Комендантский час

      — Чуя, а ты когда-нибудь целовался?              Накахара давится горячим чаем с малиной, который заварил после выполнения тяжёлой миссии. Это первый приём пищи — если это вообще можно назвать пищей — за весь день. Проблемы с рационом наблюдаются у них обоих: времени на обед или ужин категорически не хватает, и приходится каждый день питаться либо сухомяткой, либо крепким кофе с сигаретами, только чтобы не уснуть по пути на задание.       Дазай выглядит до ужаса невозмутимым, словно только что спросил у своего напарника о погоде на завтра. Чую всегда раздражает то, насколько Осаму бесстыдный, что он не стесняется буквально ничего. Он даже переодевается прямо перед своим товарищем, будто это что-то обыденное.       Не то чтобы Чуя был сильно против, — всё-таки ему глубоко безразлично, на какие там эмоции его стараются вывести — но каждый день лицезреть, как парень выходит из душа, не оборачивая полотенце вокруг бёдер, а закидывая на плечо, поднадоедает. Первое время он впечатлялся очень сильно, но со временем его просто начало бесить то, что Осаму расхаживает по их и так небольшой комнате с голой задницей.       Так же и сейчас — Дазай просто отламывает вилкой кусок яблочного пирога, который ему дал Мори, чтобы он поел хоть что-нибудь, и пялится на собеседника, ожидая ответа. Глазами буквально прожигает дыру, подмечая, что Накахара совсем немного настораживается и напрягается, но не пугается. Наверное, он уже привык к подобным выбросам.       — Какая разница? — пассивная агрессия — его стандартная манера общения. Сначала нужно прощупать почву, чтобы понять, с какой целью его это вообще спросили: просто ребяческий интерес или что-то большее?       — Ну... просто мне тут Одасаку недавно сказал, что его первый поцелуй случился в 14 лет. А тебе всё-таки уже 16, и я подумал, что у тебя уже был, — небрежно пожимает плечами Осаму и кладёт большой сочный кусок себе в рот, причмокивая, изображая явное удовольствие.       — Я не Одасаку, если ты вдруг совсем ослеп. С чего бы тебе сравнивать меня с ним? — хмурит брови Чуя и отхлёбывает кипяток, который обжигает губы.       Дазай вздыхает и снова настраивает зрительный контакт: он прекрасно знает, что у каждого человека всё по-разному, но Накахара вовсе не понимает суть вопроса и начинает увиливать от ответа, вновь заставляя его гадать. Тщательно пережёвывает каждую крошку, чтобы не подавиться, и наклоняет голову вбок, словно попугай или собачка.       — Я помню. Ну, просто мне интересно, тебе так трудно ответить?       — Целовался, — гордо поднимает голову парень и закатывает глаза, отчего чокер не очень приятно давит на кадык.       Врёт.       — И как тебе? Понравилось? — раскрывает рот Дазай, явно удивлённый такому ответу.       — С чего такая заинтересованность, Осаму?! Отстань от меня, — он встаёт со стула и направляется к себе в комнату с кухни, желая как можно скорее убежать от этого разговора, прекрасно осознавая, что теперь напарник от него не отвяжется.       — Хватит называть меня Осаму, ты мой пёс! Я не разрешал тебе! — следует за ним Дазай, забирая с собой тарелку с оставшимися запечёнными яблоками.       — Тогда хватит называть меня Чуя. Прекрати преследовать, идиот, — переходит на бег мальчик, но "преступник" и не думает отставать от своей жертвы.       — Накахара-сан, ну куда же вы? Постойте, не избегайте меня. Вы что, не слышали такую пословицу "От проблем не сбежать"? — меняет ход игры Дазай, понимая, что Чуя из-за этого начнёт беситься ещё больше, и улыбается сильнее прежнего.       — Боже, заткнись, — практически скулит парень, тормозя около двери своей комнаты, — что тебе нужно, придурок?       Он слегка поворачивается, и его впечатывают в стену около входа, не позволяя сбежать и закрыться изнутри. Сегодня утром Осаму снова не забрал ключи с полки, а значит, ему пришлось бы ночевать в коридоре, если бы сейчас он не успел подойти. Почему-то они сделаны лишь в одном экземпляре и всегда хранятся у Чуи в карманах.       