Молитва

      Клопе всё ещё не мог поверить, что ему это позволено, но лежал в кровати рядом со своим Богом, приподнявшись на локте, и рассматривал оголённую худую спину с трогательно очерченными позвонками и крыльями лопаток, освещённую тусклым, подрагивающим пламенем свечей вокруг. Бледность кожи подчёркивалась разметавшимися вокруг багряными волосами, тёмными простынями и отметинами от молитв, которые Хранитель Севера впечатывал в неё своими руками, губами и зубами. Руки у Секки почти тряслись от подавляемого желания коснуться этих отметин, провести по ним кончиками пальцев, обвести контуры и обновить, но он пока не смел. Хрупкое и слабое тело его личного Божества, осквернённое обожанием самого верного своего последователя, было вымотано, так что Клопе сторожил сон своего Бога, наслаждаясь возможностью просто смотреть, отпечатывая на изнанке глаз, запечатывая в сознании образ, укладывал его к мысленной коллекции аналогичных.       Кейл спал на животе, обнимая подушку. Лицо, частично скрывавшееся за отросшими волосами, такое расслабленное и спокойное, удовлетворённое, что Секка готов был растаять от осознания, что это он довёл своё Божество до такого. Именно он, а не кто-то ещё из тех, кто смеет пачкать своими взглядами, занимать внимание, прикасаться к его Богу. От одной мысли обо всех этих прилипалах хотелось разгромить что-нибудь, но рыцарь не мог, ведь для этого пришлось бы покинуть комнату или разбудить Хенитьюза. Это было бы богохульством.              Чуть дрожащие, мозолистые от меча пальцы аккуратно, до предела мягко подцепили алые пряди и убрали их с совершенного лица, невесомо провели по пушистым ресницам, очертили скулу, нерешительно зависли в уголке расслабленно приоткрытых губ и двинулись дальше, по подбородку и вниз, к доверчиво открытой шее с мерно и почти лениво бьющейся жилкой. Кейл что-то пробормотал сквозь сон, ластясь к прикосновению.              Клопе хотелось рыдать от восторга, что всё это великолепие — его. Что Божество позволило коснуться себя, выразить всю преданность и обожание, оставить отметины поклонения на бледной коже, вкусить нектар мягких губ, любовно перебирать и сжимать в руках шёлк огненных волос, довести себя до лихорадочного шёпота и приглушённых стонов, привести к краю наслаждения и сорваться с него вместе.       Но Клопе был грешником.       Клопе был жадным.       Клопе хотел большего.       Клопе вожделел Божество так, как никогда и никого до этого.       Мужчина желал полностью обладать своим Богом, присвоить его, вскрыть собственную грудь и запереть в ней ярко пылающего, будто само Солнце, юношу. Спрятать от всего мира. Не делиться ни с кем его светом.       Однако, не смел.       Ведь тогда его Божество будет несчастно, а Секка не мог заставить себя сделать что-то, что расстроит его. Больше, чем исполнения своих бредовых мечтаний, Хранитель Севера стремился к счастью своего Бога, чьи хрупкие руки так крепко держали его душу. И если для этого счастья Богу нужен не только верный рыцарь, но и все остальные, то, что ж, он может сдержать свою жадность. По крайней мере до тех пор, пока Божество по ночам будет продолжать принадлежать лишь ему одному.              Ладонь полностью накрыла тонкую шею, еле ощутимо сжала и тут же отпустила, проведя до плеча и переместившись на спину. Пальцы с лёгким нажимом провели вниз по позвонкам, вызывая у Кейла глубокий вздох, зависли над краем сбившегося на пояснице одеяла.       Клопе беспомощно замер, пойманный в ловушку мутного со сна взгляда красно-карих глаз. Его Божество немного жмурилось, смотрело спокойно и капельку насмешливо. Перевернулось на спину, лицом к лицу, и протянуло изящную кисть с тёмными следами от чужих пальцев на хрупком запястье. Тонкими пальцами провело по лбу и дёрнуло за белую прядь, призывая приблизиться.       Секка не смел ослушаться. Наклонился к своему Богу так, что чужое дыхание смешивалось с собственным, и словил губами тихий смешок, будто спрашивающий, чего он ждёт. И тут же сократил оставшееся расстояние, легко прикусывая чужие губы, втягивая в поцелуй. А его Бог позволил, покорно раскрывая рот, встречая язык своим и запуская пальцы в белоснежные волосы, аккуратными ногтями царапая кожу головы.       