right here

***

Их отношения были похожи на дремлющий вулкан, который на самом деле ни черта не был дремлющим и извергался каждый ебаный день, а порой — и по несколько раз. Они без конца ссорились, что-то выяснили и сыпали кучу оскорблений в сторону друг друга, цеплялись за каждое слово и никто и никогда не мог признать неправоту. Но, вопреки очевидно нездоровым и неправильным отношениям, они всё равно оставались вместе. — Просто заткни свой ебучий рот, пока я не запихнул туда кляп, — стиснув челюсть, говорит Санзу, усаживаясь на заднее сиденье. — Ты за сегодняшний вечер поимела мой мозг во всех возможных позах. — Просто перестань вести себя как грёбаный кусок дерьма, но ты же так не можешь, это твоя натура, — кидая недовольный взгляд, шипит Ро и садится рядом. — Ты можешь хоть раз просто завалиться и не перечить мне? Хоть. Один. Ебаный. Раз. Неужели это так сложно для твоей тупой башки? — Пока подобное дерьмо вырывается из твоего рта, я не собираюсь молчать, Харучие. Харучие — она редко так его называет, в основном, когда она злится или чем-то недовольна, и сейчас это именно тот случай. Ненадолго наступает тишина, напряжение между ними такое, что и ножом не разрезать. — Ты можешь хоть раз не вести себя как конченая мразь? — сжимая руки в кулаки, выплёвает он. — Задай этот вопрос зеркалу. Дело пахнет жареным. Они продолжают прыскать ядом друг в друга, всячески оскорбляя и перекрикивая, разве что не дерутся, и в какой-то момент Санзу это окончательно выводит из себя. — Остановись на обочине и прогуляйся, я напишу тебе, когда можно вернуться, — обращается Санзу к водителю. Сказано — сделано. Подчинённые всегда беспрекословно выполняют все приказы, даже не думая спорить или вдаваться в подробности — это их точно не касается. — Я бы тоже могла прогуляться, — закатывая глаза, выдыхает Ро и уже тянется к ручке, но Санзу хватает её за запястье, блокируя дверь, и с силой тянет девушку на тебя. — Я с тобой ещё не договорил, дрянь, — сильнее необходимого сжимая её руку, недовольно рычит он и перехватывает девушку за скулы, впиваясь тонкими пальцами и разворачивая её к себе. — Слушай, когда я с тобой, блять, разговариваю, или я сломаю твою ебучую руку. Она смотрит на него без особого интереса, лишь брови слегка приподнимаются, а во взгляде читается: «да что ты говоришь?». — Ломай, давай, уже пройденный этап, ты всё равно этого не сделаешь, как бы сильно ни хотел, — равнодушно произносит она, будто бы — какая глупость — у неё несколько запасных конечностей припрятано на такой случай. — Ты совсем не боишься меня, да? — А ты меня? — парирует она и кладёт руку на бедро, на котором находится кобура с пистолетом. — О, Майки так расстроится, если ты избавишься от верного подчинённого Бонтена. — Думаешь, он не поверит своему заместителю, если я скажу, что ты оказалась ебаной крысой, м? — ухмыляется Санзу, и хватка усиливается, ещё немного — и он точно обеспечит ей перелом кости. Девушка хмурится, сощурившись, и смотрит в глаза напротив внимательно, пытаясь понять, насколько серьёзен он в своих словах. Она не была столь глупой, наивной девочкой, чтобы полагать, будто бы Санзу не мог и в самом деле перерезать ей глотку. Или не мог? — Ты блефуешь, — после минутного молчания и переглядок, в ходе которых никто не моргнул, заключает она. — О, так ты хочешь проверить? — и снова этот грёбаный игривый тон, за которым никогда не узнаешь, что скрывается на самом деле. Он так и со своими жертвами периодически общается, а потом без промедлений нажимает на курок. Конечно же он блефовал. Он бы никогда не сказал этого вслух, ни ей, ни самому себе, но он слишком сильно дорожил ею, чтобы позволить себе подобную роскошь (именно роскошь) как избавиться от неё. Порой душу грела мысль о её бездыханном теле, навсегда закрытых глазах, но мысль о том, что он никогда не услышит её противный голос и не посмотрит в эти блядские глаза — пугала до дрожи в коленях. Она смотрит на него так уверенно, ни малейшего страха или сомнений, ещё и адскую боль в руке игнорирует полностью, лишь нижняя губа иногда мелко подрагивает, когда Санзу сдавливает сильнее. — Ты прогнал водителя, чтобы угрожать мне? Не припомню, чтобы когда-то тебя смущали