***
Жизнь в Токио становится ещё ярче с заходом солнца. Неоновые огни раскрашивают и без того пестрящий красками город, буквально придавая ему вид мегаполиса, который шагнул уже далеко за сотни лет вперёд. Ночные клубы впускают и выпускают всех желающих. Из каких-то дверей вместе с людьми выходит дым от кальянов, из некоторых люди выходят толпами, что бы подышать и проветриться. Вот и сейчас стеклянная дверь выпускает трех хорошо разгорячённых девиц. Хмельные улыбки не сходят с их лиц, радостный смех и разговоры впустую сотрясают воздух вокруг привлекая внимание. Со стороны слышится присвист одного из высоких парней, что стояли курили неподалёку. Ночью в Токио все плюют даже на закон. Время сейчас указывает глубоко за полночь. Даже ближе к утру, наверное. Они просидели в этом клубе не меньше шести часов, отжигая на танцполе, потягивая коктейли. Они делились вдруг с другом эмоциями после того, как узнали, что поступили в Токийский университет. Было бы удивительно не поступи они. Деньги, что так удачно инвестировали их семьи в университет, всеобщая слава и высокий балл за вступительный экзамен. — Может прокатимся? — над ухом блондинки, которая переминалась с ноги ногу, слушая своих подруг, послышался крепкий запах перегара. Девушка с недовольством обернулась. Перед ней стоял тот самый высокий парень, который пару минут назад присвистнул. За его спиной стояли ещё двое, ухмыляясь. — А она без нас не поедет, — с ярким пьяным акцентом протянула её подруга. Белые волосы, которые она постоянно рукой зачесывала назад, чтобы не лезли в глаза, струились по плечам. Она была чуть ниже своих подружек, да и на лицо по-милее. Да и, знаете, выпила больше. — Ну куда-ж без вас? — парень приобнял блонди за плечи, немного растирая, — Вы поедите со мной, а мои ребята, — он слишком резко повернул голову, совершенно не следя за своим телом, — Поедут следом. За спиной послышался слегка недовольный гул парней. Делать, конечно, было нечего, да и разницы, кто как поедет для них не было. Всё равно все в одном месте окажутся. А девицы, да, слишком уж горяченькие, чтобы сейчас задерживаться и давать им время трезветь.POV Белла
Утро в этом доме всегда сопровождается абсолютной тишиной. Горничные работают тихо, лишь стуча каблучками туфель. Хотару появляется то в одном углу, то в другом, придирчиво оценивая работу всего персонала. Словно призрак она появляется из ниоткуда и, смерив странным взглядом, исчезает в никуда. Утро столовой этого дома наполняется запахами еды, раздражая вкусовые рецепторы и побуждая желудок на тоскливый по пище стон. Отец приходит всегда в пять минут девятого утра, пропуская момент, когда прислуга сервирует стол и подаёт еду. Обычно этим занимаются две японки, возраст которых чуть дотягивает до двадцати пяти, украшенные бледно-голубой униформой с белыми передниками квадратной формы. Они всегда приветливы, учтивы и не поднимают взгляда. По началу мне было даже как-то некомфортно и я старалась найти с ними общий язык. Но, к великому сожалению, у девушек было прописано в трудовом договоре, что они не имеют права на какие-либо личные отношения, кроме как «Хозяин — работник». Об этом мне, кстати, все же удалось чуть позже расспросить одну из них. Работали девушки посменно, с графиком два через два. Всего их было четверо. Одна из девушек, которую звали Михико, в один из вечеров и проболталась о трудовом договоре. Девушке двадцать четыре года, училась на гостиничное дело и, как сказала, сама всегда хотела работать горничной. Сравнивала это со сказкой и мечтала, что когда-нибудь в неё влюбится принц на одном из светских собраний. На завтрак сегодня подавали геркулесовую кашу с ягодами годжи и чёрный чай. В качестве дополнения местный повар предложил омлеты, свернутые в небольшие рулетики и к ним немного красной рыбы. По началу, признаюсь, я брезговала есть сырую рыбу, так как не хотелось чтобы у меня в животе на ПМЖ заводились глисты. Чуть позже, разговаривая с нашим поваром, я подметил для себя, что эта рыба проходит холодную термообработку и, в принципе, всяких паразитов там не должно быть. Мужчина тогда улыбнулся так хитро и спросил, точно ли я японка. Пришлось выплывать с линии атаки и уходить от этой темы подальше. Потом ещё и нужно было для успокоения души искать в интернете нужную информацию и хорошие лекарства. Лекарства нашлись. Да и информация тоже. Кстати, об информации. Ценная вещь в наше время, не находите? Вот и я думаю так же. Что я этим хочу сказать? Да ничего необычного, за исключением странных временных аномалий, связанных с нашим перемещением. Последний день, который я помню в нашем родном Хабаровске — это девятое мая две тысячи двадцать второго года. Здесь же мы очутились двадцать первого июня двадцать второго года. Около полутора месяцев. Почему не в тот же день и время? Странно ещё, что все в одном доме и судя по всему в одно время. Насколько я помню из рассказа Марты она проснулась часов в шесть утра. Меня разбудили приблизительно на пол часа позже. Кажется, что Карина так же, как и мы, была уже здесь, только проснулась на пару часов позднее и ещё некоторое время просто гуляла по особняку в поисках интересного. То на то и вышло, что пришел обеденный перерыв и к нам назойливо начала липнуть Хотару. И вот сколько бы я не ломала себе голову на протяжении всего этого периода, так ни к чему дельному и не пришла. В голову, конечно, лезли мысли про переселение душ, реинкарнацию и что-то подобное… но, как мне помниться, в том мире мы не умирали, а все наши игрушки со снами не более, чем медитации и осознанные сновидения. В общем-то, ничего дельного и путного. Дело не двигалось с мёртвой точки ни на йоту и на душе было как-то паршиво. От бессилия и собственной никчемности хотелось залезть на стену. А ещё лучше с петлёй на шее на любую ветку дерева. Был бы здесь Олежка, он бы точно помог… От мысли о любимом человеке по спине пошли мурашки. Интересно, как он перенёс то, что я вдруг исчезла или, чего хуже, умерла в том мире? Ладно я. Я с детства привыкла молчать и делать все, что бы выжить, даже если требуется напрочь отключить эмоции, чувства. Моё тело и сознание привыкло выживать. Но ведь Олег не такой. И мою смерть он бы точно перенёс максимально болезненно. А ведь это все вполне возможно. Сейчас то моё сознание здесь, в Токио. В мире, где обитают странные парни баскетболисты, где я дочь влиятельного бизнесмена. И, что самое странно, где рядом мои подруги. Почему мы вообще втроём перенеслись? Осознание происходящего легло на плечи огромной скалой. Пошёл второй час, как я сидела в библиотеке, переставляя шахматные фигуры. Занятие нудное, совершенно не увлекательное и лишенное всякого азарта. Хорошо хоть мозг не вянет от скуки. И то радует. Хотя, последний активно намекал, что пора бы заняться чем-то более и активными телодвижениями. Найти команду по волейболу, записаться в тренажёрный зал. Черт, небольшая тренажёрка же есть в этом доме, на втором этаже. Беговая дорожка, коврики для разминки, немного того, немного сего. Не густо, конечно, но тоже не плохо. А вот тело активно намекало, что нам и без всего этого живётся замечательно, совершено не желая нагружаться. Как только мозг начинал требовать нагрузок — все косточки начинали болеть. Лень так и процветает, что б её. — Эй, Бель, — послышался за спиной голос Марты. Как будто из под воды, — Ты меня слышишь, вообще? — подруга стояла совсем близко, смотря на меня, нахмурившись. — Слышу-слышу, — уподобляясь зайцу из советского мультика, сажусь к ней в пол оборота, — Что хотела-то? Она шумно выдыхает, качая головой. — Да мне тут мягко намекнули, что пора бы и честь знать, — жмёт плечами, — Хотела попрощаться и попросить написать, как только гости свалят. — Какие гости? — совершенно не интересная мне информация. Абсолютно пустой разговор. И зачем она только оторвала