Первая любовь, школьные года

— Молодец, Дэвид! — Миллер дунул в свисток, остановив тренировочный бег своего подопечного, — Сегодня ты бьёшь все свои рекорды. Можешь собой гордиться! — Спасибо, Мастер! — Дэвид раскраснелся и улыбнулся, почесав макушку и стараясь восстановить дыхание, — Это всё ваша заслуга… — Опять меня перехваливаешь! — в ответ мальчишка получил добрую ухмылку, — Иди отдыхай. На сегодня всё. Миллер взъерошил чужие тёмные волосы и похромал в сторону жилища, вдали тренировочного полигона. Несмотря на то, что отсутствующие конечности заменили протезы, а глазам сквозь множества операций возвращалось зрение, он всё равно не мог функционировать как полностью здоровый человек. Дэвиду не раз попадало за проявление снисхождения и жалости, оскорбляющие честь и достоинства ветерана, но юноша не мог просто наблюдать за этой осторожной болезненной походкой. И в этот раз он снова не смог удержаться, поддев руку опекуна, поддержав его ход. Каждое приближение к мастеру заставляло сердце юноши скакать в страшном темпе. Сгореть бы от стыда, спрятаться, умереть — но ангел рядом не даёт. Белёсые лёгкие волосы отражали свет и обрамляли осторожное лицо с тонкими чертами, еле тронутое морщинами. Дэвид, конечно, подрастая замечал за собой «странности», девушки были от него далеки: морально, физически… Как же стало тяжело, когда он подрос достаточно для того, чтобы влюбляться. Было больше не в кого, в других и не хотелось — собственный опекун начал казаться ему утончённым идеалом. Его изящная, почти кошачья, фигура манила руки трогать её, а длинные светлые волосы притягивали уткнуться в них и вдыхать их слегка жжёный от палящего солнца запах. Периодически, ему даже снилась их близость! Дэвид мог слышать внутри своего воображения звуки, которые бы издавал взрослый вояка в его руках. Он думал, что мастер направлял бы его и тут: помог бы неопытному семнадцатилетнему мальчику доставить мужчине удовольствие, многое бы рассказал и принял бы крепкое юношеское тело в себя, самодовольно улыбаясь и срываясь на хриплый стон. Дэвид был уверен, что учитель его тоже со «странностями». На некоторых фото он с отцом парня на приятелей похожи не были. Это давало небольшую надежду. На отца же он похож! Об этом было стыдно думать, но гормоны есть гормоны и мальчика вновь унесло, пока он тащил на себе Миллера, который, к слову, решил о себе напомнить: — Дэвид! Что я тебе говорил насчёт… — голос, может, и вернул юношу к реальности, но недостаточно. Он, с помутнённым сознанием, поцеловал Миллера в губы. Поцелуй продолжался долго. В основном благодаря тому, что Миллер впал в небольшой ступор, пока молодой человек неловко дотрагивался до губ языком, роняя слюну и ненормально краснея. А потом, неожиданно для обоих, мужчина поддался и раскрыл рот. Стукаясь зубами и углубляясь друг в другу языками, которые ранились о резцы, они продолжали этот неловкий поцелуй, пока Дэвид в приступе лёгкой паники не отпрыгнул. — Мастер! Простите… — но на его голову снова уложилась бледная рука, разлохматившая волосы ещё больше. Дэвид пытался спрятать свой взгляд, уставившись на землю. — Нетерпеливость — семейная черта, как я понял. — Миллер слегка посмеялся, но его щёки тоже медленно начинали гореть, — Мальчик, не бойся. Я не буду ругаться. Но больше так не делай и над поведением хорошенько подумай. Мужчина резко, но мягко и шутливо стукнул юношу по голове и расслабился, позволив краснеющему недоухажёру довести его до дома.