Prettiest.

Очередное мероприятие в академии Юэй. Очередное испытание устойчивости нервной системы Кацуки Бакуго. Всем известно, что будущий герой терпеть не может подобные собрания, особенно те, на которых нужно появляться в костюме, бабочке и с дружелюбным выражением лица – ага, в мечтах Всемогущего. Не будь оно обязательным для всех классов, то ни за какие угрозы отхватить от Аизавы. Но, шел второй год обучения, и классный руководитель предупреждал, что данные спектакли будут проходить всё чаще, так как общение с публикой, репортёрами – неотъемлемая часть геройской работы. Заметно, что самому Аизаве это не по душе, видимо поэтому, вместо популярного агентства – выполнения ежедневной рутины и общения со сми, он выбрал меньшее из зол: терпеть двадцать нервогрызов. В такие моменты, Бакуго его прекрасно понимал. Но отказываться от геройского промысла из-за журналюг и фанатов не собирался. Оставалось надеяться, что, в его случае, подобных встреч будет меньше, хотя даже у старика Старателя есть почитатели. Что говорить. Люди, в наше время, хавают любое дерьмо. За этими размышлениями, он успешно пропустил мимо ушей бóльшую часть вечера. И, удобно устроившись где-то в углу, медленно потягивал пунш, явно ощущая в нём недостаток алкоголя. Бакуго думает, что если бы кто-то умел превращать воду во что покрепче – вот это была бы причуда. Дружная компания, в лице Киришимы и остальных идиотов, покинула его примерно полчаса назад. Кажется, они были чем-то увлечены, раз с нетерпением рванули, чтобы принять участие в очередном бессмысленном ивенте, на предложение присоединиться к которому, Бакуго естественно ответил коротким и лаконичным: «Отвалите от меня со своей херней.» И, как только они это сделали, хотел было незаметно ускользнуть в свою комнату, но уже на выходе столкнулся с Миком, который тут же развернул его в актовый зал центрального корпуса академии, наполненный одноклассниками, от которых хочется отдохнуть вне занятий.. и другими классами, встречи с которыми Бакуго и вовсе не искал. Короче, мотивация вести себя продуктивно отсутствовала. Опустошив, черт знает какой по счёту, стакан, боковое зрение поймало приближающееся рыжее пятно, что заставило блондина распрощаться с последними минутами спокойствия, делающими его пребывание на этом вечере более-менее терпимым. — Хей, Бакуго, ты сейчас такооое пропустил, – воодушевленно начал Эйджиро, но вряд ли бы Кацуки заинтересовало очередное фиаско приключившееся с его друзьями, которое либо вновь заставит засомневаться в их дружбе, либо сделать вид, что вовсе не знаком. — Если это не вторжение супер-злодеев на наш банкет, с желанием помахаться, то мне глубоко плевать. — Но чувак, это было на прошлой неделе... – задумчиво произносит Киришима, припоминая недавние события. — Хоть что-то сделало бы эту вечеринку интереснее. — Оу, поверь, тебе будет интересно. Бакуго кинул скептический взгляд на друга, который снова нёс неведомую херню. Но всё внимание Киришимы уже было обращено на сцену. В зале началось какое-то движение и суета, все подошли ближе. Одноклассник тоже подтолкнул Бакуго в сторону толпы. Недалеко от них стояли Ашидо и Каминари, что-то бурно обсуждая. Внезапно к ним присоединилась Яойорозу. Бакуго уже хотел напрячь слух и попробовать вникнуть, о чем они говорили, но громкий голос со сцены прервал его: «А теперь мы перейдём к долгожданным награждениям!» Награждениям? Это каким ещё награждениям? Не то, что бы будущего героя интересовали какие-либо награды, если это не спортивный фестиваль и 1 место в топ-е. Но всё же. «В течение всего вечера велось анонимное голосование среди учеников академии Юэй, в номинациях: «Самый красивый ученик» среди мужского пола..» – этого было достаточно, чтобы его лицо исказилось гримасой отвращения к услышанному. Да уж, ну и бред. Вот, что крутилось в голове Бакуго. И этим все так возбуждены? — Я