* * *
Так и не определившись за время короткого пути обратно к своим покоям, хорошо это, что дядя не стал ругаться, или не очень — потому что вдруг он будет ругаться потом ещё громче? — Цзинь Лин сдвинул дверь и нерешительно замер на пороге, раздумывая, сесть ли снова за рисование — всё равно пальцы уже испачкал, — раздеться уже наконец и просто поваляться или пока не раздеваться и выйти наружу, чтобы любоваться восходом луны и закатом. — Ну заходи, раз пришёл, — грубо поприветствовал пристроившийся с ногами на краю кровати Цзинъи. Тактичного Сычжуя в комнате, конечно, уже давно не было. Ну да, он же собирался хорошенько погулять, чтобы «узнать местные обычаи изнутри». Ага, изнутри — это в ланьских-то одеяниях и с характерной лентой на лбу. Хмыкнув собственным мыслям, Цзинь Лин оценил несвойственное Цзинъи угрюмое выражение лица и вдруг понял, что после того, что видел и осознал сегодня, больше не хочет продолжать эту игру. И так и сказал: — Я тут кое-что понял. Мне больше не хочется притворяться, что ты — это он. Сказал — и тут же пожалел об этом, потому что как-то не очень правильно прозвучало. Будто он не хочет продолжать вообще, а не притворяться, что это не Цзинъи его обнимает, а… Цзинъи фыркнул и расслабленно откинулся на кровать. — Как пожелает юная госпожа, — сказал он. Прозвучало беспечно, но Цзинь Лин видел разницу. Видел, что улыбка — чуть шире естественной, что локти — чуть сильнее напряжены... Он слишком часто видел подобное напряжение — будто пытающееся заглушить болью в мышцах другую боль, терзающую душу. — Я не хочу больше играть в запретную страсть к дяде, — проговорил он тихо, закрыв дверь и медленно двинувшись к кровати, — потому что это никогда не было ею. Я просто боялся... боялся, что если я скажу, чего на самом деле хочу, ты перестанешь быть мне даже другом. Поза Цзиньи стала ещё напряжённее, и Цзинь Лин торопливо закончил: — Потому что я не смог бы дальше жить, зная, что ты смеешься не со мной, а надо мной. Что улыбаешься — не мне. Что любишь — не меня, — слова жгли губы и сердце одновременно, и перед глазами всё размывалось от выступивших слёз, но Цзинь Лин упрямо продолжал: — Я был так сосредоточен на своих страхах, что не видел, чего хочешь ты. Не видел, как раз за разом ты переламываешь себя, поддерживая затеянную мной игру. Но теперь… Я понял, что так больше продолжаться не может. — Ладно, — деревянно произнёс Цзинъи, и от звука его голоса сердце Цзинь Лина резко сжалось и заколотилось сильнее. Он наконец стоял у самой кровати, поэтому, когда та внезапно бросилась ему в лицо, даже не испугался падения. И даже успел выставить перед собой руку, второй придерживая рвущееся из груди сердце. — Я не хочу, чтобы ты притворялся моим дядей, Цзинъи, — почти прорыдал Цзинь Лин и наконец сказал вслух то, что за последний час стало так очевидно для него самого: — Я хотел бы целовать, ласкать и влюбиться в тебя… Настоящего тебя. Если ты мне позволишь… Цзинъи рядом с ним всхлипнул. Перекатился набок. Подцепил пальцами его за подбородок, поворачивая лицом к себе. — Желание юной госпожи закон для меня, — сказал он сдавленно, снова всхлипнул и вдруг широко улыбнулся. — Дурень ты, Цзинь Жулань, а ещё глава клана! Надо было с этого и начинать. Я уже успел решить, что ты набрался духу штурмовать крепость и жалкая замена в моём лице тебя больше не устраивает. А ты… — А я боялся, что стану тебе неинтересен, как только закончится игра, — сказал Цзинь Лин, высвобождая подбородок и утыкаясь в наглую ладонь лбом. — И правда дурак, да? Цзинъи потянул на нём пояс, потом отвёл его руку от груди и положил себе на живот, где никакого пояса давно не было. — Да, — сказал он серьёзно и твёрдо. — Да, правда дурак… И да, я позволяю тебе в меня влюбиться, раз уж ты так сильно желаешь разбить своё нежное сердечко о неприступного безупречного Ланя. Цзинь Лин фыркнул от смеха и поцеловал его в улыбку, забираясь рукой ему под одежды.* * *