меня от шахмат? — Ну, — тянет на манер ребёнка, обходя меня. Слежу за ней глазами, не упуская малейших движений, — Хотару подошла, сказала, что завтра какие-то важные гости и мне бы лучше свалить, — как-то даже с обидой отвечает Марта, подбирая под себя ноги. — А в чем проблема просто не высовываться или не уйти завтра? — откидываюсь на этих словах назад, складывая руки на груди. — Да без понятия! — она всплеснула руками, выражая свою чрезмерную эмоциональность. Марта никогда не умела держать свои эмоции при нас с Кариной. Образ нерушимого спокойствия разбивался вдребезги, как только мы оставались наедине. Вообще я никогда не понимала этих двоих. В отличии от меня они могли спокойно и без угрызений совести показывать свои эмоции. Карина всегда была общительной, улыбчивой. Правда, стоило перейти ей дорогу, как тут же начинались хитроплетения и заговоры по уничтожению провинившегося. Марта, которая сейчас что-то бубнила себе под нос о несправедливости бытия, была уравновешенной, спокойной. Она никогда не жалела для нас последней майки, могла спокойно отдать все свои деньги за мороженное Карины. Хотя, о доброте человека, который без задней мысли поджег волосы через чур, по мнению подруги, зазнавшейся и раздражающей девочки, можно было спорить часами. Она же не просто так это сделала. Эти двое смогли мне показать, что значит быть нужной за просто так. Но не смогли доказать этого. Я так и не смогла поверить в то, что нужна им за красивые глазки, за свои лидерские качества, которые в меня вдалбливали проводом от кипятильника, шлангом от стиральной машинки или армейским ремнем с металлической бляшкой. — В общем, я вижу, что ты меня не слушаешь, по этому пойду, — Марта плотно сжала губы, показывая, что явно чем-то не довольна. И вот вновь все звуки вокруг словно под водой, — Не скучай тут, — слишком сухо бросает подруга, скрываясь в стеллажах. Вопрос о том, что я сделала не так и почему она ушла, остался витать в воздухе над моей головой. А ведь я, действительно, не понимаю, что не так. Различать человеческие эмоции могу, а вот воспроизводить — нет. Не умею их выражать, не знаю, как на них отвечать и что делать, если человек грустит, злиться или радуется. Полный ноль по части эмпатии. Научиться распознавать эмоциональный фон человека мне помогли книги, которые я поглощала тоннами прежде, чем мне удалось завести общение с двумя взбаламученными девчонками. Блондинка с карими глазами и налипшей на лоб чёлкой, русоволосая лентяйка с худыми ручками и я, которая тогда была подстрижена под мальчика, худющая до выпирающих костей и со стеклянным взглядом. Вот такая странная троица у нас получилась. Они дали мне возможность лидировать, я дала им защиту. Тогда… да и сейчас, в принципе, мой мозг воспринимает их, как должное. Что-то такое, что я просто обязана оберегать. День за окном близился к вечеру, когда я смогла опомниться от воспоминаний и мыслей. Наверно, я выглядела для прислуги, которая шныряла туда-сюда, очень странно. Думаю, они не привыкли видеть человека, который смотрит в одну точку и совершенно не обращает внимания на происходящее вокруг. Для меня в такие моменты мир сужается до размеров мошки. Постепенно все живое уходит на второй план и есть лишь я, наедине со своими мыслями. Как-то раз Карина даже засняла на видео, что происходит со мной. Скажу честно, это было ужасно. Через какое-то время в желудке странно забурчало. Конечно, как тут не забурчит? Со времен завтрака прошло около девяти часов. Около девяти часов не прекращаемого потока мыслей, абсолютного безмолвия и тишины. Кажется, что реальность вернулась только вместе с чувством голода и сонливости. Ноги немного затекли и словно наполнились песком. Характерный хруст затекшей шеи, лёгкий звон в ушах и онемевший, сухой язык. Чувствую себя наркоманом каким-то, лишенным воды, еды и чувств. Реальность сейчас казалась темнее, чем обычно. И даже это было для меня