ухожу. — Стой! – Эйджиро схватил его за предплечье, — Тебе разве неинтересно, кто самый лучший из парней в академии? – но одноклассник, не удивлённый идиотизмом друга, выдернул руку из хватки. «Лучший»? Красота — понятие субъективное и к качеству никак не относится. — Блять, я что. Похож на того, кому это может быть интересно?! – брови блондина быстро съехали к переносице, что явно выдавало раздражение. — А мне вот интересно, к тому же, я голосовал за тебя! — Какого хуя, дерьмоволосый?! – тут уже Бакуго не выдержал. — Да ладно тебе, нельзя было голосовать за себя, а ты второй по мужественности в академии! — Голосовал бы за своего тупоголового стального дружка из класса неудачников. — Ооо, Бакубро, ты ревнуешь? – Киришима чуть ли не накинулся на него с фальшивой угрозой расцеловать, но Бакуго вновь скинул его руки с себя. — Отвали от меня, дебил. Во внезапно затихшем зале, голос прозвучал гораздо громче, и многие посмотрели на него осуждающим взглядом, но были сами посланы ответным, куда более красноречивым, что тут же заставило отвернуться, поджав хвост. Будто происходящее на сцене казалось им важней. Вскоре, выяснялось, что собираются объявить результаты голосования по поводу "самого красивого парня". — И это почетное звание получает… Тодороки Шото из класса героев. Поздравляем! Толпа взорвалась, особенно выделился девчачий визг. Бакуго кинул ещё один озлобленный взгляд, но теперь они вовсе не заметили его. Чужое внимание было приковано к сцене, на которую пытались вытащить бедного Тодороки. До слуха Кацуки донеслись лишь счастливые перешептывания, будто чертов ублюдок должен теперь каждой из них свидание: — Я голосовала за него! — О да, я тоже! Разве бог мог создать что-то прекраснее!? Из Бакуго чуть пунш не полился обратно. «Бог»? Вряд ли это его проделки.. — И шрам его ни капли не портит, без него, он бы лишился своей индивидуальности! — Не неси такую чушь! Тодороки прекрасен в любом виде! — Я думаю о том, чтобы признаться ему в любви с первого курса.. — Тише, кажется он сейчас будет что-то говорить! — Фоткай, фоткай, а лучше запиши на видео! Больные… Бакуго посмотрел на сцену, на которой "ледяной принц" всем видом пытался оценить обстановку и не понимал, как вообще выиграл и зачем. Кацуки мог бы ему посочувствовать, но, вместо этого, на губах растянулся едкий оскал. Пока он наблюдал за тем, насколько половинчатому неловко и хочется скорее уйти. Ладно, возможно, Киришима был прав. Это повеселит его. — Спасибо.. – неуверенно выдал Тодороки, наконец собравшись с мыслями, — Я не ожидал.. Но опустив глаза на зал, он всё ещё ловил чужие, полные ожидания, взгляды и готовности слушать его. Не зная, чего ещё от него хотят, и что нужно сказать, Шото глубоко вдохнул, решившись на отчаянный шаг – использовать свой лучший боевой приём – как шутили девушки из его класса – который помог бы сбежать прямо сейчас. Ярко улыбнувшись и, слегка склонив голову на бок, Шото, на милый манер айдолов, добавил: — Я благодарен всем, кто голосовал за меня. Толпа тут же взвыла. И за этим воем скрылось тихое рычание Бакуго, а с губ мгновенно сползла ухмылка. — Хм, вот оно как. Найти Тодороки не составляет труда. Не успел спуститься со сцены, как его уже окружили: начавший что-то затирать, вместе со старостой, задрот. Наверное, воздают почести и поздравляют с приобретением бесполезного куска металла, который означает абсолютное ничего. Но Шото всё равно одаряет их улыбкой, внимательно рассматривая свою награду. Трахнуть бы его этой статуэткой по голове. А это идея. Бакуго прячет руки в карманах, зачем-то скрывая раздражение – хотя подёргивающаяся бровь чеканит на азбуке Морзе «я. сука. взбешен.» – сжимая там кулаки. — Эй, двумордый. – Тодороки реагирует на его голос незамедлительно, сразу же обращая взгляд разномастных глаз к подошедшему, — Разговор есть. Бакуго кивает в сторону, как бы