Другие

      Шино наклоняет голову и прислушивается. Сидя на ярко-голубой рассохшейся скамейке недалеко от детской площадки, он ловит каждый звук, каждое движение, вслушивается в дружный хохот резвящихся ребят и смотрит, смотрит, смотрит... Он может только смотреть. Издали, не подходя, не тревожа.       Тёплый ветерок ласково треплет волосы, унося вслед за собой утекающие сквозь пальцы радостные и беззаботные минуты детства. Капюшон предательски спадает, и мальчишка вновь надвигает его почти до самого носа. Жара, а он в теплой кофте. На фоне летнего и чересчур зелёного пейзажа кажется вырезанной наспех и приклеенной совершенно не к месту картинкой, кажется чужим.       Дети шумят, бегают, падают, ловят друг друга и улыбаются. Улыбаются много, счастливо и искренне. И Шино так хочет. Он знает, как зовут каждого; знает, где они живут. Перечисляет в уме имена и дома, смотря на них, чтобы не забыть. «Память и внимательность для будущего шиноби важны» — мысленно повторяет он и продолжает вспоминать.       Он сосредоточен. Он не знает как нужно дружить и общаться с обычными ребятами или с людьми из других кланов. Ему сложно понять их... Понять почему они такие беспечные, ведь мир жесток. Не так давно в очередной раз не вернулся с миссии его соклановец. И это стало уже такой обыденностью, хотя всё ещё как-то непонятно и наверное даже грустно. Того человека он знал плохо, но этот человек был своим.       Очередной порыв ветра снова сносит непослушный капюшон, и мальчишка хватается за него двумя руками, прижимая к голове. «Наверное, надо будет найти другую одежду» — решает он, снова разглядывая площадку.       Он бы пошёл к ребятам, но... Слишком много но:       Но они его не понимают. Утверждают, что говорит он плохо.       Но они почти не знают его.       Но они забывают про него. Из-за чего редко берут в команды, не предлагают играть вместе и даже, кажется, не замечают.       А ещё они не любят насекомых.       Он поправляет очки, откидываясь на спинку скамейки. Солнечные зайчики прорываются сквозь неплотные кроны деревьев, пляшут по дорожкам, домам и людям, раздражая слишком уж чувствительные к свету глаза даже через тёмное стекло, и он прикрывает их. Теперь остаётся только слушать и дышать. Вдыхать запахи лета, скошенной травы, дождя, цветов и леса. Вслушиваться в шум листвы, пение птиц, стрекот кузнечиков и отдалённые крики, сопровождаемые жизнерадостным смехом.       Жуки мельтешат в траве, летают между резвящихся детей и периодически подползают к Шино, забираясь к нему на плечи и руки, зарываясь в волосы. Они доносят до мальчишки слова, обрывки фраз и разговоров, показывают разные концы деревни. К нему ползут не только его, но и дикие насекомые – лесные и уличные. Они удивлённо вскидывают усики, принимая Шино за своего – за большого и самого главного жука, а он молчит, не возражает и почти не шевелится. Они же направляются дальше по своим делам, не задерживаясь у Абураме надолго.       Шино не сильно волнуют окружающие люди и предметы, он не чувствует раздражение или злость – лишь спокойствие, периодически сменяемое обидой, когда его игнорируют. Впрочем, это никак не проявляется внешне. Кажется, он всегда безразличен ко всему и ничто не сможет это изменить.       Сейчас он лишь наблюдает, но иногда... Иногда он пытается прибиться к компаниям и это даже удаётся. Однако частенько уже к середине разговора он незаметно оказывался на периферии. Исчезал... Шино не понимает почему, но так до сих пор и не решается спросить, ни у ровесников, ни у взрослых. В такие моменты на душе становилось как-то неуютно и даже пусто. Странное ощущение... Будто сколопендра скребётся всей сотней лапок в районе сердца. «А вдруг действительно скребётся? А вдруг это опасно?» — мучили его вопросы, но он продолжал молчать.       Точно маленький растрёпанный воробушек, он наклонял голову в сторону, пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли.       — Жуков не любят они? — периодически спрашивал он у соклановцев, а те лишь кивали.       Мальчик не понимал почему. Насекомых он любил и мог наблюдать за ними часами. Разве остальные люди другие? Те же две ноги, две руки, голова, глаза...       Другие...       Сейчас он это знает точно.       Чувствует на уровне ощущений, но всё равно хочет понять их – других. Как они думают, что говорят, а главное как... Мысли Шино стройные и тягучие, возникающие в голове плавно и сопровождающиеся картинками представлений или воспоминаний, а речь... Речь странная. Слова, стоящие ровно и друг за другом, кувыркаются и переворачиваются, встают в необычные конструкции. Он пытался анализировать разговоры сверстников, он видел различие, он понимал их, он ничего не мог поделать с собой, он молчал. Старался говорить меньше, но если и приходилось, то как можно разборчивей. Получалось неважно.       