не в новинку. Знаем, проходили, хоть и не хотели больше испытывать чего-то подобного. Сейчас все вокруг казалось ещё более чужим, чем изначально. Сознание отталкивало поступающую информацию и отказывалось воспринимать нормально… А нормально это как? Подушечками пальцев массирую виски. Где-то на подкорке заела мысль, что мои ощущения сейчас неверны и происходящее я воспринимаю немного искажено. Стоит только поуспокоиться и все придёт на круги своя. Мерный стук подошвы об паркет не даёт вновь уплыть вместе с потоком флешбеков. — О, вот ты где!? — широкая, увесистая ладонь ложится на мою макушку, — Что такое, доченька? — мужское лицо равняется с моим. — Голова немного разболелась, — до меня не сразу доходит, что стоящий рядом мужчина — мой папаня. Как сказать мой… скорее только формально он мне отец. — Ох, что же это? — в его глазах мелькает какая-то странная эмоция. Он хмуриться, — Хочешь, вызову врача? Или может отвезти тебя в больницу? — мужчина гладит меня по волосам. — Да нет, не стоит — убираю его руку, — Мне намного лучше, — улыбаюсь, как умею. Точнее, как смогла меня научить Карина. — Тогда пойдём ужинать, а то мы и так припозднились, — Ииноноке разгибается, принимая вертикальное положение. Статная, ровная фигура формального папани движется в метре от меня. Шаги размеренные, широкие — они эхом отскакивают от стен. Осанка мужчины ровная, плечи расправлены. От всей его сущности веет аурой превосходства, несгибаемой воли и спокойствия. Интересно, а он всегда таким был? А может он просто притворяется, что у него все замечательно, а на самом деле глубоко несчастен? Да, думаю, что это так. Есть все же что-то в этом спокойствии и величии такое, что выдаёт глубокие тяжёлые мысли. Например, проступившая седина или сеточка морщинок под глазами. Если первое можно списать на возраст, то второе не свойственно, наверное, для японцев в сорок лет. Они же долгожители и выглядят потрясно до долгих лет. И все же странные мысли посещают мою голову. Почему я не могу перестать думать даже сейчас, когда мужчина отодвигает стул, что бы я смогла сесть без лишнего напряжения, даже тогда, когда уже взяла в руки палочки и рассматриваю ужин. Надо бы, кстати, спросить, как готовили сегодняшний стейк. Почему я думаю о том, что прожарка слишком слабенькая, но продолжаю закидывать в рот слайсы мяса, пережевывать его и осознавать, что мне это нравится. Почему в моей голове не укладывается все это и словно делится на две части? Мясо, действительно, очень вкусное. Да и прожарка вроде ничего так. — Будешь много думать — морщины раньше положенного появятся, — шутливо замечает Ииноноке Акира. Да. Мне все же удалось узнать имя моего папани. А всего-то стоило дождаться пока все уснут и полазить по его кабинету. — Тебя так заботят мои морщины? — приподнимаю бровь. — Конечно, ты же моя дочурка! Как меня может не заботит то, что происходит с тобой? — отец макает мясо в соус. — Действительно, — киваю скорее самой себе, — А к чему такая спешность по отношению к Хитоми-тян? — Ты о чем? — мужчина не перестаёт держать лицо добряка, лишь удивлённо поднимает брови. — Хотару её сегодня, как я поняла, попросила ретироваться, что бы гостей не смущать. — Ох уж эта старушка, — качает головой, прикрывая глаза, — Просил же её без самоуправства, — в голосе читается раздражение, — Вообще, она могла остаться, но с условием, что не будет присутствовать на встрече. Завтра приедет мой старый знакомый, хотелось бы без лишних ушей, — мужчина пустился в объяснения, выразительно поглядывая на меня. Что значит «без лишних ушей» и что за старый знакомый хочет заехать, я решила не уточнять. Попросту не интересно мне. Посижу, покиваю головой и буду дальше пинать мячи от безделья. — Знаешь, папочка, — через чур громко и резко начала я, — Я поняла, что хочу перемен! — а теперь на его лице снова удивление, — Хочу переделать комнату. Ремонт. — Хорошо, завтра вечером попрошу