говоря следовать, после, развернувшись уходит. Шото что-то бросает Мидории, не слыша раздражённый 'тц-к' блондина, и направляется за ним. По взвинченному виду, грубо прервавшего беседу, одноклассника стало понятно, что преследовать их себе дороже. Поэтому все разумно остаются дожидаться Тодороки на мероприятии. Самого же Тодороки зажимают в ближайшем тёмном углу. Кацуки облокачивается спиной на стену и резко притягивает Шото к себе. Удерживает чужую талию одной рукой, вынуждая буквально упасть на себя, за что случайно чуть не получает статуэткой в подбородок. — Тц. – снова раздаётся от Бакуго и он перехватывает позолоченный кусок металла, банально похожий на «Оскар», из рук парня, заставляя опереться свободными ладонями на свою грудь, замерев в паре сантиметров от чужого лица, — Знаешь, у меня тоже для тебя кое-что есть.. Усмехается блондин и утягивает одноклассника в поцелуй, ещё крепче прижимая к телу. Пока Шото увлечен его губами, Кацуки заводит руку ему за спину и не спеша ведет ею вниз. Сначала это похоже на обычное поглаживание – кончик статуэтки упирается примерно во впадину позвоночника и следует ниже, Тодороки расслабляется и ничего не подозревает, пока это чувство не минует поясницу. Шото резко разрывает поцелуй. — Бакуго, что ты..? — Что я? – нагло улыбается старший, поблёскивая алыми глазами в темноте школьного коридора, — Давай, скажи.. на что это похоже? Статуэтка касается ягодиц, скользит по гладкой ткани вверх-вниз, между ними, каждый раз увеличивая нажим. Затем Бакуго вырисовывает на заднице Шото узоры и, вскоре, недвусмысленно толкается в то место, из-за которого парень невольно прогибается в спине, всё ещё чувствуя мёртвую хватку на талии. Бакуго видит его закушенную губу и становится дико доволен собой. Он бы не сделал того, что Тодороки не понравилось. Закончив любоваться чужой слабостью, хитро меняет свой голос на шепот: — Ты совершенно не умеешь принимать награду, придётся научить.. Кацуки отталкивается от стены, снова берёт Шото за руку, так и не вернув статуэтку, ведёт по коридору, в поисках ближайшего удобного кабинета, чтобы затем ввалиться в него. Бакуго пропускает Тодороки вперед и закрывает за ними дверь. Стоило повернуться обратно, направившись в сторону парня, как замечает, что тот протягивает ему что-то, что он не сразу распознаёт в сумерках ночи, разгоняемых лишь холодным белым светом. Повезло, что в этом классе большие панорамные окна, за которыми ярко расцветает полнолуние. Наконец, разглядев то, что покоится в протянутой руке, на губах блондина вновь появляется улыбка и слышится довольный фырк. — Так хотел, что планировал это? – он покручивает упаковку презерватива, которая так же поблёскивает в свете луны, на уровне разномастных глаз, с нотками веселья в голосе, — Или просто надеялся..? — Не обольщайся, я, всего лишь, достаточно хорошо знаю тебя. – едва сдерживается Шото, чтобы не закатить глаза. — Хах, да неужели..? – хитро прищуривается Бакуго, прикусывая и надрывая упаковку зубами. Он извлекает из неё презерватив, но не для того, чтобы использовать по назначению. Вскоре, Шото наблюдает довольно забавную картину: как Кацуки упорно старается натянуть резинку на статуэтку, когда они обе для этого не предназначены. Но если Бакуго что-то решил, то уже ничего не изменить. В результате его действий, Тодороки не в силах больше сдерживать эмоции и за прыском в тыльную сторону ладони, следует тихий, едва контролируемый смех. Алые глаза, со всей своей злобностью, зыркают на него, но это почему-то веселит парня ещё больше. Улыбка блондина сменяется на оскал. — Весело тебе? – угрожающе произносит Бакуго, громко опуская статуэтку, с уже натянутым презервативом, на стол, — Раздевайся. Тодороки пытается проглотить смех, но губы изгибаются в усмешке, а плечи предательски трясутся. Кацуки не выдерживает и грубо отрывает руки от чужого лица, раскидывая