Зефирка. Приёмник её мыслей.

Глава седьмая. Урок четвёртый. Единение не всегда одиночество. — Ты даёшь, — изрекает удивлённое лицо Андрея, как только он просовывает голову в щёлку между дверью и стеной. Кажется, такое появление уже входит в привычку. — Что-то случилось? Выглядишь неважно, — с сочувствием рассматривая меня, заключает он. Спасибо, что заметил. — Чего пришёл? — непроизвольно шмыгаю носом. Размазанные слёзы щиплют щёки. Плевать как выгляжу. Плевать! Он тот человек, перед которым уже ничего не страшно. — Расскажи-ка, что случилось. Я толком не смог разобраться. Слишком много всего в твоей голове. — Н-нет. Да и чего тут рассказывать? Просто маленькая дурочка, расплакавшаяся от того, что родителей нет дома. Похоже сегодня тот день «икс», когда все накопившееся за долгое время эмоции решают выйти наружу. Родители всегда приезжают и уезжают неожиданной вспышкой. Яркий огонёк, загорающийся и тут же гаснущий. Опять уехали в командировку! От обиды, пробирающей каждую косточку хочется по-детски затопать ногами и заголосить, раздирая горло. — Ты не будешь истерить по пустякам, — уверенно заявляет Андрей, и почему-то его слова раздались спокойствием внутри. — Да? — терпкий воздух разочарования щекочет горло. — Мне кажется, ты как-то слишком ошибаешься. Так хочется что-то покрушить! — Тебе нужно выговориться. Раз тебя что-то тревожит, это не глупость. — А знаешь, твой метод утешения, хоть капельку, но помогает, — стираю грусть с лица и продвигаюсь в гостиную. Если я сейчас с кем-то не поговорю, то меня полностью поглотят мысли, к тому же Андрей имеет наглядное представление о моей ситуации. Когда Андрейка был жив, в отсутствии мамы и папы я чувствовала себя не одинокой. Я была окружена заботой. Андрейка облеплял ей, не забывал обо мне, учил как себя вести: как лучше отвечать, когда вдруг наезжают — словом, давал отцовские советы. Он был для меня наставником в этом большом мире, учил меня всему, а когда его не стало... Я вдруг поняла, что для родителей всегда важней была работа. — Любил петушиться, вот и догиройствовал, — с толикой презрения констатировала мама после похорон. В тот день моё разорванное хрустальное сердце стало покрываться льдом. До меня до сих пор никак не доходит, как мать может говорить так о сыне. Они ведь даже не поверили, что Андрей сиганул в воду, чтобы спасти Кристину! Люди часто закрывают глаза на свои недостатки, чтобы накинуть их на других. Они не хотят показать себя виноватыми. Так и родители не желали принимать того факта, что Андрейка герой! Герой... а они... они... Почему зная такое гадкое о них, мне все равно хочется, чтобы они были рядом? — Они твои родители, самые близкие люди в твоей жизни. — Андрей оказался рядом, незаметно пристроился на диване. Я и не заметила, как мы преодолели коридор и дошли до гостиной... — Да, я понимаю. Но они так по-скотски обошлись с Андреем, — пальцы вцепились в волосы, и ужасная мысль ударила голову: не любили. Они, не любили его... — Ты понимаешь, они никогда его не любили, он был слишком свободным для них. Он не вписывался в рамки их воспитания. Андрейка вольно высказывал свои мысли. Он не боялся вступаться за меня, отстаивать свои и мои интересы. Он жил. А я боялась делать этого, раньше от того, что считала себя слишком маленькой для такого большого мира, а сейчас... Как жить, если меня всё время критикуют и ждут от меня чего-то иного, не того, что хочу я? Есть во всём этом парадокс. Мама всегда больше любила меня, оттого и давила сильнее всех. А Андрейка оттого и вылетел вольной пташкой из дома. У меня всегда появлялись мысли, что он был нежеланным ребёнком, да и мама всегда хотела дочерей. Помню, как она расчёсывала мои мокрые спутанные волосы и приговаривала: — Вот появится у тебя сестрёнка, и я вас так залюблю, так залюблю! А Андрейку кто залюбит? Несправедливо... Втягиваю воздух, и со всей злостью стираю слёзы. Нервы расшатались до предела качелей. Пора приходить в себя, но мысли не дают покоя. Мысли, мысли, мысли! Кто бы избавил меня от них! Почему больнее всего добиваться одобрения родных? Почему получается так, что нужно заслужить их одобрения? Почему они не могут поддержать меня в музыке? Почему не любили Андрейку? Столько вопросов, но ответы получить куда боязнее. Да и разве можно любить всех людей на земле? Можно, и классно, если ты позволишь себе это. Если не будешь пинать людей за их пороки, а примешь их такими какие они есть есть, без всякого подвоха. Но сложнее всего полюбить родных, потому что они имеют вес на нас. Мы страшимся их осуждения в нашу сторону. И получается, что каждый не понимает друг друга. Каждый на своей вибрации понимания. Мама на финансовой волне — выбирай профессию со стабильным заработком! О пении речи идти не может. До меня только сегодня