Так-то логично, он это понимает: Дазай слишком безответственен и неряшлив, поэтому в любом случае потеряет их в битве или в бегах. А из кармана брюк Накахары, даже когда тот применяет порчу, они никуда не пропадают. То ли магия, то ли Арахабаки настолько печётся за них.       Сердце бьётся так быстро, словно прямо сейчас выпрыгнет наружу, а дыхание предательски учащается. Зрачки расширены у обоих. Чуя не боится, вовсе нет, но он не ожидал, что его застанут врасплох вот так.       Около собственной комнаты.       Осаму нависает над ним, будто скала, хотя они приблизительно одного роста. Просто прямо сейчас он наваливается на парня и приподнимается на носочки, просовывая колено правой ноги тому между сжатых ног. Дазай облокачивается на руку, которую ставит около головы мальчика, и наклоняется к нему ближе, облизывая языком всё ещё сладкие от прежнего десерта губы.       — А я ещё нет. Научишь?       Чуя поднимает руку, кладёт ладони на грудь Осаму, широко разводя пальцы, чувствуя, как мышцы того под ними совсем немного напрягаются, и резко отталкивает его от себя, фыркнув напоследок "Придурок", "Идиот" или что-то в этом роде.       — Ну, Чу-уя, — специально долго тянет его имя, — ну, пожалуйста. Я хочу поцеловаться, мне интересно какого это. Тебе так трудно мне помочь? — парень надувает губы и морщит нос, из-за чего он выглядит, как ребёнок, которого лишили сладкого после супа.       — Я похож на блядского учителя или что? Ты только что поел, у тебя даже крошки на уголках, это противно, — всё ещё с отвращением смотрит Чуя на напарника, пытаясь унизить, чтобы тот больше не лез. Однако это, похоже, имеет обратный эффект.       — Я умоюсь и почищу зубы прямо сейчас. Вот смотри.       Парень отталкивает Накахару, который преграждает ему путь, протискиваясь в помещение первым, и сразу же бежит в ванную, чтобы продемонстрировать свои возможности и честность слов. Благо мальчик открыл дверь, пока препирался и ругался на него, даже с ключами самому возиться не пришлось.       Глубокий вздох.       — Дыши, Чуя, просто дыши, — тихо говорит он сам себе и заходит за товарищем, запираясь изнутри.

***

      Дазай ёрзает на диване, пытаясь расположиться поудобнее и так, чтобы одеяло не сгребалось под ягодицами, не давая спокойно сидеть. Он выжидающе смотрит на Чую, который усаживается напротив, и собирается нарушить молчание своими вопросами или просьбами, но ему не дают этого сделать.       — Ты же в курсе, что я не собираюсь тебя целовать, да? Хватит пялиться на меня! — хмурит брови Накахара, отворачиваясь, всем видом давая понять, что данная перспектива его нисколько не интересует.       — Я сделал всё, как ты просил! Почему?! — надувает губы Осаму, наклоняясь вперёд, чтобы проследить за руками напарника.       — Потому что. Не слышал, что для отказа не нужны причины? Не хочу и точка, — задирает голову парень и закатывает глаза, только бы не видеть лица этого придурка. Серьёзно, когда-нибудь он окончательно выведет его из себя.       — А если я буду за тебя писать отчёты целый месяц?       Чуя резко поворачивается назад, находясь в непозволительной близости к лицу Дазая, и немного отпрягает, пытаясь уловить скрытые намерения в глазах напротив. И хоть у этого человека за шоколадным цветом скрывается гораздо больше лжи, чем показано, Накахара научился распознавать нотки настоящих, подлинных эмоций и мыслей, которые обычны сокрыты от посторонних.       — Чтобы Мори-сан потом высказывал мне, что они ухудшились в 20 раз? Нет уж, спасибо.       Внутренне Чуя понимает, что вроде как не против поцеловаться, лишь бы от него отстали, но гордость не позволяет согласиться. Да и неправильно как-то это. Целоваться с парнем. Со своим коллегой. Со своим напарником. К тому же он не до конца понимает, искреннее ли это желание или просто очередная игра на нервах.       