их в стороны. Прижимается к Шото всем телом, мгновенно пропихивая ногу между его бёдер. Колено блондина не очень радо встречи со столом, но Бакуго прячет шипение в поцелуе, сразу же проникая языком в смеющийся над ним рот. Ему его почти сразу прикусывают, но вскоре кладут руки на плечи, медленно поднимаясь к шее, чтобы запустить и сжать пальцами волосы. Шото очень нравится, когда Кацуки рычит из-за невыполнения приказов. Парень продолжает улыбаться в поцелуй, стараясь поймать язык партнёра губами. В то время, как руки блондина скользят по его одежде, распахивая пиджак и сразу же расстёгивая рубашку под ним. Закончив, он настойчиво сдёргивает тяжелую ткань с плеч Тодороки, и толкает его предплечье своим, вынудив выпутать пальцы из волос, чтобы снять пиджак полностью. Шото довольно быстро выполняет эту задачу, ведь ему очень хочется скорее вернуться к тому, чем занимался. Будто Кацуки у него кто-то отберёт. От прохладных пальцев, вновь зарывающихся в взрывные колючки, Бакуго чуть ли не мурчит, но сейчас нельзя поддаваться нежности двумордого – он и так оборзел. Руки привычно быстро расправляются с пряжкой чужого ремня, ослабляя и расстёгивая штаны. Вскоре, Кацуки сам разрывает поцелуй и, наконец, разворачивает половинчатого спиной к себе, дав небольшую фору, чтобы удобно расположиться грудью на учительском столе, стараясь не свернуть с него статуэтку. За это время, блондин скидывает с себя пиджак, оставаясь в жилете – с черной вставкой на спине, и слегка расстёгнутой рубашкой под ним. Затем, одним движением стаскивает белоснежную ткань с Шото, полностью оголяя плечи и кожу, чуть ниже лопаток. Крепче прижимается сзади, чувствуя, как парень подаётся назад, сильнее вдавливаясь в его стояк. Но оставляет лишь пару поцелуев на загривке и усмехается, вновь отстранившись от желанного тела. — Если бы все эти девушки знали, что ты чертов гей, их бы хватил удар. – рука Кацуки тянется за статуэткой, как раз в тот момент, когда Шото отворачивается в противоположную сторону от неё, чтобы из-за плеча посмотреть на Бакуго. — То, что ты актив, не делает тебя не геем. – с прищуром говорит он, на мгновение закатывая глаза. — Следи за словами. То, что я трахаю тебя – не значит, что я гей. – с будничным видом, будто ему и вовсе скучно, блондин одной рукой стягивает с Тодороки брюки, достаточно, чтобы оголить ягодицы. Положив ладонь на одну из них, он неласково ощупывает, будто желая что-то проверить. — А ты считаешь, что я хотел бы, чтобы меня трахнул кто-то ещё? – поняв, что только что сделал этому безумному комплимент, Тодороки задумчиво добавляет: — Хотяя.. – демонстративно отводя взгляд от партнёра. Шлепок выходит резкий и отчётливо громкий. Такой силы, что Шото зашипел и качнулся, чуть не ударившись уже своим стояком о стол. — Черт, не зли меня. – рычит, позади, Кацуки и от этого рычания, у половинчатого проходят мурашки по спине, — Займи рот чем-то полезным. – сует начало статуэтки прямо под нос парню, — Оближи. Но Тодороки отворачивается от неё, вновь кидая взгляд за плечо. — Почему бы тебе самому не-..!! – ему, всё ещё, не до конца нравится эта идея, но вся злость сходит на нет, как только Шото наблюдает за пальцами Бакуго, которые тот погружает в собственный рот, собираясь смочить их слюной и растянуть его, —.. Сука. Ругательства Тодороки не идут – так говорит Бакуго, хотя кто бы говорил. Но другого слова просто не находится. До сих пор припухшие, от долгого поцелуя, губы вбирают в себя фаланги пальцев, задевая даже одно из серебряных колец, что носит Кацуки на левой руке и.. рассматривание редкой картины прерывается, когда брови блондина подскакивают вверх, а выразительный, несмотря ни на что, взгляд подталкивает к действиям. Вдобавок, статуэтка легонько хлопает его по щеке и это касание воспроизводит воспоминания, от которых Шото заводится не на шутку. Бакуго так же делает