перевел задумчивый взгляд на заметно истончившийся силуэт Древней. — Время на исходе, — глубокий голос звучал тепло и спокойно, но в изумрудных глазах тихим угольком тлела печаль. За тысячи лет многих учеников он успел проводить — кого в Вальгаллу, кого в Хельхейм, преждевременно и в срок, ярко и мощно вспыхнувших в отчаянной битве и медленно и умиротворенно догоревших от старости на смертном одре. Он не рыдал ночами, не носил траура — но каждый раз в малахитовых омутах надолго селилась грусть да в кисти на ножнах любимого кинжала появлялась новая бусина или перо. — Пора, — эхом отозвалась Моргана, зачарованно всматриваясь в мягкими переливами зовущую ее границу. Плеча невесомо коснулась знакомая рука — она развернулась к Лодуру, бросила на него полный благодарности прощальный взгляд. — Спасибо, учитель. Спасибо за все, — и низко ему поклонилась. Ас чуть склонил голову набок и улыбнулся самыми уголками губ, спокойные глаза светились теплом и гордостью. — Прощайте, учитель. Берегите себя, — и, последний раз посмотрев на любимого наставника, не оглядываясь, устремилась к переходу. — Прощай, Моргана, — тихим шелестом донесся до нее ответ, и граница мягко сомкнулась у нее за спиной. В ночном небе Нью-Йорка, в тени прожекторов и афиш, одиноко осталась висеть полупрозрачная фигура древнего величественного бога. Она мягко покачивалась на ветру, и от каждого порыва по ней пробегала легкая рябь. Руки заложены за спиной, на точеном лице застыло задумчиво-отрешенное выражение. Нечеловечески яркий взгляд устремлен вдаль, в сверкающую бездну, одновременно похожую и не похожую на ту, в которую он однажды упал. Вдруг вдалеке прямо напротив него приветливо мигнула и зажглась яркая искорка новой звезды, засияла ровным спокойным светом. Тонкие губы изогнулись в печальной полуулыбке. Еще одна достойная душа нашла свое вечное пристанище. Трикстер устало прикрыл глаза и, тряхнув головой, неторопливо полетел вниз, в шум и гам большого города, — туда, где за огромными окнами просторного лофта, точно так же всматриваясь в светилами и всполохами ощерившуюся бездну, терпеливо ждал его возвращения ученик.