свидетели, — заговаривает она первой и пытается вырваться из крепкой хватки — безуспешно, лишь пальцы Санзу переходят на предплечье, сжимая не менее сильно. — Поехали домой, я устала. — Да мне похуй, устала ты или нет, — шипит он сквозь плотно стиснутые зубы, и вторая рука оказывается на шее девушки, вдавливая её в сиденье. — Какая же ты, сука, противная, гадкая и мерзкая, меня иногда так тошнит от тебя. — О, только иногда? — улыбаясь, хрипит она. — Меня от тебя тоже, взаимность — это так прекрасно. — Заткни свой паршивый рот, пока я по-настоящему не разозлился, — приближаясь к её лицу, совсем тихо произносит Санзу, и его начинает несильно потряхивать от злости и гнева на эту тупую девчонку, и чего-то ещё, что ему никак не удаётся контролировать. — Или что? Ударишь меня? Убьёшь? — приподнимая подбородок, насколько это возможно, уверенно произносит она. — Меня не пугает смерть, а кончина от твоей руки — почти романтично. Такому ублюдку, как ты, не привыкать убивать. Блять. Он и в самом деле борется с желанием убить её, это копится в нём уже на протяжении нескольких месяцев, однако желание быть с ней рядом, целовать её мерзкие губы и вдавливать её в постель или в поверхность стола — взяло верх над первым. И каждый раз берёт. Как и хочет взять его в очередной раз. Слюна копится во рту и комом встаёт в горле, он до дрожащих в гневе коленей злится и хочет размозжить её голову о стекло, лишь бы она заткнулась, и вместе с тем он ощущает совсем иное чувство. — Нахуя... — невнятно шипит он, сильнее сжимая шею девушки, почти душа её. — Нахуя ты меня провоцируешь? Она знает это. Каждый грёбаный день ходит по лезвию ножа, но не может удержаться, потому что, как и он, не может по-другому. Не может пропустить мимо ушей очередное оскорбление, не может проигнорировать его грубый тон, когда он в плохом настроении. Может, кто-то бы и мог, и это, возможно, было бы умным поступком, но вот проблема — она никогда не считала себя умной. — Так дай мне уйти, и поводов будет меньше, — заявляет она, и это окончательно выводит Санзу из себя. Его бесило, когда она начинала говорить т а к. Она никогда не была от него настолько зависимой и неоднократно говорила подобное, смогла бы, может, и не сразу, но пережить разлуку с ним. Он так не мог. Он хотел всецело, полностью обладать ею, всей, без остатка, но всегда ощущал, что она чувствует не т а к. И это блядски раздражало. — Не смей, блять, просто не смей снова это начинать, — перемещая пальцы ближе к её подбородку, рычит он, выдыхая ей в губы: — ты моя, блять, моя и только моя, и навсегда ею останешься, ты можешь уйти от меня только на тот свет, сучка, ты принадлежишь исключительно Мне, поэтому даже не позволяй этим словам выходить из твоего мерзкого рта. Ясно? Её губы медленно расплываются в довольной улыбке. Она прекрасно знает, что больше всего на свете его бесит, когда она говорит подобные вещи. Санзу ненавидел её так же сильно, как и был зависим от неё — и девушка это хорошо понимала. Его рука, сжимающая её шею, немного трясётся, скулы нервно подрагивают тоже, и взгляд — опасный, не предвещающий ничего хорошего, он смотрит на неё внимательно, пытаясь уловить любые изменения в эмоциях, и кажется, он замечает в её глазах азарт и предвкушение. Мелкая сука. — Руки убери, — злобно шепчет она от нехватки воздуха. Тогда Санзу позволяет своим губам расплыться в недоброжелательной ухмылке, и его рука в приторно-сладкой манере ведёт вниз, очерчивая ключицы кончиками пальцев, опускается на грудь и со всей силы её сжимает, так, что девушка громко вскрикивает от неожиданности, но этот звук Харучие перехватывает собственными губами, грубо её целуя и кусая до крови. Цепляется пальцами за платье, безжалостно разрывая его спереди, и утягивает девушку к себе на колени. — Харучие, что ты, блять, делаешь, — возмущается она, толкая его в грудь, но сама же усаживается на него сверху. Она всегда только на словах сопротивляется, но тело, тело всегда отвечает на все его прикосновения. Санзу даже не удосуживается избавить их от одежды, лишь штаны вместе с трусами спускает с себя и стягивает с девушки нижнее бельё тоже, разрывая его — плевать, они всё равно едут домой. Как давно он сидит со