Это не помеха

Торис закончил заполнять очередную стопку надоевших однообразных бумаг и допил наверное уже пятую чашку кофе, с трудом сосредоточившись на работе. Эстония просил его не перерабатывать и чаще гулять на свежем воздухе, но Лоринайтис так не мог. Являясь истинным трудоголиком, он испытывал лёгкую панику, если оставалась какая-то работа, даже самая маленькая. Из-за этого на него часто обижался Польша, ворчал, что тот совсем себя не бережёт и забирал высоченные кипы, а самого Ториса хватал за руку и тянул на улицу. Увы, но настоящего трудоголика не исправить - Литва всё равно потом заваривал себе самый крепкий кофе и садился подписывать разные отчёты, коих каждый день было немало. Только ежедневная монотонная работа и литры кофе не сказывались на здоровье Ториса положительно. Он и до этого жаловался на сердце, а теперь стало падать и зрение, немного потерял в весе, появились круги под глазами. А в одну из ночей Феликс застал его спящим прямо за столом. Литовец спал, положив голову на одну руку, а в другой была зажата исписанная ручка. Рядом чашка из-под кофе и телефон. Поляк поумилялся немного, затем легонько потряс, чтобы разбудить, но Лоринайтис уснул крепко. Тогда Лукашевичу ничего не осталось, кроме как взвалить на себя довольно-таки тяжёлое тело на свою хрупкую спину и дотащить до кровати. Торис пробормотал что-то невнятное, блаженно улыбнулся и растянул свои длинные конечности по одеялу. Блондин, погладив его по плечу, пошёл убирать: рассортировал беспорядочно разбросанные бумаги строго по стопочкам, как делал всегда прибалт, волей-неволей любуясь аккуратно выведенными буквами и размашистыми идеальными подписями, выбросил уже ненужную ручку, заменив новой, убрал грязную чашку и вытер с лампы толстый слой пыли. Посидев ещё несколько минут в комнате, с чувством выполненного долга отправился спать и сам. А под утро ему пришла в голову идея как-нибудь попросить Ториса научить его заполнять эти проклятые бумажки, чтобы хоть иногда делать это за него. Торис проснулся около двух часов дня со странной лёгкостью в теле и на душе, но расслабляться не собирался и знал, что работа никуда не делась, и эти бумаги нужно заполнять хоть ты тресни, потому что от них зависело всё. Он привык работать не покладая рук и в лепёшку расшибется, но сделает то, что его попросили. Даже забыл, когда последний раз играл на аккордеоне, и бедный инструмент всё это время пылился на шкафу. Торис очень любит его и никому не позволяет брать, только Польше, который хоть немного да умеет на нём играть. Феликс тоже обращается с ним очень нежно и бережно, честно пытаясь играть всё лучше и лучше. Лоринайтис сам не знает, почему из всех музыкальных инструментов выбрал именно аккордеон, но уже не может представить себя без него. Кстати, несмотря на то, что это самый сложный инструмент, литовец довольно быстро его освоил и вскоре играл на нём легко и свободно. А Лукашевич чаще всего слушал, как играет его друг и наблюдал за крепкими пальцами, которые ловко бегали по кнопкам и клавишам, извлекая мелодии известных песен, попросив потом Ториса научить и его. Голубоглазый потянулся и решив, что с него хватит с этими чёртовыми отчётами, поднялся, стащил с себя одежду и пошёл в душ. Первым делом осмотрел своё лицо: осунувшееся, с синяками под глазами, волосы грязные и спутанные, бледный. От собственного вида кольнуло сердце. Литва немного повздыхал, а потом включил воду и залез под прохладные струи. Из душа Торис вышел намного красивее и хорошее, настроение стало ещё лучше, лицо приобрело более-менее естественный цвет. В это время из кухни выглянул Польша в длинной голубой рубашке литовца, которая мило спадала с его хрупкого бледного плечика. - Проснулся, трудяга. Кушать будешь? Я решил приготовить пасту, настоящую итальянскую! - Мм, я никогда не отказывался от твоей стряпни. Попробую, сегодня я решил отдохнуть. - Ну наконец-то!