«Настоящий» Цзинъи был мягким и податливым под ладонями, не замирал то и дело, вспоминая, что надо хмуриться и напрягаться, играя сурового сильного взрослого заклинателя, чуть ли не в одиночку возродившего целый орден и отстроившего целый город. Дядю Цзинь Лина. Незнакомца для Цзинъи, по сути. Они помогли друг другу выпутаться из одежды, потом, спохватившись, навесили заглушающие талисманы и притушили свет. Вернулись в кровать, отчего-то смущаясь едва ли не сильнее, чем в первый раз. Хотя… Наверное, то, что они делали сейчас, можно было назвать их «настоящим» первым разом. Не развлечением или экспериментом, не забавной игрой… Сейчас, после едва не вывернувшего наизнанку душу признания Цзинь Лина и открытого и радостного принятия Цзинъи, каждое движение было полно любовной нежности, и от каждого прикосновения захватывало дух. Цзинъи вдруг окончательно обмяк в его объятиях, и Цзин Лин замер над ним, встревоженно заглядывая в лицо. — Что-то не так? Цзинъи ухмыльнулся. — Ты так увлечённо меня облизывал и гладил, пропуская все мои попытки перевернуться, что захотелось проверить, нужно ли тебе вообще моё участие в этом всём, или от меня требовалось только разрешение. Он шутил, несомненно шутил, но от этой шутки в душе Цзинь Лина будто оборвалось что-то. Как же так? Ведь всё было так чудно, так захватывающе и так романтично. Неужели Цзинъи не… Цзинъи ухмыльнулся и привычным движением ещё сильнее растрепал ему хвост. — Ну вот, — надулся Цзинь Лин, — всё настроение своими дурацкими шутками испортил. — Да ну? — протянул Цзинъи и шевельнул коленом, ясно показывая, что «настроение» как раз никуда не пропало. Пропал только романтичный трепет в груди у Цзинь Лина. Но как же так? Почему? Неужели Цзинъи не чувствовал того же? Его нежный мягкий Цзинъи. Милый и сладкий… Наверное, нет. Вон как ухмыляется. Цзинь Лин нахмурился, пытаясь понять, и вдруг разозлился. Это он виноват. Это он, не успев отказаться от одной игры, немедленно попытался заменить её другой, накидывая на Цзинъи новый образ. Ведь на самом деле тот не нежный и не мягкий. Он же Лань, пусть и… нетипичный. Крепкий, сильный, немного наглый. И почти до неприличия весёлый. Для Ланя. Глухо застонав от собственной тупости, Цзинь Лин опустился боком на кровать рядом с Цзиньи лизнул его в грудь рядом с соском, подул, заставляя кожу покрыться мурашками, а сосок сморщиться. Цзинъи хихикнул и развернулся всем телом к нему, почти незаметно потеревшись грудью по покрывалу, стирая холодящую влагу. — Как юная госпожа хочет меня сегодня? — спросил он, серьёзно глядя Цзинь Лину в глаза, и Цзинь Лин фыркнул, разом забыв обо всех своих угрызениях. — Как-нибудь побыстрее, пока Сычжуй не вернулся… И чтобы маслом на всю комнату не воняло, — уточнил он, чтобы Цзинъи точно не понял неверно. Ответная улыбка Цзинъи, не лежи он уже, сбила бы с ног своим сиянием, и Цзинь Лин притянул его к себе за шею, чтобы накрыть её губами. Поцелуй вышел мокрым и больше похожим на сражение, где каждый пытался не увернуться, но подставиться под чужой удар. Цзинъи подобрался вплотную, закинул ногу Цзинь Лина себе на