членом, когда он.. рот внезапно наполняется слюной и ему уже кажется, что идея не так плоха.. Тодороки шумно сглатывает, быстро отворачиваясь, и бесцеремонно обхватывает кончик статуэтки губами, понимая, что ни боли, ни зубов та не почувствует, а вот времени, чтобы обильно смазать её слюной, осталось мало. Холодные кончики влажных пальцев уже прикоснулись ко входу «в рай» — именно так это звучит в голове Бакуго. И да, он извращенец. И Тодороки тоже. Раз даже не вздрагивает, когда первый палец практически полностью, разом, погружается в него. Возможно, двумордый прав и Кацуки действительно сильно заебал, во всех смыслах этого слова. Задница довольно просто поддаётся растяжке, хоть, всё ещё, остаётся достаточно узкой для его члена. Тут либо природа наградила Бакуго, либо Шото так прекрасно устроен, а может и то, и другое, поэтому они вместе. Кацуки бросает взгляд на спину, вводя второй палец, и замечает вмиг напрягшиеся, но тут же расслабившиеся, лопатки. Слишком идеален под ним. Склоняется над телом, целуя между «крыльев» и поднимаясь губами выше. С обожанием рассматривает двухцветные волосы – белая половина отдаёт особыми переливами в лунном свете, – чувствует их запах и улавливает негромкое причмокивание, доносящееся от скользящего по статуэтке рта. — Кажется, ты слишком увлёкся этой штуковиной, двумордый. – как-то ревностно отзывается Бакуго, вынимая её из плена губ Тодороки и пальцы из его задницы. Отстраняется, дав себе больше пространства сзади, и снова отводит одну из ягодиц в сторону, проводя несколько раз статуэткой между ними. — Запомни, всё, что попадает сюда, – кончик надавливает на анальное колечко, в качестве указателя, — ..должно спросить у меня разрешение. – голос Кацуки понижается до хрипотцы и раздаётся смешок, — Даже, если это твои собственные пальцы. Слух улавливает сладкий неровный вздох, что заставляет улыбнуться ещё шире. Шото, на самом деле, нравится эта властность Бакуго, иначе тот уже давно был бы покалечен, если не убит. Но Тодороки, почему-то, позволяет ему творить с собой такое, хотя на сопротивление уходит немалое время. Кончик статуэтки, ещё раз, проходится от начала ягодичной впадины до мошонки, а затем проникает внутрь, вынуждая парня заскрести ногтями по столу. Инородный предмет доставляет некий дискомфорт, но опыт интересный.. Шото соврёт, что не думал о чём-то подобном, представляя вибратор или другую, более приспособленную для этого, секс-игрушку. Вот только сказать своему помешанному парню-собственнику об этом было бы не так просто. В лучшем случае, прилетит «тебе моего члена не хватает что ли?», в худшем – удар. Об стену. А потом дуть на разбитые костяшки и ловить косые взгляды со словами «опять подрался что ли?!», хоть Бакуго на это плевать. Но Шото устал от тупых пустых стереотипов в сторону того, в кого влюблён. Статуэтка входит грубо и глубоко, вырывая из горла громкое рычание. Нет, забудьте. Бакуго Кацуки – полный мудак! — Что-то я не слышу стонов, двумордый, что ты там себе напредставлял? – такой же недовольный голос вещает сзади. Шото складывает руки перед собой и утыкается лбом в предплечья, с усмешкой прыская: — Ревнивый придурок.. — Че ты там мявкнул? – в то время, когда речь Кацуки сама невнятная, будто его рот занят чем-то. Так и есть. Но тугие, неровные движения статуэтки внутри, которая не приносит достаточно удовольствия, так как не достаёт до простаты, слишком отвлекают, чтобы расслышать звук открывающейся упаковки презерватива. Бакуго рвёт пакетик и плюёт кусочки на пол – вряд ли кто-то присмотрится, чтобы отличить от конфетти из актового зала, а бó‎льшую часть упаковки суёт в карман брюк, к предыдущей. — Я говорю.. БЛЯТЬ! – Шото прерывает статуэтка, резко вогнанная внутрь настолько, что на мгновение он почувствовал руку Кацуки, прежде чем получить ещё один звонкий шлепок, той же ладонью. — Кому. Говорил. Блять. Не