Ремень

      Желание росло медленно, набирало силу с каждым днем. Мэн Яо смотрел на пояс Лань Сичэня: черный кожаный ремень, с гладкими железными заклепками. Тяжелый. Если ударить по бедрам, останется багровая полоса. Мэн Яо лишался разума больше недели, пока сладкий туман соблазна не взорвался огненным комом в животе.       Лань Сичэнь научил его не бояться говорить о своих фантазиях. И тем же вечером, после ужина Мэн Яо признался. Лань Сичэнь захлопал глазами, как застигнутый врасплох зверек. А затем медленно подошел к зеркальному шкафу-купе. С вешалки опасной змеей свисал ремень.       — Ты его имел в виду, А-Яо? — Тот подтвердил. — Тогда ты знаешь, что нужно сделать.       Заученным жестом Мэн Яо развязал узел налобной ленты на затылке Лань Сичэня и убрал ее в ящик стола. Затем церемониально поклонился до пояса.       — Хорошо. Если я зайду дальше, чем ты хочешь..? — уточнил Лань Сичэнь.       — Я попрошу прощения. Скажу: “Простите, мастер”.       — Молодец. — Рука Лань Сичэня закопалась в распущенные волосы Мэн Яо и дернула вниз.       Мэн Яо запнулся, но не упал. Его поволокли в угол спальни, к старому массивному мягкому креслу. Возле него лежал свернутый шерстяной плед.       — На колени, — Лань Сичэнь толкнул мужчину в спину. Мэн Яо свалился на пол, привстал и опустился грудью на сиденье кресла. Колени и ноги упирались в ковер, а сам он, стоя на четвереньках, положил руки и голову на кресло. — Выпяти задницу.       Мэн Яо послушно изогнулся. Пальцы Лань Сичэня развязали домашние штаны партнера и стащили вниз вместе с бельем. Снимать до конца он не стал, оставил болтаться внизу вместе с белыми носками. Мэн Яо за эстетикой не гнался.       Первый звонкий удар ладонью попал в правую ягодицу. Пока не больно, просто громко. Мэн Яо лицом закопался в мягкий бархат кресла. Щеки начинали розоветь.       — Тебе мало? Хочешь сильнее? — поинтересовался Лань Сичэнь. Мэн Яо кивнул. В награду Лань Сичэнь хлестнул по левой ягодице. Немного лучше. Но недостаточно. — Говори, Яо.       — Пожалуйста, еще.       — Хороший мальчик, — бедра равномерно краснели от шлепков. Мэн Яо чувствовал, как постепенно взбирается туда, куда стремился. Горная вершина манила его своей яркостью.       Удары стали причинять настоящую боль. Рука у Лань Сичэня тяжелая, он каждый день занимался боевыми искусствами. Мэн Яо ощутил порыв поцеловать каждый дюйм его ладоней.       Колено задрожало, и Мэн Яо поправил позу: раздвинул ноги пошире.       — Устал? — Лань Сичэнь погладил горевшую кожу. Руки его обжигали. Мэн Яо замотал головой. — Значит, по привычке?       Мэн Яо зажмурился и ничего не ответил. Только расставил ноги еще дальше друг от друга, насколько позволяли висевшие внизу штаны.       — Возможно, я побалую тебя потом. Если не издашь ни звука: уже поздно, соседи спят.       Мэн Яо усмехнулся. А когда он имел Лань Сичэня, тот забывал о приличиях и стонал во все горло. Послышались мягкие шаги босых ног по ковру.       — Смотрю, тебе весело. Наверное, уже и ремень не нужен. Ты ведь и так доволен, верно?       Хотя угроза точно не исполнится, Мэн Яо обернулся:       — Нет, прошу, — он опустил взгляд. Было слишком жарко и неловко смотреть в лицо растрепанному и вспотевшему Лань Сичэню. Такому голодному до его боли и наслаждения. — Умоляю, мастер.       — Хорошо. — Лань Сичэнь задрал его голову за волосы, поцеловал обкусанные губы и напомнил: — Не кричать.       