пояс, а навершие его песта зажал между сведённых бёдер, своим потираясь Цзинь Лину возле пупка. Цзинь Лин даже не пытался вспомнить, делали ли они так уже, потому что Цзинъи каждый раз находил для них какое-нибудь новое положение, видимо, стараясь казаться опытнее. Где, как и у кого он добывал подобные знания, Цзин Лин не спрашивал, хотя из-за того, как тщательно при этом Цзинъи соблюдал ритм и направлял потоки ци, подозревал знаменитую библиотеку Облачных глубин, Восстановленную и Бесконечно Пополняемую. Он выкинул из головы мысли о рядах аккуратно расставленных пособий по парному совершенствованию и попробовал двинуться вперёд-назад. И немедленно почувствовал себя кобелём в сцепке — так крепко удерживал его Цзинъи, не позволяя ни выскользнуть, ни хоть немногим глубже вбиться. Кожу внизу живота и в паху непривычно тянуло, но это ощущение быстро сделалось незначительным, когда Цзинъи мягко царапнул его задранную ногу от колена вдоль бедра, поиграл немного с нефритовыми подвесками и принялся разглаживать провисший мост меж нефритовым стеблем и бутоном хризантемы. — Безупречный Лань, как я погляжу, — задыхаясь от нахлынувших ощущений, проговорил Цзинь Лин, — выбирает для достижения горных вершин самые извилистые тропы. Цзинъи усмехнулся и, почему-то не найдясь с ответом сразу, заткнул ему рот поцелуем.* * *
Им хватило сил чтобы обтереть друг друга, но не чтобы одеться, поэтому Сычжуй, вернувшийся, когда снаружи притушили почти все огни, застал их в постели голыми и укрытыми накинутым поперёк покрывалом лишь от шеи до пояса. Цзинь Лин проснулся, когда Сычжуй пытался, не потревожив, вытянуть из-под него одеяло, чтобы укрыть нормально, решительно перекатился по кровати, сгребая его в охапку, и снова отрубился. Второй раз Цзинь Лин проснулся перед рассветом, продрогший, несмотря на два горячих тела по бокам, и обуреваемый такой жаждой, будто неделю пил лишь вино и чай или не пил вовсе. Цзинь Лин поёжился, жалея, что третье горячее — и пушистое — тело оставил дома, с болезненным стоном он выбрался из постели, накинул первый попавшийся халат и отправился на поиски воды. Первым делом он нашёл, конечно же, не воду, а дядю Цзяна, такого же сонного и явно не менее мучимого жаждой, потому что шёл он так же в направлении кухни, а дойдя, первым делом подхватил ближайший кувшин с водой и припал к нему так, будто не пил неделю. — Доброго утра, — пожелал ему Цзинь Лин чуть раздражённо оттого, что пришлось его обходить, чтобы дотянуться до абсолютно такого же кувшина, но стоящего чуть дальше от входа и края стола. Дядя дёрнул плечом, но потом всё же соизволил оторваться от кувшина и кивнуть. — И тебе, — буркнул он, прежде чем снова присосаться к воде. Вот только теперь он то и дело косился на Цзинь Лина, будто нашёл в нём что-то неправильное и пытался теперь определить, что именно. Цзинь Лин отставил наполовину опустошённый кувшин обратно, протёр заслезившиеся глаза и тоже себя осмотрел. Ну да, так и есть… — Я тут… — начал он, запинаясь от смущения. — Я не один… Ну, мы встретились на подходе, и я предложил им пожить у меня. В смысле у тебя. То есть в резиденции ордена. Чтобы не… Дядя отставил кувшин — уже пустой — и хмыкнул. — А разницу пропили? — полуутвердительно подсказал он. — Ага, — кивнул Цзинь Лин, но тут же поправился: — Ты что, нет! Проели, — уточнил он с улыбкой. Дядя тоже улыбнулся было, потом поморщился и резко нахмурился. — Потому и обедать не пришёл? Цзян Ши так старалась… Цзинь Лин почувствовал, как горячо вспыхнули уши — от стыда