Простого ребенка начали бы шпынять и подкалывать другие «правильные» ребята, но не его. К клановым относились по-другому. Особенно к ним. Замкнутые и закрытые, непонятные и пугающие своим сродством с насекомыми Абураме выделялись. Во время техник жуки лезли из-под кожи, из рта, глаз и ушей – зрелище отвратительное, далеко не для слабонервных. Приходилось носить длинные рукава, очки, капюшоны, чтобы не шокировать тех – других. Зато к ним не стал бы лезть даже самый заядлый хулиган. Шино повезло – повезло родиться в клане жуководов, повезло почти дожить до академии, повезло понимать насекомых. Они стали его друзьями, его глазами и слухом, его соратниками, на которых можно положиться в бою и в повседневной тихой жизни, только бы чакра не подвела...       Он встаёт со скамейки, готовясь уходить, привычным жестом убирает руки в карманы и замирает, чувствуя чьё-то присутствие непозволительно близко, слыша незнакомые шаги.       — Привет.       Он поворачивается, чтобы лучше разглядеть потревожившую его девчонку.       Рыжие забавные косички с выбивающимися из них прядями свисают до плеч. Огромные синющие глаза кусочками неба внимательно смотрят на него. И Шино опять поправляет очки, чтобы убедиться, что они на месте, что девчонке на самом деле не видно его глаз. Не потому что с глазами что-то не так, а просто... Просто как-то непривычно и очень странно, когда на него так смотрят.       — Я Юки, — представляется она, протягивая руку, а Шино неуверенно смотрит на неё. Ему почему-то кажется, что это имя ей совсем не подходит. Юки – снег, а она... Она девочка-весна, а может и лето. Яркая, энергичная...       — Шино меня зовут друзья, — отвечает он, переступая с ноги на ногу. Не часто к нему подходят знакомиться.       Голос невозмутим и также спокоен, как обычно, однако где-то глубоко внутри он взволнован. Неужели вот оно? Вот сейчас то он и поймет окончательно каково это общаться с ними. На сердце снова появляется та самая сколопендра, но теперь она не тихо скребётся, а выжидающе смотрит, ждёт подвоха, чтобы затем скрутить Шино с удвоенной силой... Когда Юки усмехается, в нём всё сжимается. Неужели и ей его речь неприятна, как и другим кажется такой странной? Уж не думает ли она...        — Приятно познако... Ого! — девчонка расширяет и без того огромные глаза, указывая на его капюшон.       Он непонимающе замирает, а затем щупает голову.       Насекомое в ладошке недовольно поскрипывает своими жвалами, но укусить так и не решается, хотя с первого взгляда понятно – оно успело пригреться на солнышке, а теперь против любого передвижения.       — Кто это? — любопытно спрашивает Юки, приближаясь к его руке.       Жук кажется огромным, почти с ладонь, коричневый, с гигантскими усами превышающими свой рост. Она боязливо смотрит на него, а затем на мальчишку.       — Ты же Абураме? — и не дождавшись ответа, продолжает. — Я по одежде поняла. Тебе не жарко? А это, — она косится в сторону пленника. — папа вроде бы говорил – это древоточец. Он же плохой, дома ест, да? Большой... А тебе не страшно? Он не кусается? Можно потрогать?       Она засыпает мальчишку вопросами, вводя в транс. Её очень много, он не успевает за её потоком мыслей, а она всё говорит и говорит, немного тараторя и периодически сбиваясь, а он лишь изредка кивает.       Шино обрывает её тарабарщину, сгружая в раскрытые ладони древоточца. Она замолкает и, кажется, даже не дышит. Жук шевелит усами и дёргает лапками, поглядывая на парня, а затем на девчонку, он успокаивается, не чувствуя угрозы, и замирает.       — Ух ты! — восхищённо шепчет она. — Смотри!       И Шино смотрит. Смотрит на неё, на её руки и взгляд, на жука. И ему это так нравится! Очень-очень! Уголки губ дёргаются, и он выше натягивает и без того огромное и растянутое горло кофты, пытаясь зарыться в неё носом. Он улыбается редко, поэтому даже эта недоулыбка выбивает его из колеи, заставляя нырнуть в свои мысли и сильнее задуматься.       — Я... — Юки хмурится, накрывая одну ладошку другой. — я знаю вкусное сухое дерево неподалеку, — шепчет она жуку, но тот человеческий язык, увы, не знает.       Древоточец взволнованно ползает, щелкает челюстями и неимоверно сильно щекотит пальцы. Она смеётся, но не отпускает его.       — Давай тоже встретимся тут? Завтра, — спрашивает она Шино, и он тут же соглашается. — Хорошо, договорились!       Она обегает его по кругу и устремляется прочь, унося с собой несчастное испуганное насекомое. Шино стоит неподвижно ещё некоторое время, смотря ей вслед и думает.       Думает о том, как хорошо, наверное, иметь друзей, о том, что мирное время очень ценно и о том, что время это нужно продлить как можно дольше. Он будет учиться и стараться на благо деревни и клана, чтобы суметь защитить этих ребят, беззаботно носящихся между деревьями и качелями, горожан, не знавших ни одной техники, а также весёлую и такую необычную Юки, напоминавшую солнце, весну и беззащитных, но прекрасных божьих коровок.