заняться этим вопросом. Какие-то пожелания будут? — вытирая остатки соуса с губ поинтересовался папаня. Зачем я вообще это ляпнула не было известно даже мне. Просто как-то само вырвалось. И особых предположений того, что именно я хочу переделать, как можно было уже понять, у меня не было. Задумчиво смотрю в свою тарелку, пытаясь хоть что-то сообразить. — Хочу, что бы комнату перекрасили полностью в белый и дали мне нужные для абстракции краски, кисти и всякое такое, — от услышанного у мужчины перекосило лицо. Забавная реакция. — Доченька, я могу оплатить любого мастера и тебе нарисуют самую лучшую абстракцию. Зачем же ты сама что-то будешь делать? — Я хочу сама. Добиться того, чтобы к ремонтным работам приступили этим же вечером мне не удалось. Ииноноке хоть и был со мной, как я поняла, максимально нежен и обходителен, твёрдо заявил, что начнётся все не раньше завтрашнего дня. А то и послезавтрашнего. Несомненно, меня не может не радовать тот факт, что я буду рисовать свои стены сама, без всяких помощников. Знаете, для меня это как начало чего-то нового. Будто бы на чистом, белом листе начинаю писать свою историю. Да, именно. Сейчас же я лежала, свернувшись клубом, на постели. Думала над тем, что буду изображать на своём холсте и какие цвета мне нужны. Одновременно хотелось и просто чёрных клякс везде расставить и каких-то ярких красок. Чёткое изображение в голове все никак не хотело воспроизводиться. Тем временем глаза слипались сами собой, унося в мир пустоты. Утро встретило меня совсем не радостно. Или же я его не смогла сделать радостным для себя. Проснулась я с глубокой пустотой внутри, вновь разочарованная тем, что очнулась не там, где хотелось бы. С каждым новым днем открывать глаза хотелось все меньше и меньше. Ещё менее полу месяца назад лежала, так же раскинув руки в разные стороны, на кровати Олега и слушала его мурлыканье. Ещё совсем недавно чётко знала, что после выпуска пойду учиться на инженера-проектировщика, после займу хорошую должность в компании своего мужчины и буду жить счастливо. С девчонками общение прекращать не планировалось, но я была уверенна, что жизнь нас немного раскидает. В наш век создано много способов общения, так что с этим не было бы проблем. А теперь? А сейчас я вновь у разбитого корыта. Сломлена внутри от удушающего незнания положения и будущего. Без опоры и желания как-либо двигаться. Если по-научному, то депрессия. Если обычными словами, то я потерялась и не знаю, что мне делать. Из под ног выбили почву, забрали все, чем я жила, оставив лишь крупицу моего привычного мира. Я не понимаю. Абсолютно ничего не понимаю. Да, бесспорно, здесь у нас хорошее положение в обществе, связи, деньги… но эту жизнь проживали не мы, не мы этого добивались. Это не наше время, не наша судьба. Судьба, в принципе, понятие растяжимое и совсем мне не понятное. Что это? Удачное стечение обстоятельств и времени? А может это то, что мы сами строим и выбираем, каждый раз обдумывая, что произойдёт за тем или иным шагом? Мир перед нами в этот момент разделяет на несколько путей и, в зависимости, от того, что ты предпочёл, наш мир делится, создавая несколько реальностей? Тогда в какой момент моё решение пришло к этому? Почему именно сейчас, когда я об этом не просила, все пошло по причинному месту? И все же, как бы не старалась что-либо понять или объяснить логически, то каждый раз, как и сейчас, просто с шумным вздохом сворачивалась клубочком. А уж попыток было много. Да и, думаю, не только у меня в голове куча вопросов. Девочки, верно, тоже страдают не меньше. Чего только стоит недавний инцидент с Кариной. Черт, как же хочется вернуться в свое настоящее… В дверь легонько постучали, но не вошли. Вывод один, — Входи, Хотару, — дверь приоткрылась. Секундой позже появилась и сама старушка. Она, гордо приподняв подбородок, и, явно убрав с лица недовольную гримасу после моего обращения, начала