и возмущения разом. Стыдно было за опоздание, конечно, а вот то, что дядя почти постоянно на грани серьёзности шутил о том, что однажды Цзинь Лин возьмёт сестрицу Ши в жёны или наложницы, а то и просто переманит к себе в орден исключительно за умение готовить, не менее постоянно возмущало. Как можно-то?! В Башне и своих поваров хватает, а здесь, может, только сестрица Ши и не кладёт в еду специй как Вэй Усянь. — К завтраку чтоб явились, — строго наказал дядя, уже сделав шаг обратно к двери. Обернулся на пороге и хмуро добавил: — Или сам притащу.* * *
Обратно в спальню Цзин Лин возвращался немного по кривой, зато с двумя целыми кувшинами воды. Уже поднявшийся Сычжуй встретил его, протягивая руку, чуть недоумённым взглядом окинул немедля вложенный в неё кувшин, фыркнул и, перекинув кувшин всё ещё валяющемуся в кровати Цзинъи, глубоко поклонился. — Этот ничтожный благодарит главу Цзинь за заботу и с нетерпением ожидает возвращения своей одежды, чтобы предстать перед главой Цзян не полуголым. Цзинь Лин прыснул, поставил второй кувшин на стол и мигом выпутался из чужого халата, бочком придвигаясь к ларю с запасной одеждой: надевать то, в чём сначала полдня летел, потом шатался по солнцепёку между лоточниками, потом рисовал и под конец свалил кучей на пол — ну уж нет! Вода в бочке после Сычжуя была едва мыльной, и Цзинь Лин поторопился забраться в неё, пока Цзинъи не сообразил, что та не станет ни чище, ни теплее. Примерно на середине купания Цзинъи всё же скатился с кровати и принялся помогать. — Засосы ему сведи, — подсказал Сычжуй, закончивший возиться с причёской и старательно прилаживающий на лоб ленту. От довольного взгляда Цзинъи у Цзинь Лина проснулась подростковая утренняя потребность, а когда тот коснулся нескольких чуть ноющих с ночи точек, посылая в каждую ци, проблема и вовсе встала в полный рост. Цзинъи игриво скользнул рукой под воду, как будто там тоже скрывались метки, но его движение прервал недовольный вздох Сычжуя. — Будет невежливо опоздать к завтраку. — Будет невежливо, — нехотя согласился Цзинъи, вынул руку из воды, дёрнул плечом, сбрасывая покрывало на пол, а потом быстро забрался к Цзинь Лину в бочку и широко ухмыльнулся. — Поэтому мы поторопимся. Сычжуй снова вздохнул, но спорить больше не пытался, отвернувшись от бочки и занявшись раскладыванием вчерашних покупок по затейливо сложенным конвертам, нарядным коробочкам и расшитым шёлком мешочкам.* * *
Они не опоздали только потому, что за ними зашла Цзян Ши — «дабы уберечь от гнева главы Цзян», как выразилась она, с намёком скользнув взглядом на уровне ног, на которые Цзинь Лин и Цзинъи торопливо натягивали сапоги. Спешно повязав пояса и убрав друг другу волосы, они нагнали уже ушедших немного вперёд Цзян Ши и Сычжуя и всю дорогу до комнат главы разглаживали замятые складки и поправляли выбивающиеся из причёсок волосы. Первым снова пропустили Сычжуя, как самого собранного и спокойного. Цзинь Лин поднял взгляд на дядю, чуть поклонился, приветствуя, а потом резко отвёл глаза, уставившись себе под ноги: на шее дяди, под самым ухом, цвёл весьма красноречивый след — с кем бы дядя ни разделил ночь, свести засосы утром было некому. Или не было желания. Бесстыдство какое, подумал Цзинь Лин, усаживаясь за стол по левую руку от едва заметно ёрзающего по подушке дяди, упираясь взглядом уже в еду и делая вид, что это вовсе не его уши возмущённо пунцовеют. Ну хоть устроившиеся с другой стороны стола Цзинъи и Сычжуй засоса, скорее всего, не видят. На завтрак была каша