- обрадовался Феликс. - Кстати, я сегодня убрал беспорядок у тебя на столе. Видел? - поляк вдохнул запах любимого Торисом хвойного геля для душа, прижавшись щекой к мокрому крепкому плечу друга. - Да, спасибо. Ах...Феликс, скажи,- Лоринайтис отвёл взгляд в своей манере,- почему ты так обо мне заботишься? - Всмысле? Эй, Тори, что за чушь ты несёшь? Потому что люблю тебя и хочу чтобы ты хоть изредка отдыхал. Совсем угробишь себя работой. Молодец, что решил сегодня всё бросить и провести этот день с пользой для здоровья. Поедим, пойдём на улицу, в лес. Ты же любишь там гулять. Ты говорил, что это твой портал в прошлое или как там... Сердце Ториса защемило и он едва не скривился от боли, тут же собравшись. - Да... Это именно так. Когда я отказываюсь в лесу, особенно на закате, когда запах сосен и древесины выражен особенно ярко, а солнце не пытается сжечь заживо, я вспоминаю наши с тобой времена. -Речи Посполитой и Великого княжества Литовского... - Феликс знал, о чём идёт речь и каким воспоминаниям предаётся литовец и с такой же щемящей нежностью продолжил мысль. - Идём за стол, мой трудолюбивый романтик. На столе уже стояли две тарелки национального итальянского блюда. - Океей, сегодня точно всё к чёрту.- Лоринайтис, увидев пасту, сел на стул и намотал её на вилку. - Надо же, оказывается, и заядлого трудоголика можно заставить отдыхать, нужно только знать, куда надавить. - Хех, у тебя получилось. Ты знаешь все мои слабости, одна из которых сосны на закате. А ещё я давно не играл на аккордеоне, не было времени хоть в руки взять. Каждый раз, когда прохожу мимо шкафа, то лишь нежно касаюсь корпуса и мысленно прошу его подождать и извиняюсь за то, что нет времени поиграть. Я люблю его всем сердцем. - Ну вот, возьмёшь его в лес, там поиграем. -Ох, что-то я переел.- Торис взялся за живот и вытер остатки соуса с губ.- Спасибо, вкусно. Это тебя Венециано научил? - Да, он. Хоть я и быстро научился готовить пасту, но у него вкуснее, он же итальянец. У них это в крови.- грустно сказал Феликс. - Ничего подобного! Ты тоже справился на "ура". Ел бы и ел, но сейчас не могу, наелся. Что-то не слишком сегодня хочется объедаться. - Ладно, Лит, иди полежи, пускай утрясется.- Польша тепло прищурился и убрал тарелки в раковину. Литва лежал на кровати в своей комнате и обнимал небольшую плюшевую лошадку, подаренную Польшей на 700-летие. Розовая, с добрыми глазками-бусинками и мягкой гривой. Торис её очень любит, спит с ней в обнимку и разговаривает, хотя своим видом она не очень-то и вписывается в интерьер комнаты литовца, где преобладали коричневые тона, разбавленные несколькими зелёными предметами, а на потолке висела миниатюрная, но стильная люстра с камнями янтаря. Обои однотонные, насыщенного бежевого оттенка, занавески тоже простые, светло-коричневые: излишки Торис не признаёт и считает полной безвкусицей. Комната Лоринайтиса своим ухоженным видом, чистотой, приятными оттенками и минимализмом дарила ощущение комфорта и умиротворения, словно находишься у старого друга и тебе не хочется уходить. Литва заглянул игрушке в глаза, вздохнул и начал жаловаться. - И зачем я ему такой? Почему он любит меня с кучей болячек? Ты знаешь, что у меня много проблем со здоровьем и я знаю, что любишь меня таким. Но сомневаюсь насчёт Феликса. Неужели ему нужен инвалид? Эхх, если бы он увидел мою медицинскую карточку... Я не обижусь, если прогонит и скажет правду, перечислив все мои недостатки. Мне кажется, что он на самом деле притворяется, что любит. Лошадка смотрела на него неживыми глазками. Торис обнял её и всплакнул. - Наверное, нужно рассказать Феликсу, и будь что будет. Если что, я заслужил. Пусть кричит, обзывает, даже придумает обидное прозвище, бросает чем-нибудь в меня. Люблю тебя. Ты одна меня понимаешь... *********** - Торис, ты где? - Феликс ходил по дому и звал литовца.