стояком? — Давай, а теперь сделай единственное, на что ты более-менее способна, опустись на мой член, чтобы я мог хорошенько трахнуть тебя, — не дожидаясь, он сам насаживает её сверху и делает это сперва осторожно — никогда не признается, но сделать ей больно таким способом он не хочет. Однако входит он без каких-либо трудностей. — О, так ты, мелкая дрянь, так возбудилась, что успела порядком промокнуть? Хах, ты пиздецки влажная. — Ой, блять, заткнись, — хватаясь за его плечи, недовольно выплёвает она, устраиваясь получше и принимаясь опускаться на всю длину. Санзу лишь почти незаметно усмехается. Он прекрасно знает, что она наслаждается этим не меньше, даже если не признаётся. То, как прижимается к нему, пока Харучие держит руку на её шее, не позволяя дышать слишком часто, она кашляет, но никогда не попросит отпустить или ослабить хватку — часть её ебаной натуры, никогда ничего не просить, даже на смертном одре помощи у него не попросит. Вся такая независимая и принципиальная, аж тошно, блять. — Старайся лучше, — шипит Санзу, хотя на самом деле его всё более чем устраивает, но пальцы на шее смыкаются сильнее. Девушка смотрит на него с недоверием, улыбается и перестаёт двигаться. О, у Санзу просто какой-то отдельный пунктик, когда он чем-то недоволен, начать говорить подобное дерьмо даже во время секса, в более-менее благоприятные дни он говорит совсем иное. — Ты слишком много говоришь, Харучие, — выдыхает она, медленно поднимаясь вверх и также плавно опускаясь. — Кто бы подрезал твой длинный язык. Санзу усмехается, на секунду прикрывая глаза, и руки его уже ложатся на бёдра девушки, с силой насаживая её на себя, задавая бешеный ритм. — Могу сказать тебе то же самое, — впиваясь в кожу пальцами и ногтями, так, что синяки завтра появятся точно, говорит он. Девушка приглушённо стонет от тихой боли, которая приятным теплом разливается по всем ногам, и поддаётся навстречу движениям. Вторая рука Санзу перемещается к её промежности, двумя пальцами касаясь клитора и интенсивно массируя его, отчего Ро проникает под рубашку Харучие руками, расстёгивая несколько верхних пуговиц, и царапает длинными ногтями кожу до крови. Санзу удовлетворённо выдыхает от этих ощущений, от саднящей боли, чувствует, как мелкие капли стекают вниз по груди, и девушка наклоняется, чтобы их слизать и оставить несколько укусов. Она начинает дрожать и сжиматься внутри, интенсивно двигаясь бёдрами навстречу, до громких хлопков кожа о кожу, и Санзу ускоряет движения пальцами, тянет её за платье и сдавленно протягивает: — Дай сюда свои блядские губы. Хватает её грубо за волосы, отстраняя от себя и рассматривая её влажный от слюны и крови рот, улыбается от этой представшей перед ним картины, ощущая, что сам близок к развязке, и настойчиво целует её в губы, проникая в её рот языком. Она отвечает не менее желанно, кусает его за язык и выгибается в спине, постанывая ему в рот. Всё тело прошибает слабый ток, девушка крепко жмурится, и Санзу не позволяет ей прервать поцелуй и дать вздохнуть, самым наглейшим образом ворует её воздух, придерживая за голову, чтобы она начала задыхаться. Она пытается оттолкнуть его от себя, вырываясь, и лишь через несколько секунд Санзу позволяет ей это сделать. — Ты придурок, — рвано и часто дыша, говорит она. Санзу сам насаживает её на свой член, с довольной, садистской улыбкой рассматривая её покрасневшее лицо, и напрягается всем телом, когда чувствует, как оргазм медленно зарождается внизу живота, тёплой негой прокатываясь по всему телу, вызывая мурашки вдоль позвоночника. Он кончает с тихим полустоном, больше похожим на невнятное мычание, чувствуя, как сперма оказывается глубоко в ней, отчего девушка непроизвольно приподнимает бёдра. — За словами следи, — спокойно отвечает он, поглаживая её по колену и убирая со лба мешающиеся пряди. Снова хватает за шею, потянув на себя, и шепчет в губы: — а вот теперь можно и домой, продолжим там. Девушка закатывает глаза, не в силах препираться прямо сейчас, и перекидывает ногу, устраиваясь на сиденье. Возможно, когда-то он всё-таки убьёт её, не сумев сдержаться, когда она в очередной раз выведет его из себя, но пока подобное будет продолжаться до бесконечности.