Но не успевает парень погрузиться в раздумья, как его тут же припечатывают к кровати, наваливаясь сбоку сверху и прижимая руки к матрацу. От таких резких движений он издаёт звук удивления и распахивает глаза, наблюдая, как дыхание Дазая участилось, а чёлка прикрывает веки, щекотя нос Накахаре.       — Чуя, я же не враг тебе какой. У меня нет к тебе чувств, и у тебя нет ко мне тоже. Это не игра в возлюбленных, я просто хочу, — он опускается к шее Накахары, опаляя её горячим дыханием и усиливая хватку на запястьях, — научиться целоваться.       Момент, и Осаму оказывается снизу, а на его бёдрах величественно восседает Чуя. Вот только выглядит он не совсем так, как его привык видеть напарник. Взгляд, полный власти, хрусталик из карамельного цвета превращается практически в красный, а голова гордо поднята так, что кадык сильно выпирает. Так и норовит быть исцелованным.       — Никогда, — голос низкий и хриплый, отчего даже Дазай вздрагивает, — никогда не перенимай у меня инициативу. Я не буду принимающей стороной по отношению к тебе.       — Я и не предлагал, — язвит Осаму, но, чувствуя, как на его член давит чужой вес, томно выдыхает через нос, прикрывая глаза, — просто тебе слабо со мной поцеловаться.       Чуя сокращает расстояние между их лицами, чувствуя чужое горячее дыхание. Он наклоняется и неуверенно накрывает своими губами чужие губы, останавливаясь на пару секунд, чтобы проверить, не оттолкнут ли его.       Накахара всё ещё свято верит в то, что прямо сейчас за его спиной раздастся громкий смех, выйдет какой-нибудь член Мафии и скажет, что всё это — розыгрыш, а вон там стоит скрытая камера. Тогда он будет выглядеть, как самый глупый человек на свете.       Но это не происходит.       Вместо этого Чуя чувствует, как губы Дазая слегка раскрываются, становясь мягче и податливее, хоть и искусаны во многих местах до крови. Руки Накахары ослабляются, высвобождая запястья Осаму из этой мёртвой хватки, он упирается в подушку под головой парня, ощущая, как чужие пальцы перемещаются на его талию, но останавливаются на этом.       Происходит такой неловки чмок, Чуя задерживается на чужих губах всего лишь на 10 секунд, отодвигается обратно и смотрит в туманные глаза напротив. Они оба молчат, но и не двигаются с места, пытаясь осознать, что только что произошло.       — Х-хорошо, — практически шепчет Дазай, возвращая его обратно на землю, — мы можем сделать это... как взрослые?       — Ты отстанешь от меня, если я научу тебя?       — Обещаю.       Чуя облизывается, смачивая слюной собственные, чтобы они перестали быть сухими и обветренными, и снова глядит на Осаму, пытаясь распознать истинные мотивы. Он всё ещё не может понять, это реально или просто очередная шутка. Впрочем, если окажется второй вариант, Мори-сан поймёт его и даже не будет отчитывать за сломанные рёбра и ноги.       Парень нервничает, потому что сам знает только в теории, как это делать, и что должно происходить. Он изо всех сил надеется, что Дазай не станет распускать руки, а просто поцелует пару минут и снова уйдёт на свою сторону комнаты.       Губы неловко и неуверенно накрывают чужие, он прикрывает глаза, щекотя своими пушистыми ресницами лицо Осаму, и наблюдает за реакцией. Напарник тут же закрывает полностью, отдаваясь ощущениям и затаивая дыхание. Чуя снова не двигается, поэтому Осаму кладёт свою ладонь ему на щёку, поглаживая большим пальцем и убирая прядь волос, которая может помешать в дальнейшем.       Чуя не понимает, то ли его сердце бьётся с бешеной скоростью, то ли оно вовсе остановилось. Этот жест кажется ему таким интимным и нежным, хоть шершавая от оружия и битв ладонь вовсе не мягкая. Дазай раскрывает губы, заключая между ними нижнюю губу Накахары, и начинает посасывать её. Парень хмурит брови в непонимании: вроде как это он должен делать первые шаги, так как из них "опытнее".       Чуя повторяет действия за напарником, и Осаму, пользуясь положением, проникает в его рот языком, тут же встречаясь с чужим. Мафиози издаёт очень неловкий, смущающий, высокий звук от неожиданности, но тут же замолкает, мысленно давая себе подзатыльник. Дазай ухмыляется в поцелуй, и начинает двигать языком.       — Убери зубы, ты мне сейчас... десну раздерёшь, — пытается сказать Накахара, прерываясь в некоторых моментах, чтобы оторваться от утех.       — Вот так?       Осаму слегка вытягивает губы трубочкой и повторяет прежние действия, неловко и неаккуратно облизывая чужой рот изнутри, едва касаясь языком другого. Да уж, в теории это выглядит проще, чем на практике. Дазай двигается, давая понять, что хочет подняться, и принимает сидяче-лежачее положение, облокачиваясь на спинку кровати.       Чуя вновь садится рядом, подгибая ноги под себя, вскидывает руки и кладёт их на шею напарнику, но тут же убирает, осознав, что сделал. Дазай наощупь находит кисть мальчика и возвращает её на прежнее место, тут же чувствуя сильную хватку на затылке. Он рвано выдыхает, издавая тихий, но чёткий скулёж, и ощущает, как Накахара едва заметно дрожит от ответной реакции.       Наконец, они находят гармонию и вроде бы двигаются в одном ритме, водя по кругу языками внутри и тут же чмокая влажные губы. Слюны выделяется больше, чем они думали, она начинает стекать по уголку, но Чуя тут же ловко ловит её, собирая себе в рот и вновь возвращаясь к поцелую.       Губы начинает жечь из-за переизбыточной влаги, а дыхание предательски подводит, поэтому Осаму на секунду отстраняется, приоткрывая глаза, смотря сквозь пелену слёз на сведённые к носу рыжие брови. Он опускает руки, проникает под рубашку, пальцами едва надавливая на обнажённые рёбра Накахары, и происходит то, чего никто из них вообще не ожидал.       Громкий протяжный стон.       Чуя резко распахивает глаза, встречаясь взглядом с напарником, и неловко откашливается, как бы давая понять, что это произошло случайно, и вообще он не соглашался на это. Он раскрывает рот, пытаясь что-то сказать в своё оправдание, но его попытку ловко пресекают, снова вовлекая в поцелуй.       Клыки больно трутся о дёсны, а выстроить нужный идентичный ритм снова не получается, но это на удивление... приятно? Дазай то напрягает язык, то расслабляет, и проводит по ряду зубов, чувствуя, как по уздечке проходится кончик чужого языка. Накахара слегка ёрзает на простыне, пытаясь как-то справиться с тем, что его руки снова некуда деть: сжимать затылок кажется ему чем-то слишком пошлым, а положить на коленки — слишком невинным.       Чуя чувствует, что Дазай старается изо всех сил, но в этот раз опять выходит не очень. Шея тоже затекает, ведь повёрнута вбок уже пару минут. Комнату начинают заполнять звуки причмокиваний, всасывания и частых вздохов, которые издаёт то один парень, то другой.       — Чуя, сядь ко мне на колени. Прошу, — он смотрит на него из-под прикрытых век, зрачки расширены, а щёки красные. То ли от духоты, то ли от ощущений. Вряд ли засмущался.       Дазай уже принял удобное положение, немного расставив ноги, откинувшись на спинку дивана, и раскрывает руки, как бы приглашая к себе в объятия. Парень часто моргает, пытаясь быстро прокрутить в голове сказанное, и изгибает бровь, пытаясь сказать что-нибудь колкое, но...       — Что... зач... — не успевает договорить Накахара, как его подхватывают за бёдра и пытаются перенести на свои.       Получается лишь громкое, хриплое кряхтение и разочарованный выдох.       — Стой-стой, я тяжёлый, ты не поднимешь меня с такого положения. Зачем мне садиться на твои бёдра? — привстаёт Чуя, но не двигается с места, будто ждёт правильного ответа, который станет стимулом к перемещению местоположения.       — Так будет удобнее и... комфортнее, — Осаму впервые говорит неуверенно, а его голос предательски подрагивает, выдавая всю гамму чувств и ощущений, бурлящих у него внутри.       — Только не распускай руки.       Чуя сам не понимает, зачем соглашается на такую дешёвую провокацию, но у него есть хотя бы прикрытие. Не он стал инициатором поцелуя. И не он предложил сесть на Дазая сверху. Так что при любом исходе можно скинуть всю ответственность на напарника и выйти сухим из воды.       