Багряно-алый вспыхнул под зажмуренными глазами. Киноварь и золото.       Кожаный ремень укусил в правое бедро, и полоса боли разошлась по телу. “Как же больно”, — выдохнул Мэн Яо.       — Умоляю.       — Еще? — Ремень гладил лопатки и поясницу. Мэн Яо мгновенно кивнул:       — Да.       Больно!       Золотая пелена секунды стояла перед глазами, а затем тускнела. Волна боли взмывала ввысь с ударом ремня и медленно отступала. После нее приходил долгожданный гость: удовольствие.       Наслаждение.       Кайф.       Которые Мэн Яо ценил и берег. Если для их визита нужна боль — он попросит боли.       Он считал себя эгоистом, пока не увидел, сколько радости приносит их игра Лань Сичэню. Если Мэн Яо гнался за удовольствием, Лань Сичэнь смаковал моменты, когда заставлял Мэн Яо сломаться. Раствориться в ощущениях. Забыть все, кроме единого мига: их связи, которая рождалась в момент удара.       Мэн Яо вздрогнул и отпрянул. Невольно он нагнулся в сторону, прячась от ремня. Шлепки становились сильнее, пока не достигли той грани, за которой лежала нестерпимая боль. От которой нет физического кайфа.       Ногой его резко поправили, заставив встать ровно.       — Не ерзай.       — Больно. Мне слишком больно, эргэ.       — Я знаю, А-Яо.       Рука Лань Сичэня снова легла на голову, скрутила волосы и прижала к сидению кресла. Не шевельнуться.       Мэн Яо почему-то это успокоило. Лань Сичэнь видит, что ему больно. Что Мэн Яо больше не может терпеть. Лань Сичэню от этого хорошо.       Удар выбил из Мэн Яо вскрик.       Это невозможно принять. Он ерзал и пытался убежать. Ремень с каждым разом обжигал раздраженную кожу и кусал сильнее.       — …жалуйста, мастер… — прохрипел Мэн Яо. На секунду происходящее замерло. Теплая и ласковая рука вытерла слезы с его щеки.       — Ты просишь прощения?       Прощения? Он в чем-то виноват? Ах, да… “слово”. Хочет ли он, чтобы Лань Сичэнь прекратил? Мэн Яо с трудом соображал.       Он не знал. Было так больно. Хотелось отдохнуть, но чтобы эти волны продолжали качать.       — Тогда еще пять. Готов?       Наверное, Мэн Яо кивнул.       Ремень ужалил самой настоящей змеей! Мэн Яо выгнулся и упал на кресло. “Еще четыре таких же?” — с ужасом подумал он.       Следующий был хуже. Другую ягодицу опалило пламенем. Мэн Яо не кричал. Он не мог. Пальцы сжимали плотный бархат обивки.       От третьего Мэн Яо сжался и повернулся бедрами в сторону, прячась. Он приоткрыл глаза и увидел темную мужскую фигуру рядом. Глаза слезились, и он выхватывал отдельные фрагменты. Блестят заклепки на ремне. Рука замахивается. Лань Сичэнь такой пугающий. Последней Мэн Яо увидел довольную улыбку. Затем вспыхнуло красное золото.       — Последний, А-Яо.       И освобождение. Колени дрожали не на шутку, но Мэн Яо встал ровнее. Сейчас будет самый сильный и болезненный.       Самый лучший.       Мэн Яо провалился в темноту, окаймленную киноварью. Он кричал, наверняка. Ему было так хорошо.       Гость-наслаждение поселился в его костях.       Мэн Яо выносило прибоем в реальность, пока он не почувствовал, как сидит на чьих-то коленях и его гладят по голой коже спины. В бедро упиралось кое-что многообещающее.       Мэн Яо обещали побаловать, если он не будет кричать. Он, конечно, условие не выполнил, но Лань Сичэнь — щедрый мастер. Он делится удовольствием с той же готовностью, что одаривает болью. Только вот Мэн Яо придет в себя. Хотя бы немного.       А ремень пусть лежит рядом. Он еще пригодится.