Клопе Секка, наездник на вивернах, мастер меча, Легенда и Хранитель Севера, без всякого стыда признавал, что его тут же повело: от вкуса, от запаха, от ощущений. Обхватив своё наваждение обеими руками под лопатками, он сел, приподнимая лёгкое тело за собой, губами переходя на шею. Юноша в его руках послушно откинул голову, без опасений опираясь на широкие ладони, плотнее прижимающие к сильному телу. Зубы несильно прихватили бьющуюся жилку, вызвав тихий стон. Клопе, подавив дрожь, вызванную голосом своего Божества, опустил его на кровать так, что он удобно опирался на гору подушек.       Тонкая, тёплая кожа была слаще любого мёда, а тихие звуки, которые издавал его Бог, пьянили сильнее любого вина. Божество, что уверенно забрало себе его жизнь и душу, благостно приняло предложенное сердце, теперь забирало и разум, а Клопе с радостью отдавал его: он бы отдал всё, что у него есть, захватил бы весь мир и сложил к ногам своего Бога, лишь бы и дальше было позволено находиться рядом, смотреть, касаться и пробовать его на вкус.       Нехотя, мужчина отстранился, выпутал хрупкие кисти из своих волос и устроился между тонких бледных ног. Обхватил одну лодыжку, чуть приподнял и сам склонился к ней, трепетно прижимаясь губами. Слегка прикусил косточку, поцелуями поднялся до колена и отпустил. Повторил со второй ногой. С нажимом провёл ладонями по внутренней стороне бёдер, вынуждая раздвинуть их шире, и склонился к напряжённому животу. Руками провёл вверх, сжав тонкую талию, и ощутил, как чужие руки снова зарылись в волосы, нежно перебирая пряди.       Хранитель Севера резко выдохнул и прижался губами к животу, лихорадочно впечатывал в кожу свои безмолвные молитвы, не оставляя ни дюйма без внимания, наслаждался тем, как выгибается в его руках нежное тело, как хрупкие пальцы тянут за белые пряди. Ощущая, как возбуждение его Бога прижимается к его собственному.       Это прекрасное Божество хотело его. Стонало под ним. Раздвигало ноги, пытаясь прижаться именно к нему.       Клопе не мог сказать ни ему, ни себе «нет».       Не прекращая молиться, он нащупал в простынях оставшийся зачарованный флакон масла, окунул в него пальцы. Провёл ими по чуть припухшему, мягкому и податливому входу юноши. Погрузился глубже, убеждаясь, что он достаточно открыт с прошлого раза. Собственный член стоял до боли, но мужчина не смел осквернить тело своего Бога раньше, чем убедится, что тот не почувствует ни капли боли. Секка прекрасно знал, что Божество в его руках сильно и способно выдержать многое, но точно также знал и то, что его Бог ненавидит это.       Смазав себя, Хранитель Севера навис над юношей, глядя в подёрнутые пеленой наслаждения прикрытые глаза. И, не отрывая взгляда, медленно вошёл, наблюдая, как меняется выражение лица. Как мелькает и тут же испаряется дискомфорт. Как потемневшая радужка скрывается за веером ресниц. Как припухшие от поцелуев губы раскрываются в беззвучном стоне. Как тонкие черты искажаются от наслаждения.              Если бы Клопе нужно было выбрать миг, в котором он останется навечно, то не было других вариантов, кроме этого. Он был готов умереть прямо так, находясь внутри своего Бога, видя его лицо. Но продолжал жить, чтобы служить Ему и ощущать жар тела, чтобы тонкие руки с аккуратными ногтями тянули белые волосы и оставляли царапины на спине при каждом глубоком толчке, чтобы слушать тихие стоны и сбивчивый шёпот, молящий двигаться быстрее, сильнее, глубже. Чтобы самому прижимать хрупкие запястья к подушкам, вжиматься лицом во влажную от пота шею и шептать свои молитвы перемешанные со словами восхищения, чтобы ощутить, как судорожно сжимаются мышцы вокруг его члена. Чтобы вместе подняться к сияющему пику и рухнуть с него, пачкая простыни семенем, а потом протереть влажной тряпицей разморенное, сонное тело. Чтобы лечь рядом, прижав к себе уже уснувшего Бога, и тоже закрыть глаза.              Вся жизнь и судьба Клопе Секки заключена в его прекрасном хрупком Божестве под именем Кейл Хенитьюз.       И Клопе готов на что угодно, лишь бы его Бог находился рядом.       Клопе готов на что угодно, лишь бы его Бог не отвернулся от него.       Аминь.