Ну, или не совсем.       Как только Накахара садится тому на колени, чувствует на своей талии чужие ладони, которые тянут его вниз, намекая на то, чтобы он опустился полностью. Он хочет тоже играть активную роль в этой странной игре, поэтому наклоняется вперёд, впиваясь губами в губы напротив.       Руки снова поднимаются наверх, зарываясь в каштановых волосах, а грудь то и дело вздымается от недостатка кислорода. Становится невыносимо жарко, поэтому Дазай развязывает галстук и расстёгивает две верхние пуговицы рубашки. Чуя расценивает этот жест не совсем правильно, хмурясь в поцелуй и предупреждающе надавливая на кадык.       Он чувствует, как тот улыбается, снова выставляя клыки и прикусывая его язык, а затем следует за ним круговыми движениями. Поэтому хватка становится сильнее. Но, видимо, Осаму узнаёт о своём новом фетише.       — Чу-уя, — хрипит он, прерываясь, когда напарник слегка возится на его коленях, — мне больно.       Врёт.       — Я г-говорил тебе. Не распускать руки, — зло и властно отвечает парень. Он не собирается терять голову от какого-то там первого поцелуя со своим коллегой. Совсем нет.       — Я просто снял галстук, потому что жарко. А про руки... распускать — это значит так?       На последнем слове он сжимает ягодицы Накахары в своих ладонях, впиваясь в них пальцами. Скулы Чуи напрягаются, брови сводятся к носу, а ноги дрожат. Снова этот высокий, неловкий стон.       Пощёчина. Голова Дазая резко поворачивается в сторону, но он тут же возвращает её на прежнее место. Смотрит на парня глазами, полными азарта и огня, а затем начинает по чуть-чуть рушить их барьер, установленный перед первым соприкосновением губ.       — Вау, Чуя! Сделай так ещё раз, мне...       Но он не успевает договорить, как за волосы сильно неприятно тянут, из-за чего приходится откинуть голову назад. Накахара привстаёт на своих коленях, упираясь в матрац, и, возвышаясь, глядит на напарника. Член начинает понемногу напоминать о себе, из-за чего Чуя уже ненавидит собственную чувствительность, но не двигается с места, сильнее задирая шею напарника.       Его вид такой... необычный. Спутанные пряди, сбившееся дыхание, опухшие обкусанные губы, красно-алые щёки, тёмные глаза и след от руки. Не хочет Чуя врать сам себе, но, кажется, это его немного... возбуждает?       И, похоже, он не один такой, потому что он видит, как Осаму резко сжимается и смотрит на него щенячьими глазками, внутренне радуясь тому, что, наконец-то, смог вывести его на то, на что изначально и рассчитывал. Дазай проглатывает слюни, кадык двигается наверх, перенимая всё внимание Накахары на себя. Парень изо всех сил сдерживается, чтобы не накинуться на открытую девственную молочную кожу.       Он проклинает полу-эрекцию в собственных штанах, молясь, чтобы её не дай Бог не заметил товарищ, иначе разговоров и подколов до конца жизни ему будет не избежать.       — Прекрати. Нарушать. Правила.       Говорит он и резко накрывает чужие губы своими. Но, видимо, мальчик садится обратно немного ближе к торсу напарника, чем сидел до этого, потому что сейчас они трутся пахами, и... член Дазая отчётливо ощущается через его джинсы. Слишком отчётливо. Чуя, осознавая, что он виновник этого, тоже вмиг становится твёрдым, что, по всей видимости, не остаётся незамеченным.       Осаму разрывает жаркий, но не идеальный поцелуй, слизывая ниточку густой слюны, которой они соединены, и присасывается к шее парня, перед этим опалив её горячим дыханием. Накахара практически подпрыгивает и вскрикивает, сильно выгибаясь, а стояк дёргается и неприятно трётся о ткань брюк. Дыхание снова становится рваным и быстрым у них обоих.       Теперь парни проезжаются вставшими членами друг по другу, и в унисон стонут, не скрывая своего удовольствия. Они еле заметно двигают бёдрами, но этих движений хватает, чтобы оба закатили глаза и постанывали, держась друг за друга дрожащими руками.       