дошла одна вещь, вроде и до смеха в животе простая, но настолько сложная, что чтобы её понять нужно так раскинуть мозгами, чтобы всё перевернулось верх тормашками в голове. Я жалуюсь, что родители предъявляют мне претензии, но сама не лучше. У меня столько жалоб для мира: Почему я родилась в этой семье? Почему Андрейка погиб? Почему я такая стеснительная? И ещё такая же куча с миллионами вопросов, и выставляю их именно я. — И на сколько дней они уехали? — осторожно стучится голос напряжённого Андрея. — На два дня, — качаю головой, прекрасно понимая, что это означает, — но их командировка растянется на все четыре. Так всегда было, как скажут на сколько дней поедут, эта цифра всегда увеличится в два раза. Чувство опустошённости и бессилия переполняют каждый миллиметр тела. — Зато у тебя появилось время! — Какое время? Мне надо Соню из школы забрать, потом приготовить поесть, затем Соня будет трясти меня, чтобы я с ней поиграла. Потом она на меня за что-то обидится, затем в качестве компенсации, я дам ей поиграть в телефоне. Серьёзно, сегодняшние дети на день рождения ждут айфон, а не какую-нибудь игрушку. Что за поколение пошло? — врывается усталый вздох. Думаю как сорокалетняя дама, если не шестидесятилетняя. — А потом мы пойдём гулять, она будет носится по улице, а я буду думать как бы мне сделать домашку, а конкретнее: подготовиться к проверочной по физике. — Ухты, ты расписала весь день. — Весь день — целый день, когда нет родителей. Опять за старшую. Раньше за главного был Андрейка, и он, казалось, без каких либо трудностей справлялся со своими обязанностями. Я так не могу, давит на меня всё! — Тебе необходимо развеется. — Новое испытание? Слёзы высохли, кран потока наконец-то выключился. Мысли о споре не кажутся уж такими расплывчато-бредовыми. Странно. Очень странно на меня влияет Зарецкий. — Именно! И сегодня твоя очередь... — заманчиво затягивает он. Знает же на что давить! — Правда? Тогда я знаю, чем мы займёмся. — Апатия? — почти угадывает он. — Тишина и покой, — довольно мурлычу. — У нас есть меньше часа времени! Так, что если хочешь не терять ни минуты, иди за мной. — Слушаюсь капитан! — салютуют Андрей и вскакивает с места. Не утруждая себя переодеванием, вылетаю во коридор в длинной серой толстовке, прихватив с собой лишь наушники. Всё равно далеко не пойдём, нам нужны качели, а поблизости их аж целых пять штук. Дверь подъезда скрипит, и его колючий голос сменяется прохладой, мягко обнимающий за плечи. В глаза тут же бросается зелень. Яркость. Огромный мир. В произведениях классиков, да и современных авторов часто можно увидеть использование приёма сопоставления природы с настроением героя. Если бы я была книжным персонажем, то история писателя, пишущего про меня выходила бы чуток ненормальной. — А твои друзья не обидятся, что ты всё время где-то пропадаешь? — шагая к детской площадке, любопытствую, скашивая глаза на Андрея. Какой же он всё-таки весёлый... — Неужели у тебя нет других дел, кроме как нянчиться со мной? — Поверь, им весело и без меня. Даже несмотря на то, что Андрей здорово сумел поднять свою самооценку, я уверена, что в нём остался тот гадкий червячок сомнения, имеющий свойство появляться в те моменты, когда ты сильнее всего обнажён. Так ли он рад, что его друзьям и без него весело? До плана Андрея руки у меня пока не до тянулись, но слушать вечный недовольный лепет тёти Светы с первого этажа я перестала. Как не выйду из квартиры вечно она попадается на пути и капает на мозги своим пессимизмом. — У тебя с собой наушники? По лицу вижу что нет. Тогда будем слушать музыку с одного. Садись, — киваю на две деревянные качельки. — Не надо на меня так смотреть! Да, мы покачаемся, и что с того? — Нет, ничего, — приподнимает руки Андрей, будто его застукал полицейский на месте преступления. — Нет ничего страшного в спокойствие и гармонии, — усаживаясь по удобнее, нравоучащим учительским тоном начинаю вещать. — Мне кажется, что тебе должно не хватать тишины из-за твоего бурного прошлого. Но ты из-за чего-то её страшишься — Тишина и покой — это одиночество. Из его уст это звучит логично, но всё же... Одиночество — не наказание. — Ты не прав, — надеваю наушник и протягивая второй Андрею. — Единение не всегда равно одиночеству. Подумай над моими словами. А теперь отдайся полностью ощущениям. Всё пустое, всё бессмысленное в такой тиши, и нет разницы, что в ушах играет музыка. Всё равно это тишина: даже она состоит из звуков. Некоторые люди неправильно интерпретируют покой, как и Андрей. И происходит это из-за того, что они начинают задаваться глупыми вопросами, вроде: для чего жить? Но в самом вопросе и кроется ответ. Я знала, я всегда знала это! Смысл в том, чтобы сделать жизнь не бессмысленной, чтобы одарить мир своей