материться. — Ну и сволочь же ты.. – почти жалобно отвечает Шото, пытаясь не думать о болезненных ощущениях, которые доставила «награда» при шлепке, буквально тараня его внутри. Ведь стояк более болезненный, хоть эта боль и приятна. К сожалению, возбуждение не берёт в расчёт грубые фрикции. Все мысли сосредотачиваются на чувстве наполненности тяжелым, необычным по форме, посторонним предметом, который буквально торчит из его задницы, удерживаемый сжатым анальным проходом и, совсем немного, ягодицами Шото, когда он чувствует небольшое движение, будто статуэтка вот-вот выскользнет из него. И вся эта картина перед глазами Бакуго. Заводит. Изводит. Заставляет чувствовать себя третьим лишним, хоть сам это и начал. Ведь этого он и хотел: Тодороки со своей же наградой в жопе. Если бы первое место в топе имело такую же форму, то возможно, Кацуки засунул и его.. в него… Усмехаясь своим мыслям, и чуть прикусив нижнюю губу, блондин снова берётся за конец статуэтки, нарочно медленно, вытягивает на себя, не пренебрегая покручиванием. Странно, но Шото никак не может расслабиться, просто отпустив. Она покидает его тело с немалым сопротивлением, вдобавок к негромкому чпоку, отчего лицо и уши стремительно краснеют, пока Тодороки утыкается в свои руки, в надежде спрятаться. Но издевательский хриплый смех сзади вызывает новую волну мурашек. Шепот, вечно орущего, парня звучит нереально интимно. — Что, так понравилось? Шото мотает головой. — Да ладно? Почему? Кацуки конечно догадывается. Кацуки точно знает. Но он хочет услышать это от своего парня лично, укладывая член между его ягодиц и прижимаясь сзади вплотную. Вновь целует в шею, накрывая чужое тело своим, слегка прикусывает кожу, а затем и краешек порозовевшего ушка, продолжая шептать: — С места не сдвинусь, пока не услышу ответ. — Ты лучше.. – тихо выдаёт Тодороки, но блондин делает вид, что не услышал, размашисто проводя по загривку языком. — Мм? Что что? Шото поворачивает голову к нему, смотря затуманенным разномастным взглядом в возбужденно тёмный алый, и горячо выдыхает практически в лицо. — Твой член лучше.. – кончик языка тянется к чужим губам, скользит по ним вверх, нежно лизнув. Казалось, что Кацуки замер, пленённый этим действом. Он не моргая смотрит на Тодороки, с абсолютно счастливой улыбкой на лице. Пока рука направляет член в хорошо изученное место. Головка толкается внутрь. Одним движением крепких бёдер, проникая сразу во всю длину, а довольное громкое мычание Шото глушится сладким поцелуем, потому что сейчас Кацуки не способен сдерживать свои чувства к нему. Никогда мы с тобой не будем. Думал он, на первом курсе. Мы с тобой не будем. Под конец. Мы с тобой..? В начале второго.. С тобой. Сейчас. Во время какого-то торжества, на которое им обоим очевидно плевать. Как и на награду. И на толпу фанаток двумордого. Хотелось. Бы. Так. думать. Бакуго. Но нет. Качнувшись пару раз, он почти сразу переходит на быстрые и глубокие движения. Шото долгожданно стонет, разрывая поцелуй от недостатка воздуха в легких. Но Кацуки заводит руку к его лицу, крепко ухватившись за челюсть и направляет к себе, каждый раз вынуждая раскрывать рот шире и сам обнажает пасть, будто с намерением сожрать. Клыки и правда чувствуются во время поцелуя, но лишь потому что Шото сам проводит по ним кончиком языка, а затем подлавливает чужой. Посасывает, потянув на себя. Бакуго прикусывает его язык, губы, в отместку за то, что не может поставить засосы – на шее будет слишком заметно, стоит им вернуться в зал. Если бы они только опустили его рубашку ниже.. Но тогда бы Бакуго их убил. Кого «их»? Неважно. Он с трудом держится, даже когда Шото оголяется при всех в раздевалке – благо, это происходит всё реже, ведь отношения с Кацуки означают носить на себе его метки вечно. Как любимое украшение или аксессуар. Тодороки, в общем-то, не против. Хорошо, что