из смеси риса и проса. Чуть жидковатая, разварившаяся и сладкая от мёда и ягод. Прожаренные до хруста ломтики рыбы в ярком кисло-сладком соусе лежали на отдельном блюде горкой — добавлять их себе в кашу, есть отдельно или не есть вовсе каждый решал сам. С того конца стола, где расположился Цзинъи, паровые пирожки исходили нежным ароматом, а жаренные — маслянистым бульоном, и Цзинь Лин пожалел, что позволил Сычжую сесть между ними — теперь придётся просить передать. — Как же мне повезло, что достопочтенные Лани балуют меня своим обществом вот уже который праздник, — начал дядя, прикончив половину миски каши и наконец-то перестав ёрзать на подушке. — Неужели великая стена правил осыпалась разом во всех местах, где говорится о воздержанности? Или порядки в Обличных глубинах вдруг сделались строже, и вы сбегаете сюда нормально пожрать, пользуясь любым поводом? Рядом прыснул Сычжуй, чуть не заплевав чаем стол перед собой. — Кормят здесь и впрямь неплохо, — отозвался Цзинъи, бросив взгляд куда-то мимо дяди, и снова уставился себе в миску, будто ему, как и Цзинь Лину, было неловко смотреть на… Ну да, так, наверное, и есть, подумал Цзинь Лин, только причина другая. Уши снова предательски потеплели. — А что скажет глава Цзинь? — обратился дядя напрямую к Цзинь Лину, чуть развернувшись, и он заставил себя проглотить недожёванный кусочек рыбы и посмотреть вправо. — Ага. Очень вкусно, — подтвердил он слова Цзинъи. — Особенно рыба. Дядя хмыкнул и покачал головой. Кто-то кашлянул. Не Сычжуй и не Цзинъи — слишком низкий голос. Цзинь Лин подозрительно сощурился и отклонился влево, чтобы заглянуть за дядю, но заметил только ухоженную руку и край белого рукава. Это ещё кто?! — И ты тратишь целый день на перелёт, чтобы тут поесть?.. — чуть раздражённо переспросил дядя, великодушно смещаясь так, чтобы стало видно, кто сидит за ним, по правую руку. Цзинь Лин сухо сглотнул. — Т-торговые связи, — чуть запинаясь выдавил он, мечась взглядом между дядей, Лань Цижэнем, Цзинъи и Сычжуем. — И чтобы спросить твоего совета в некоторых делах. И когда путешествую, предпочитаю останавливаться в приятно знакомых местах, даже если ради этого приходится делать крюк, — закончил он куда увереннее, подбадриваемый спокойной улыбкой Сычжуя и всё выше поднимающимися бровями дяди. Может, и не будет ругаться. Дядя покивал, глядя будто сквозь него, и вздрогнул, когда Лань Цижэнь коснулся его запястья. Немедленно нахмурился. — Именно поэтому ты оставил единственного всецело преданного тебе напарника дома? Чтобы останавливаться в приятно знакомых местах? — дядя выделил это “приятно” так чётко, что сразу стало ясно, о чём именно он подумал, застав Цзинь Лина утром в чужой одежде. Сам Цзин Лин даже под пытками не вспомнил бы, во что был одет дядя, когда они столкнулись с утра. Светлое? Тёмное? Белое? Без пояса, да. И, кажется, босиком, как и сам Цзинь Лин. И с небрежным пучком на голове, удерживаемым единственной шпилькой. Цвет шпильки Цзинь Лин тоже не помнил. Может, и вообще палочку для еды воткнул, как уже бывало. Он снова покосился на Лань Цижэня и внутренне похолодел. Когда тот приехал? Зачем опять? Уезжал ли вообще, или так и оставался здесь с прошлого праздника? Взгляд сам собой метнулся к дядиной шее, где алела метка, и дядя, перехватив его, поднял руку, коснулся алого пятна двумя пальцами, и вдруг вспыхнул румянцем сразу весь — от ворота одежд до корней волос. Даже ладони порозовели. У Цзинь Лина чуть глаза от удивления не выпали. — Ладно, — немного сдавленно