любовью, счастьем, а для этого необходимо всего лишь начать с себя. Всего лишь. Какая я смешная. Самое сложное всегда начать себя. Легко кого-то осуждать, поправлять, а до себя почти никогда не доходишь. Но если полюбить себя, тогда получиться измениться в лучшую сторону. Этот процесс может занять много времени, но если дойти до конца, я не сомневаюсь, меня ждёт что-то настолько светлое родное чистое, что мне не будет сложно делиться с окружающими своим теплом. Не знаю, может я слишком самоуверена, вступая в такие размышления, но мои мысли... от них спасенья нет, мне нужно ими делиться. Осторожно приоткрываю глаза, боясь спугнуть наваждение. Андрей следует моему примеру: его веки плотно сомкнуты. Какое безмятежное лицо. На нём нет ни печали, ни горя, ни весёлости или глумливости. Всего лишь лицо, пытающееся словить гармонию. На такую мордашку не грех засмотреться. А его длинный нос с небольшой горбинкой, явным признаком несгибаемого упрямства, разве не прекрасен? А подрагивающие ресницы? Волевой подбородок? Я большая любительница поглазеть на красивых людей, есть в них что-то этакое, во всех людях есть, но если они сами не могут принять своей уникальности, то как окружающие заметят её в них? Вот у Андрея нет заниженной самооценки, и он прекрасно понимает на что способен и как выглядит. По крайней мере он сумел её поднять и за это ему огромный respect! Раньше он был отрешённее от коллектива, поэтому сейчас хочет восполнить пропущенное, поэтому он и бросается во все тяжкие с распростёртыми объятиями к веселью. Андрей так беспардонно ворвался в мою жизнь, установил свой порядок, и я поддаюсь до сих пор его напору, повинуясь порыву изменений. Я всего лишь нахожусь в поисках чего-то... чего-то чего нельзя описать, чему нет названия, но все знают об этом, но слепо не замечают, поддавшись рутине и системе. И я не стала исключением, зато Андрей... Он не проломился над обыденностью, думается, что не проломился. Как такой вольнолюбивый взгляд даже под тонной расслабленной безмятежности может быть подвластен кому-то? Красавчик. Модель. Выглядит на все сто для своего возраста и даже лучше, взрослее. Мощный разворот плеч, великолепная осанка, бесподобная спортивная фигура, смазливое лицо, даже лёгкая щетина на подбородка не портит его, наоборот, делает мужественнее. — Зефирка, ты что не помнишь, что я слышу твои мысли? — медленно размыкая веки, интересуется Андрей. — Я, конечно, польщён, но у меня закрадывается мысль, что ты рассматриваешь меня на роль своего парня. Что??? Роль парня? Нет! Нет!!! — Как тебе времяпровождение? — Наушник волной срывается вниз. — Переводить темы не твой конёк, растерянная Зефирка, — усмехается Андрей, и на его щёку падает капля. Капля? Что? Только что же было светло, ни облачка! Вскидываю подбородок, попадая под хмурый плен прозрачных туч, заполучивших лучезарное небо. Ещё секунда и дождь забарабанил по земле, окропляя каждый сухой уголок. Как классно! Промокнуть, ощутить прохладу. Прочувствовать жизнь... Давно хотела попасть под дождик, сама Вселенная на моей стороне. Но чего я удивляюсь? Условия своей жизни я диктую себе сама. За несколько минут дождь усиливается вдвое. Капли росинками располагаются на чёлке Андрея, но мы всё также продолжаем сидеть на качелях и намокать. И плевать на наушники, хотя нет их лучше убрать! Резкие движения руками и можно наслаждаться приятными каплями, стекающими градом по подбородка. Хлёсткий ветер треплет волосы, а стойкое ощущение эфемерности и полной недействительности бьёт обухом по голове. — Ты такая смешная. Что? Почему? Неужели кивок означает намёк на... на волосы? Ладони прыгают к голове, ощущая завитушки, заскакавшие по волосам. А я надеялась на комплимент.... — Чего ты смеёшься? У меня вьются волосы, когда мокрые. — Ведьма во плоти. Только зелёных глаз не хватает. — Я не ведьма. Сам колдун! — вскакиваю с качели, утопая в песочной вязи. Надумал ведьмой обзывать, вот же Приёмник моих мыслей! Радар там у тебя ещё не отвалился??! — Разве это не романтично? Промокшая Зефирка... Твои кудряшки такие воздушные, — щелчок по носу, Андрей вырос передо мной. — Иди домой, не нужно болеть. Его глаза так блестят, он так мягко покрывает меня взглядом, что в животе распускаются лилии. Аделина, ты попала... Не влюбилась ли я часом? Нет, такого не может быть, это чувство сравнивают с бабочками... в... животе... а не с цветами.... или... А дождь всё льёт и льёт, хлещет льдом, обижаясь. — Может переждёшь дождь до... — Хочешь проверить насколько ты способна краснеть? Нет, не хочу. Плохая идея, согласна. — Пока! — судорожный вскрик, и я кидаюсь в сторону дома. — До следующего испытания. До следующей встречи... До тех пор, пока тело перестанет ломить и трясти от холода. И почему все наши встречи заканчиваются дождём?*