геройский костюм достаточно закрытый. Везение или судьба? Вторая рука блондина обвивает вокруг талии, немного разминает, наверняка, затёкшую поясницу, после спускаясь на возбужденный член и крепко сжимает, щедро наглаживая ладонью. Водит так, чтобы скорая разрядка доставила Шото как можно больше удовольствия. Тодороки буквально плавится в его руках, под его телом. Совершенно позабыв где он и что он, но никогда – с кем. У них странная болезненная привязанность друг к другу – идиоты ещё называют такое «любовью». Движения Бакуго ускоряются, член бьёт в одну заученную точку, раз за разом попадая по простате. Кацуки всеми силами старается не упасть на Шото, ведь ему и так тяжело. Сам хрипло стонет, пытаясь не перебивать парня под ним. Наслаждаясь, упиваясь этим протяжным мычанием и звонкими гласными с шипением на конце. Грубо расцепляет его руки, переплетая их пальцы и вытягивает кисти вверх, прибивая ладони к поверхности, вынуждая Шото полностью лечь голой грудью на холодный стол. Голос Тодороки надламывается, Кацуки резко меняет темп: скользит особенно нежно, будто и не долбился в него вовсе. Чувствует, как кончают вместе, напоследок заходя особенно глубоко и протяжно стонет ему в висок, плотно припечатываясь губами в поцелуе. — Мой красивый.. – Кацуки легко улыбается, вспоминая за что вручили награду его парню, — Шото.. И сразу же резко отстраняется, замечая, как вздрагивает чужая спина. Он списывает это на холодок, пробежавший в отсутствии горячего тела над собой. Так и не узнав, что не в холоде было дело, а в ощущении после его слов. Бакуго быстро собирается, избавляясь от использованного контрацептива, выкинув его просто в мусорку – не будут же по биологическим следам вычислять того, кто здесь трахался? А если и вычислят, пусть попробуют с ним об этом заговорить. Если у него будет настроение, то он в красках расскажет, как это делается. А если нет, то стоило подумать к кому и с чем подходить. — Кацуки? — Что? Блондин поворачивается в сторону назвавшего его по имени. Тодороки, всё ещё, в блядском лунном свете. Стоит у стола, облокотившись на него спиной и локтями. Одежда на распашку. И, кажется, нагой затраханный совершенно прекрасный вид, его совсем не смущает. Бакуго всегда любуется им после секса, пока наглость двумордого возрастает по экспоненте. Но на такого даже язык не поднимается наругаться за обращение по имени. Кацуки нравится, как оно звучит из его уст. Кацуки боится, что привыкнет. Единственная вещь, которой боится Бакуго Кацуки, это его всепоглощающая и всепрощающая любовь к Тодороки Шото. Так и с катушек съехать недолго. Или размякнуть от его довольной ответно-влюблённой сытой улыбки. — Тц, ну чего тебе, морда? — У нас проблема.. «У нас.» Бакуго слышит, как его сердце стучит всё громче – наверное, скоро сдетонирует. — У нас будут проблемы, если ты так и продолжишь стоять. — Я не могу.. запачкал всё спермой. Боже ж ты мой, неженка. С трудом не закатив глаза, Кацуки возвращается к Шото, опустившись на колено, будто ёбаный рыцарь, который не может оставить даму в беде. И накрывает его член своим ртом, почти сразу же вбирая поглубже, обсасывая везде, куда могла попасть или стечь сперма. Тщательно вылизывав и проверив брюки на наличие следов, он поднимает глаза на Тодороки, словив удивлённый странный взгляд, на дне которого разгорается огонь вновь вспыхнувшего возбуждения. Кацуки, усмехнувшись, облизывает свои губы и убирает остатки слюны тыльной стороной ладони, как бы намекая, что продолжения сейчас не будет. Он просто помог. — Что? Всё? — Спасибо конечно, но.. – Шото снова прячет улыбку в кулаке, — ..