- Торис, ты не забыл, что мы сейчас уходим? Ответа не было, словно испарился. - Да куда же ты делся? Всё равно найду, даже если в землю зарылся! Слышишь? Вылезай, а то хуже будет! Тут поляк затих, пытаясь прислушаться и найти пропажу по звуку. В доме была звенящая тишина, и ничто её не нарушало, только какие-то непонятные шорохи, доносящиеся из ванной. Лукашевич сразу метнулся к двери. Спустя несколько минут эти шорохи превратились в тихие всхлипы, от которых у Феликса по спине пробежал табун мурашек. - Торис, ты плачешь? - с сочувствием спросил блондин. - Выйди, пожалуйста. Я волнуюсь. - Н-нет... Всё в порядке. Польша ему не поверил, потому что знал, что он всегда врёт о своём самочувствии. Не хочет быть обузой для других. Только Феликсу очень нравится заботиться о прибалте, помогать ему, успокаивать. -Торис, выйди...- уже нежнее. - Я сам сейчас расплачусь. Эти слова, похоже, подействовали. Щёлкнул шпингалет и в дверном проёме показался заплаканный Торис в расстёгнутой до живота болотного цвета рубашке и пока в домашних штанах. -Ну и чего ты плакал, милое солнышко? Что случилось? - Лукашевич легко целовал горячие щёки, охлаждал их своими ручками и гладил волосы.- Рассказывай немедленно. Лоринайтис криво усмехнулся и посмотрел Феликсу в глаза. -Я всё это время от тебя скрывал очень много и думал, что если расскажу, это будет самой большой моей ошибкой. -Что скрывал? Ну не томи. Я правда переживаю. Это что-то страшное? -Э-э.. не то что бы страшное... Скорее, печальное. -Торис, не тяни. Мы знаем друг друга уж не одну сотню лет, доверяем самое сокровенное, а сейчас ты боишься. -Не боюсь.- прибалт набрался смелости и решил вывалить всё от А до Я.- Причина моих страданий была вот в чём. На самом деле у меня начались проблемы со здоровьем от этих бумаг, кофе и бессонных ночей. Я стал хуже видеть, часто болит сердце да и общее самочувствие не очень. И вот я думал, что не нужен тебе, что ты любил бы совершенно здорового меня. Мне казалось, ты притворяешься... И моя медицинская карточка... Она настолько толстая, что похожа на какую-нибудь энциклопедию обо всём на свете. Я правда очень болею, только почему-то не говорил тебе. После рассказа Торис облегчённо выдохнул, избавившись от тягостных мыслей и того груза, что грыз его не один месяц. А Феликс не знал что сказать и несколько минут молчал, ошалело смотря на друга. Опомнившись, подскочил к нему и порывисто обнял, всхлипывая. -Торис, это правда? В голосе поляка звучала невыносимая боль. -Да. Мне нет смысла тебе лгать. Даже при тебе пару раз заболело сердце, но я сдержался. -Ах, Торис. Боже мой... Как ты мог обо мне такое подумать? Неужели ты думаешь, что мне это важно, что я тебя брошу? Нет, бедняжка, нет! Ты мой любимый и единственный. Не смей думать что не нужен мне. И я не притворяюсь..боги, что за чушь? Твои проблемы это не помеха! Я люблю тебя вопреки всему этому! Глупый, почему молчал?! - Лукашевич начал причитать. - Торис... Иди сюда. Дай мне своё сердечко. Нежно отодвинув левую полу рубашки, прижался ухом к сердцу и заплакал. -Милый... -Тише, Феликс, тише. Ты теперь знаешь, но не стоит так переживать.- Торис обнял поляка обеими руками и поцеловал светлую макушку. -Точно нужно идти.- немного успокоившись, ответил ему Польша.