говорить, — Ииноноке-сама, с минуты на минуту прибудут гости, вы должны быть уже внизу, встречать их. — А что, без меня отец не справится? — фыркнула я, все так же лёжа калачиком на постели и не разрыва с ней зрительный контакт. Ее лицо оставалось невозмутимо, да и сложно по морщинам что-то определить. Хотя, более, чем уверенна, что руки старушки, заведённые за спину сейчас сжимались в кулаки. Вон как плечи напрягла. Ишь ты, злится она. Хотелось послать надоедливую бабульку к черту, — Вы с Ииноноке-самой уже обговаривали этот вопрос. Ваше присутствие обязательно. Секундой, а то и десятью подумав, я все же приняла сидячее положение. Осмотрела себя, — Ай, да и черт с ним, так пойду, — обычные чёрные джинсы, бесформенная, растянутая футболка чёрного цвета, — Веди меня, мой верный конь. Будем покорять мир! — чуть отпихнув с прохода бабульку, с боевым кличем я вышла из комнаты. Особого интереса для меня эти гости не несут. Приехали и хрен с ними. Посижу, головой покиваю и пойду дальше убиваться. А что мне еще делать? Ближайшее время этим и собираюсь заниматься. Все же за раз я потеряла слишком много вещей, которые хотела бы оставить при себе. А потом что-нибудь обязательно придумаю. Или смирюсь, на крайний, конечно, случай. Прогну под себя этот мир и снова завладею ситуацией вокруг себя. Особо мы не торопились спуститься и, подобно светским львицам, задрав подбородки, шли в гордом молчании. Вот как выйду из состояния коматоза, так сразу эту бабушенцую на фарш собакам и пущу. Достала уже. Вечно придирается, вечно что-то бубнит под нос. А уж если не под нос, то сразу выхватывает едких замечаний в свой адрес. В принципе, доставать она меня начала ещё с самого начала — все пыталась играть в хорошую экономку и быть мне подружкой. Мне спустя только неделю, после сотни ехидных фраз в её сторону, удалось достучаться до бабки. Женщина очень нехотя, словно даже расстроилась, перестала мне докучать и начала свою партию злоядства. Тогда-то я и поняла, что это демон какой-то. Сверлит своими чёрными поросячьими глазками и словно что-то вынюхивает. Поверьте, если она вдруг попытается меня ночью задушить, то не удивлюсь. Вообще больше не удивлюсь ничему. В цокольном помещение было прохладно. Что уж сказать, кондер работает исправно, даже очень. В какой-то момент, поймала себя на мысли, что лучше б я накинула что-нибудь наверх. Допустим, тот детский халат с черепашками. Нет, вы не подумайте, он вполне подходил под мои размеры, даже был чуть великоват. А детский он из-за розового цвета и смешных мультяшных черепашек. Нравится мне все-таки эта девушка, тело которой теперь принадлежит мне. Какой бы тёмный гардероб у неё не был, а вот халат и плюшевые тапочки с кроличьими ушками казались мне очень даже миленькими. Но, вернёмся к нашим баранам, громадному приемному помещению и гостям. Возле массивной двери стояли трое. Мой отец, слева высокий, с идеально уложенными, красными волосами мужчина и чуть ниже ростом последнего, флегматично осматривающий помещение, Акаши Сейджуро. Парень стоял расслаблено, сложив левую руку в карман, а во второй он держал ключи и кремовый пиджак. Как до меня дошло чуть позже, ключи были от машины. Светло-бежевые брюки, чуть не достающие до косточки на ноге, кожаные ботинки, белая футболка, свободно заправленная в брюки. Знаете, с такого расстояния что-либо сложновато рассмотреть, но вот тонкая цепочка, отливающая белым золотом, смотрелась здесь очень даже гармонично. Да и часы, совершенно бесшумно тикающие, в тон цепочки только дополняли образ. В общем, очередной сын маминой подруги. Весь его вид так и кричит о том, что цветочков женских он сорвал много. А может и не много. Хрен его знает Акаши, этого, Сейджуро… стоп, что? От осознания по спине пошли мурашки. Так, лицо кирпичом и сойдёт на первое время. Чем черт не шутит, а это уже перебор какой-то. Вот что этим двум здесь понадобилось? И снова я ничего не понимаю.