с приходом весны

— я люблю тебя. лёгкий весенний дождь за окном, бьёт по стеклу, заполняя комнату звуками, под которые хочется закрыть глаза и наслаждаться. — и я тебя, — отвечает русоволосый, поворачивая голову в правую сторону, видя перед собой профиль кучерявого парня, волосы которого небрежно валяются на подушке. чёрные ресницы, длинные такие, пухлые губы с лёгким абрикосовым оттенком, которые так и манят. — чего пялишься? — повернув голову спрашивает серёжа. просто ты очень красивый, так бы и смотрел в твои глубокие тёмные глаза, прикасался к твоей тонкой шее и крутил твои шоколадные волосы в своих пальцах. — задумался немного, завтра исполняется четырегода, как мы дружим, может, отметим как нибудь? — хорошая идея, — вставая с кровати, произносит серёжа, потянувшись за телефоном. 24 марта. и вправду, уже завтра. только вот, не хочется серёже отмечать этот день. не потому, что он не считает его важным, а потому что любит ваню, до бабочек в животе, после каждого написанного ваней сообщения, до дрожи в коленках, при каждой их встрече. — а помнишь, как мы познакомились? — спрашивает серёжа. конечно ваня помнит. помнит, как серёжа успокаивал его в школьном туалете, после того, как его забуллили старшие из одиннадцатого класса, а он ведь тогда совсем ребёнком был, не мог дать сдачи, не мог даже слова произнести. серёжа единственный, кто помог ему, когда все его, как ваня думал на тот момент, друзья, убежали, бросив его одного с потрёпанным портфелем, насквозь промокшим в туалете. — помню, — с небольшой дрожью в голосе произнёс ваня. — я тогда проходил мимо, когда меня к директору отправили, за то, что я курил за школой, — слегка улыбнувшись, сказал кучерявый, — хорошие времена были, я так рад, что тогда встретил тебя. ваня, приподнявшись на локтях, сел напротив серёжи, подогнув под себя ноги, крепко-крепко обнял друга, уткнувшись лицом в его шею. его аромат, такой сладкий и дурманящий. когда ваня стал это замечать? когда впервые понял, что серёга уже не просто друг для него? ваня не понимал, и не понимает до сих пор, но разве это сейчас важно, когда кучерявый, слегка схвативши ваню за его тонкую талию, проходится холодными подушечками пальцев, по горящей коже бессмертных, заставляя русого тяжело вздохнуть. — что ты делаешь? — в недоумении, отстранив лицо, спрашивает ваня. а ты ещё не понял? не понял, что я не могу каждый раз смотреть на тебя и молчать о том, как сильно хочу прикоснуться к твоим нежным пшеничным волосам, провести по твоим неярко выраженным скулам, и нежно смять твои бледно-алые губы в поцелуе? — я не хочу с тобой дружить, я не могу, — переведя взгляд на бессмертных, проговаривает серёжа. его глаза, такие завораживающие, заставляющие задержать дыхание при каждом взгляде в них, думается ване. долго не думав, а если быть точнее, совсем не думав, потому что как можно о чём либо размышлять, когда кучерявый уже всеми силами показывает, что ваня нужен ему и он хочет его, хочет его губы, его глаза, его задорную улыбку, его мягкие, тёплые подушечки пальцев на руках. они уже совсем близко, их лица пылают от смущения. уже плевать, что за окном почти десять вечера и ване скоро пора уходить. им плевать, что подумают другие, сейчас это не важно, пока они сливаются в поцелуе, о котором оба мечтали уже так долго. сладкий привкус вишнёвых сигарет на губах серёжи, и лёгкий аромат любимого напитка на ваниных.

•••

— я люблю тебя шум от волн бьющихся о берег, пылающее солнце и лёгкий ветер обдувающий нежную кожу лица. — и я тебя.