произнёс дядя, с глубоким вдохом вернув себе самообладание, — дело молодое. Но то, что ты путешествуешь без Феи, не очень хорошо. — Она документы охраняет, — ровно ответил Цзинь Лин, удивляясь, как только ему не изменил голос. — Я действительно… за советом к тебе, — закончил он, потупившись, и немедленно набил рот кашей, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. — А мы — с письмом к учителю, — воспользовался паузой Сычжуй, прилежно кланяясь чуть в сторону от дяди Цзяна. Лань Цижэню. — Сейчас… Он покопался в рукаве, вынул оттуда мешочек с кувшином вина и коробочку с неизвестно чем — не из утренних, а из тех, что притащил с собой из Облачных глубин. И бамбуковый чехол с письмом. Передав письмо Лань Цижэню, он с поклоном поставил перед дядей Цзяном всё остальное, поднял обеими руками пиалу с чаем и застыл, выжидая. Дядя заглянул в мешочек и коробочку, кивнул, потом поморщился и вопросительно вскинул брови. Сычжуй кивнул. — Передай этому… — начал дядя, скривился, начал снова: — Передай, что если ему не хватает смелости заявиться самому, это не означает, что я не выставлю за ворота его… воспитанника. Сычжуй снова поклонился и с довольной улыбкой присосался к чаю, даже не пытаясь сделать вид, что испугался угрозы быть выставленным за ворота. — Глава Цзян и вправду только что пригласил к себе домой Ста… В смысле наставника Вэя? — удивился Цзинъи, но дядя только рукой махнул. — Старейшина Илина, Вэй Усянь, наставник Вэй… Какая разница? Сычжуй опять чуть не заплевал стол чаем, снова кашлянул Лань Цижэнь, и Цзинь Лин решил, что хватит с него разговоров, и сосредоточился на еде. Рыба приятно хрустела на зубах, а напитавшись слюной — таяла на языке. В каше то и дело попадались распаренные ягоды, пирожки лопались по рту морем сока и специй, и жизнь в целом была прекрасна, даже несмотря на отсутствие Феи и остывший чай. От почти медитативного поглощения чая его оторвал тихий стук, с которым Лань Цижэнь вернул на стол свою чашку из-под каши. Судя по розоватым пятнам, каша у него была как у всех — с мёдом и ягодами. А по лицу и не скажешь, подумал Цзинь Лин, тщетно пытаясь понять, понравилась Лань Цижэню каша или нет. Если съел, значит, понравилась? Или это потому, что в Облачных глубинах нельзя тратить еду зря, а на самом деле эта каша ему сейчас поперёк горла? Или, может, ему зубы свело от сладости, и он лишь усилием воли сохраняет бесстрастное лицо? А когда он увидел засос на шее у дяди, оно такое же фарфоровое было или всё же дрогнуло? А если бы?.. Цзинь Лин прервал себя на середине мысленного потока, с усилием перевёл взгляд с бесстрастного лица Лань Цижэня на письмо в его руках. Чуть подрагивающее от напряжения, с которым тот его сжимал. Цзинь Лин посмотрел на Сычжуя и Цзинъи, но те только пожали плечами. — Я… — непривычно сипло начал Лань Цижэнь, повернувшись в дяде Цзяну и выглядя так, будто его вот-вот хватит удар. Кашлянул, прочищая горло, и продолжил почти нормальным голосом: — Мой старший племянник запрещает мне появляться на землях ордена в течение полугода. За исключением неотложных случаев и непредвиденных событий. Сычжуй таки поперхнулся чаем и громко закашлялся. — Глава клана сказал отдать письмо, только если мы застанем учителя в Пристани, — пояснил Цзинъи, пока Сычжуй утирал с лица чай и выступившие слёзы. — Он сказал, вы поймёте. На лицо Лань Цижэня вернулись краски. Он аккуратно сложил письмо обратно в бамбуковый чехол и развернулся к дяде Цзяну уже всем телом. — В Лотосовой пристани щедрая вода, тёплое солнце