я вообще-то имел ввиду стол. Парень откровенно смеётся, застёгивая рубашку, а затем отводит одну ногу в сторону и взгляд Бакуго падает на светлые потёки спермы, которых почти не видно на стальном цвете стола. Сразу и не заметишь. Я убью тебя. Сдохни. — Там давай как-нибудь сам. – с хитрым прищуром отвечает блондин, махнув на это рукой. Но, когда Тодороки уже заправляет брюки, всё же, протягивает платок, который был вставлен в карман его пиджака. Шото забирает вещицу, опускается на корточки и начинает усердно натирать поверхность – если не сотрёт, то хотя бы размажет, чтобы не было сильно видно. Не будут же они биологический анализ проводить? У геев мысли сходятся. — Вот поэтому презерватива и было два. — Ты снова что-то бормочешь, морда, разве они были не для двух раундов? – он почти оскорблён, ублюдок недооценивает его? Ну он ему в следующий раз, через пару часов, покажет. — А ты снова косишь под тупо-глухого. Мы бы два раза не успели, и так потратили слишком много.. – тяжело выдохнув, Тодороки наконец поднялся, решив, что достаточно не видно чисто, и, аккуратно свернув платок, убрал в карман собственных брюк. Бакуго уже открыл дверь, ожидая его в проходе. Облокотившись на проём и скрестив руки на груди, он хмуро всматривался в коридор, проверяя не идёт ли кто. — Давай быстрее. — Мне, всё же, нужно в туалет, а ты.. – впихивает в руки недовольного блондина треклятую статуэтку, — ..возвращайся на вечер, первым. — Эй, Тодороки. Начал было Бакуго, но Шото быстро обошел его в проходе, как-то по-детски чмокнул в щёку и, прибавив хода, двинулся в сторону туалета. Не оборачиваясь махнув рукой, в жесте «вали давай, всего хорошего». — Вот.. задница. – прорычал Бакуго, но улыбка на секунду коснулась губ. Самая красивая. Засунув одну руку в карман, а второй подкидывая и ловя статуэтку, направился по дороге к актовому залу. Он не был точно уверен, сколько времени прошло. К счастью, побежавший Киришима, во всё горло заоравший: — Друг, мы искали тебя полчаса, где ты был!? – восполнил этот пробел. — Да так.. – Кацуки не успел ничего придумать. В голове вертелось от «как-то мы быстро» до «какого хрена вы все ещё здесь и когда уже это закончится». У него ещё второй раунд и весь набор цифр, включая таблицу умножения. — Тодороки, кстати, не видел? – начал было Киришима, пока не заметил странную статуэтку в руке друга, — Погоди.. Бакубро, ты же не отжал у него награду? Это было бы низко даже для тебя, ха! Киришима хотел откровенно заржать, но, в ту же секунду, ему пришлось защищаться, и причуда чуть не прорезала костюм, когда Бакуго замахнулся. — Совсем ахренел, дерьмоволосый?! Да мне эта хуета нахрен не сдалась! – он был настолько взбешен нелепой догадкой, что готов избить ею же друга. В этот момент, на глаза попался долбаёб похлеще, после чего идея сменилась на другую. Не дожидаясь очевидного вопроса про Тодороки, он громко крикнул: — Слышь, Дэку! Зеленоволосый тут же выкатил на него свои любопытные глазища и, казалось, морально приготовился ко всему: от ухода Японии под воду до чьих-нибудь преждевременных родов. Но Бакуго крикнул лишь короткое: — Лови. И кинул в него ему статуэтку. — Вернешь двумордому. Скажи, чтоб больше не терял, ведь это теперь часть его. – в голосе явно слышалось злорадное веселье. Мидория, к счастью, ничего не понял, как и Киришима, который тут же закинул руку Бакуго на плечо и увёл куда-то в сторону, рассуждая на тему «наши достижения делают из нас кого-то весомого, друг, ты как всегда был по-мужественному мудр!» Когда-нибудь я тебе втащу. Идиот. Спустя короткое время, Тодороки появляется в зале и Мидория спешит к нему. Он передаёт в руки двумордого статуэтку, и они о чем-то беседуют – по мере происходящего, светлый цвет лица Шото медленно сливается с ожогом. — А ещё он сказал что-то про часть тебя.. глупость какая-то, да? – Изуку нервно шкрябает пальцем по своей щеке, ощущая неловкость от меняющегося состояния Тодороки. Но Шото его уже не слышит, бросая злобный взгляд в сторону Кацуки, которого находит неподалеку. Чьи губы растягивает довольная усмешка, а, затем, по ним хищно скользит язык.. — Блять… Не матерись.