Черты внешности

Хеймдалль до недавнего времени не желал вспоминать, какова на ощупь кожа глупейшего из йотунов. В тот раз на горе мозолистая ладонь с раненными пальцами твердо цеплялась за его предплечье, прямо впивалась до крови. Честно, само по себе не самое приятное воспоминание, потому что руки пришлось мыть неделю от прицепившейся грязи ну и так, из принципиального отвращения. Сейчас же, стоя у стены здания, чем-то напоминавшего не то бар для таких несчастных пьяниц, как Тор, не то табакерку для посредственных божков, Хейм ждал мелкую семнадцатилетнюю неприятность из Мидгарда. Хотя точнее будет сказать, что не такая она уж и не мелкая, а настоящая детина с отросшими огненными волосами, осталось ещё бороду отрастить, но, представляя этого с такой же рыженькой бородой, теряешь сознание от мерзости. Хеймдалль сам предпочитал аккуратную щетину в сумме с хорошо уложенными волосами. А он ходит неряхой, распластав волосы по всей шее. Щетины на удивление у него не имеется, о чем этот нередко воркует со своей новоприобретенной подружкой. Зато кожа, не знавшая толком 3-4 года объятий солнца, из болезненно бледной превратилось в нормальную бежевую с редкими пятнышками загара, но не более того. Хейм не задумывался, как будто у него нашлось бы время думать о каком-то йотуне, которого Тор с Одином оберегали как зеницу ока. Но та, на ладонях, оставалась на вид прежней и дополнялась нередкими ранками после изнурительных миссий, так как детина эта была излишне отзывчивой и доброй: ежечасно соглашалась на любую работу, от чего нередко получала гематомы и множественные повреждения. А не слишком бережная рукоять его зубочистки и неровная текстура лука окончательно раздражает, а затем царапает молодую кожу. Благо сегодня у многих более расслабленный день, тот самый, в котором не происходило ни убийств богов чисто для развлечения или из ну очень обоснованной мести, ни нападений разбойников на смертных (кто-то задумывается об этом?), ни глупых ссор по пустякам у каких-то там народов. Наслаждайся моментом! Вот и Хейм наслаждался по-своему: не пил до состояния нестояния, не устраивал от недержания гнева драки, только поглядывал на красивых скромных дам в уголочках. Шутка, в этом забытом Одином месте только бабки и мужеподобные дамы, а лучиком женственности оставался пришедший Локи, который сидел между потным спящим Тором и может быть смелой Труд. Правда её смелость улетучивается, стоит рыжей напасти протянуть ей руку на танец. Тот даже улыбается счастливо — момента особого ждал. Хеймдалль недовольно морщиться, будто выпил кружку отвратительнейшего вина в Асгарде. В горле ещё символично присохло, так что пришлось выйти за двери злополучного заведения. Спасибо, что хоть отыскать бочку воды было нетрудно — аккурат стоит слева от двери специально для перебравших гостей. Рядом находится пустая, намеренно для окончательно выпивших. Стоит поднести ко рту сосуд с желанной жидкостью, как за дверью слышаться громкое топанье и рычащий голос, слишком узнаваемый для Хеймдалля. Золотозубый неосторожно отходит назад, чтоб дверью не задавило, от чего подает, честное слово, с невидимых ступенек; по инерции, нет, будем более древними, по закону судьбы, водичка из кувшина выплескивается прямо на его одежду. Дверь и вправду открывается, чуть не слетев с петель, и Тор, находившийся под градусом, вывалил в ту самую бочку с водой весь алкоголь. Страж Асов повернулся в сторону заведения, дабы не видеть все прелести благородной божественной жизни. Как на зло, прямо перед ним, чуть ли не в центре, Локи практически касался губ дочери блюющего и воняющего совсем рядом алкаша. Нехотя представляется момент на месте Локи, когда тот целует воняющею абсолютно так же, как и папаша, девку, и плохо становится уже Носителю Гьяллархорна. Впрочем, что он ожидал, видя перед собой всю эту компашку марионеток Всеотца, так ещё и «будущая валькирия» нередко бросала на йотуна взгляды? Хеймдалль фыркает от нахлынувших мыслей. Теперь внимание было обращено на пропитанную грязью спину и облитую водой грудь. Двойное, мать его, попадание. И если вода впиталась примерно от шеи к животу, то грязь ощущалась в полной мере: вязкое и хлюпающее смешение той же воды, пыли и не дай Бог чей-то блевотины из этого бара прилипло к спине и ногам, вдобавок темно-бурое нечто издавало ужасный запах. То был не дух почвы или мелкой пыли, а настоящий смрад, про состав которой говорить будет оскорблением божеств. Одним словом — фу. Гневное настроение дополнил подошедший Локи, забеспокоившийся за состояние жирдяя. Он изредка посматривал на пострадавшего от невидимых ступенек. При чем с такой украдкой и робостью, как бы боясь не то ответного взгляда, не то сказанного поперёк едкого словца. Второго он испугался не зря. — Могли бы удерживать своего старикана, идиоты. Локи на удивление виновато опустил глаза. Ещё удивительнее был его ответ: — Прости, — и протянул руку. Чего? — Прости? — Хеймдаллю показался подозрительным этот жест, но руку он почему-то протянул. Однако как было замечено, его ладонь также оказалась в буром смраде. Локи ничего не засмущался, взяв грязные руки Аса в собственные белые. По ощущениям они стали ещё более мозолистыми, чем в первую встречу. А может в грязи находились ещё и какие-то мелкие камни и сгустки твердой грязи. Погрязшему в смраде показалось, что очень хотелось сходить в купальню не для собственной чистоты, а чтобы наконец полностью ощутить кожу Атрея. Но, во-первых, наверняка это бред опьянённого за вечер сознания, во-вторых, с чего это должно волновать его? — Если ты отведешь меня в мою комнату и дашь помыться, может, прощу. Неожиданное предложение смущает обоих, но стыдится больше всех рыжий, отвернувшись от упавшего, чтобы тот не видел его красноты. Чего это он себе представил в своей безмозглой голове?