- Природа успокаивает, особенно лес, шелест листвы и пение птиц. Сейчас болит? -Нет. Но будет, если не перестанешь плакать. Я регулярно посещаю врачей и принимаю лекарства. Не переживай, я правда лечусь. Не хочу, чтобы и у тебя начало болеть, тоже слабенькое. -Литва бережно погладил Феликса по сердцу. Ну, ну, послушай ещё и будем собираться. Не плачь. -Люблю тебя.- поцелуй в грудь.- Кстати, у меня для тебя есть подарок. Сегодня особенный день, 15 июля 2020 года. Помнишь, 610 лет назад? Собирайся давай, а то упустим момент. А я пойду кое-что найду. Литва содрогнулся. Конечно, он всё помнит. Грюнвальдская битва - тогда они вместе здорово разгромили тевтонцев. Торис быстро побежал одеваться, пытаясь не заплакать снова, а Феликс тем временем искал в своей комнате гусли. *** -Ну где же эти чёртовы гусли? - ругался блондин, попутно одеваясь. -А, нашёл! Хорошо же спрятал, что даже сам сейчас искал минут двадцать. Положив инструмент в чехол, чтобы Торис не догадался сразу, вышел во двор, где тот его уже ждал с аккордеоном, мечтательно улыбаясь. -А это что?- указав на громоздкий предмет в руках Феликса, спросил литовец. -Узнаешь сейчас. Зачем сам себе сюрприз портишь? Идём, как раз закат. Всю дорогу Польша теребил в кармане штанов янтарные чётки Ториса с чёрной кисточкой, которые он думал, что потерял навсегда, но Лукашевич их нашёл и хранил все эти годы. Литва озадаченно шёл рядом и гадал, что же придумал его дорогой неугомонный друг. Кстати, корзинку для пикника они тоже собрали. Всё простое: сендвичи, сок и овощи. А на сладкое были приготовлены пирожные и конфеты- Польша без сладкого не может. Литва и Польша зашли в лес. Место где разложиться было найдено почти сразу и сразу же разложена поляна. Феликс аккуратно положил гусли рядом с аккордеоном Ториса. Блондин, вдохнув душноватый, пропитанный хвоей воздух, разлил по стаканам их любимый сок из красных яблок, спросил: -Ну что, за нас? А особенно, за тебя. Другого такого Литвы у меня не было и точно никогда не будет. Ты для меня целая вселенная, и ты нужен мне любым. Торис, растрогавшись словами Лукашевича, едва не заплакал. Литва просто очень чувственный и нежный, его может заставить плакать что угодно: от доброго слова до какого-нибудь грустного фильма. А если ещё эти добрые слова говорит близкий сердцу человек, с которым он прожил бок о бок не один год, то вообще ждите ручьи слёз. -При мне можешь плакать сколько хочешь, я в этот момент просто буду обнимать тебя. -Феликс... Ты... тоже всё что у меня есть. Без тебя, такого надёжного союзника и в первую очередь, друга, я бы просто погиб.- Литва потянулся за своим инструментом, снова погладил его и, уже не вытирая льющиеся во всю слёзы, начал наигрывать какую-то нежную красивую мелодию. -А это гусли.- Феликс расчехлил их.- И сегодня я тебе на них сыграю и спою "Грюнвальдскую битву" Стары Ольса. Слушай, это для тебя. Блондин снова вдохнул, расположил пальцы над инструментом начал одну за одной дёргать струны. Полилась чистая, щемящая мелодия, затем зазвучал голос Польши, мелодичный, сильный, как раз для этого произведения. Слаўлю адвагу Ваяроў сармацкіх Что пасеклі в бітве Рыцараў крыжацкіх Что пасеклі в бітве Рыцараў крыжацкіх... Торис, почувствовав сумасшедшую ностальгию, зарыдал во всю. Он слушал песню дальше и вспоминал, как вместе с Феликсом и своими бравыми князьями шли на проклятых крестоносцев, разбив их в пух и прах. Даже незаметно для себя начал подыгрывать на аккордеоне в такт. Лукашевич, кажется, тоже погрузился в воспоминания и запел ещё чище, закрыв глаза. Когда закончил, немного проиграл только мелодию, а затем достал те самые янтарные чётки и отдал Литве. Лоринайтису не нужно было слов, чтобы всё понять. Оба парня сидели друг напротив друга и в их глазах читалась чистая дружба, проверенная столетиями.