Чуя думает, что Дазай слишком долго прикреплён к его шее, поэтому снова дёргает за пряди волос, заставляя прекратить. Он чувствует, как язык проходится по пульсирующей венке, а затем зубы кусают место рядом с ней, не ослабляя вакуум.       — Стой, ты п-поставишь, ах, — он пытается говорить ровно и связно, но выходит не совсем удачно, — засос, и у Анэ-с-сан будут вопросы ко мне.       — Скажешь, что я сделал, — Дазай всё ещё не теряет возможности съязвить, даже когда его мозг так затуманен, а глаза запелены.       — Это вызовет ещё больше... в-вопросов, придурок.       Осаму снова возвращается к поцелую, на этот раз целуя более нежно и с чувством, стараясь применить все правила и новшества, о которых узнал пару минут назад. Язык не совсем ловко огибает каждую неровность и ранку во рту Чуи, встречаясь с хозяйским и танцуя с ним быстрый вальс, а зубы всё ещё мешают. Накахара начинает ёрзать, создавая небольшое трение о член, пытаясь получить хоть какую-то разрядку, но его бёдра сжимают мёртвой хваткой.       — Чуя, можно я сделаю тебе минет?       — Чт-что?! — практически кричит Накахара, резко отпрягая, но его удерживают чужие руки. — Нет, конечно, это мерзко!       — Ты и про поцелуй так говорил, однако вон как изнываешь. Прошу, я...       При упоминании минета член Чуи дёргается, а предэякулят выделяется в слишком большом количестве, он чувствует это. Но позволять Осаму отсосать себе как-то не слишком разумно и прилично, учитывая, что ему с ним потом работать, а ещё и жить в одной комнате.       — Нет! Этого слишком много. Я не хочу всё за раз, может, в следую... — Чуя резко замолкает, осознавая, что прямо сейчас подписал свой смертный приговор.       — Следующий раз? Ты хочешь снова меня поцеловать? Ещё раз??? — глаза парня загораются, а рот растягивается в нежной ухмылке улыбке.       — Я такого не говорил, идиот! — их лица находятся в паре сантиметров друг от друга во время всей этой драмы. — Я просто сказал, что не хочу, вот и всё.       — Хорошо, я подожду следующего раза, — он вновь приближается и говорит шёпотом практически в губы напротив, не переставая смотреть в глаза собеседника, — потому что я хочу тебе отсосать.       Щёки Чуи вспыхивают от этого, он резко слезает с чужих колен и прыгает на противоположную кровать, ошеломлённый этими словами. Ситуация такая глупая, но возбуждающая, что Накахара в замешательстве, что делать конкретно сейчас. Продолжить целоваться, удалиться в туалет, покурить, выйти в коридор... Последнее звучит до ужаса абсурдно, учитывая, что сейчас у него бешеный стояк и выходить в таком положении в коридор, ну...       Поймут не так.       — Если ты не против, я пойду отлучусь ненадолго, а то из-за тебя тут проблемка нарисовалась, — Осаму встаёт со своего насиженного места и направляется в сторону душа. — Если передумаешь по поводу моего предложения, то сообщи.       — Нет! — парень закрывает лицо руками, слегка наклоняясь, чтобы напарник не увидел очертания члена, пытаясь просто исчезнуть. Взгляд сквозь зажатые пальцы падает на ширинку Осаму, и Чуя зажмуривается, говоря приглушённо, — иди уже дрочи.       — Тебе тоже не помешает, — на выдохе говорит Осаму и уходит за угол.       Щеколда закрывается, подтверждая, что оттуда не выйдут ещё пару минут точно, а Чуя, наконец, убирает ладони от пылающих щёк. Что ж, придётся придумать отмазку, благодаря которой он откажет напарнику. Потому что это неправильно, это противно и это...       Немного соблазнительно, но... чёрт, так запутанно. Возможно, если они иссушат пару бокальчиков вина, можно будет попробовать. В любом случае делать это трезвым он не собирается, потому что это будет неловко. Или, может быть, он просто ищет отмазку, чтобы не подтверждать, что на самом деле ему очень хочется попробовать и ощутить его губы на своём члене.       В любом случае это будет не сегодня. Так нужно ли волноваться об этом прямо сейчас?