и открытые сердцем люди, — начал он звучно и почти торжественно. — Этот Лань провёл здесь два месяца и обрёл покой в вечном шуме, радость в хлопотах и пищу для ума и тела. Этот Лань желал бы задержаться здесь ещё на полгода, если глава Цзян позволит, — закончил он, кланяясь едва ли не ниже, чем кланялся Сычжуй, вручая подарки. Дядя внимательно следил за этим представлением, по окончании задумался, чуть хмурясь, потом коснулся алой метки на шее, но, будто спохватившись, потёр ладонью затылок и поклонился в ответ. — Глава Цзян позволит, — буркнул дядя, хмурясь ещё сильнее, будто досадуя, но Цзинь Лин знал, что это от смущения. Взгляд сам собой метнулся к засосу на шее дяди, потом на Лань Цижэня, потом на ужасно чем-то довольного Сычжуя… На поигрывающего бровями Цзинъи… — Мы… Эм… Мы, наверное, пойдём, — сказал Цзинь Лин, отодвигаясь от стола. — Тренировки, ярмарка… Выпытать у Цзян Ши пару рецептов для моего повара… Дядя покивал, потом спохватился: — А как же совет? — А я уже получил! — замахал на него руками Цзинь Лин, пряча снова потеплевшие уши. — Благодарю за гостеприимство, пищу и беседу, мы пошли, — выпалил он скороговоркой, торопливо кланяясь и пятясь к двери. И вымелся за неё ещё до того, как Цзинъи и Сычжуй закончили кланяться.* * *
— С ума сойти, — выдохнул Цзинъи, когда они отбежали достаточно далеко, — старик Лань и глава Цзян! Цзинь Лин согласно закивал. — А мне кажется, что это очень романтично, — вздохнул Сычжуй, и Цзинъи фыркнул. — Как думаете, а когда они… Ну это… Ну вы поняли… В общем, когда они это самое… У главы Цзян такое же хмурое лицо всё время, а Лань Цижэнь такой же сдержанный? Они переглянулись и заржали, выпуская нервное напряжение, сковавшее их, наверное, ещё с той минуты, когда за ними пришла Цзян Ши. — Я думаю, дядя ругается, — выдавил Цзинь Лин, отсмеявшись. — Или у него становится такое спокойное и довольное лицо, как когда он играет с Феей. Если да, но я совсем не против — пусть хоть Лань Цижэнь, хоть все демоны с небожителями, лишь бы он был счастлив. — Ты поэтому?.. — спросил вдруг Цзинъи тревожно, Цзинь Лину сразу стало не до дяди. И не до смеха. — Нет, — ответил он как можно серьёзнее. — Просто я тоже хочу быть счастлив. Цзинъи кивнул и обнял его. — А я и так счастлив, — безрадостно заявил Сычжуй и принялся втискиваться между ними, чтобы тоже поучаствовать в обнимашках. — И стану ещё счастливее, когда мы всё же дойдём до ярмарки. А то я приметил вчера лавку с шёлком, а кошелёк у Цзинъи остался. Очень неловко вышло, но я попросил отложить товар на сегодня. Надо бы забрать. — Хорошее дело, — согласился Цзинь Лин. — А я возьму всем яблок в карамели, чтобы совсем праздник был. — За завтраком не наелся? — упрекнул его в шутку Цзинъи. Цзинь Лин так же в шутку ткнул его кулаком в рёбра и отпрыгнул, уберегая хвост от метнувшейся вверх ладони. Сычжуй покачал головой и развернулся в сторону ворот, Цзинь Лин поспешил за ним, то и дело уворачиваясь от Цзинъи, который никак не желал оставить в покое его хвост. В кои-то веки хотелось побыстрее попасть на ярмарку не для того, чтобы что-то там посмотреть или купить, а чтобы уже разобраться и с яблоками, и с шёлком, и со всем, что ещё судьба бросит им под ноги, — и вернуться обратно в свои покои, где ждали бумага и тушь. И рисовать. Дядю и Лань Цижэня — суровых и счастливых, спящую на столе среди свитков и книг Фею, Цзинъи… Хотя нет, Цзинъи пускай Сычжуй рисует. Цзинъи и Цзинь Лина вместе. Зацелованных и счастливых.
написано в рамках зфб 2022 для себя любимой