***

— У тебя рука ранена, — проговаривает Атрей, разглаживая ярко-красную полоску на уже чистой ладони. Хеймдалль давно успел помыться и переодеться, но малец не торопился сваливать. — До свадьбы заживет, — говоривший усмехается, за ним негромко смеётся Атрей, но разглаживать рану продолжает. — Порез глубокий, подобно ножом рассёк, — он низко наклоняется, всматриваясь глубже, и его макушка полностью теперь видна Хеймдаллю. Если всмотреться ещё ниже, можно увидеть чуть потемневшие от солнца кончики волос. — Думаю, это был обычный острый камень, В Асгарде их много, сам знаешь, — стражу Асгарда сложно удается выдавить хотя бы что-то в положении, когда сидящий перед тобой на кровати втыкает свои пахнущие жаром волосы. Руки у него и вправду в мозолях. — А у тебя гладкие руки, — внезапно выпаливает Атрей, несколько запнувшись после «тебя». Было ли это чтение мыслей? Интуиция? Комплимент? Или Бог Предвидения просто говорит вслух? — Я понял это ещё там, на горе. Для пущей неловкости ситуации притянул к себе вторую, вымытую начисто. Локи начал поглаживать обе ладони Бога. И поднимает голову, утыкаясь носом в нос. Хеймдаллю надо немедленно отчеканить что-то, что напрочь изменит все положение. Что-то оскорбительное, неприятное, что заставило бы парня напротив отпрянуть от чужого лица. — А у тебя в мозолях, — слова еле слышно вырываются. Боги, их невозможно контролировать. Как и собственные пальцы, которые начали поглаживать чужую кожицу на только заживших и новых царапинах. — Правда? — малец недоумевал, повторяя движения пальцев другого. По итогу их пальчиковая битва образовала небрежный замок, — Я никогда не думал об этом… — Почему его губы так близки к губам недруга? — И мне никогда никто не говорил. Честно говоря, хранитель Гьяллархорна тоже не замечал в себе каких-либо характеристик. Слишком он был занят выполнениями заданий от Одина, а следить-то он следил только за своей прической. А сейчас, расплетя косички ещё в купальне, его длинные передние локоны немного выходили за ухо, но ему это ничуть не мешало по-особенному вглядываться в радужку гостя. А нахальному мальчишке мешало, и не то чтобы он сказал это прямо, наоборот, он медленно тронулся волос и, открывая вид на все лицо аса, двинул их за ухо, сознательно щекоча старшего от виска до мочки уха. Одну из рук, скреплённую в замок, он поставил для опоры за собой и храбро двинулся навстречу застывшему юноше перед собой. Чего ещё не замечал блондин, так это собственных потресканных губ. Зато у Локи они были мягкие, гладкие, совсем не похожи на ладони. А шея! Шея у него была загорелой, на вид сморщенной, но при касании гладких ладоней и потресканных уст маленькие цыпки пробегали по ней, и та поневоле вздрагивала. Потом, возвращаясь ко рту, Хеймдалль делал для себя новое открытие в виде горящих щек и острых клыков среди ряда неровных зубов. Касания гладких и шершавых ладоней дополнялись соприкосновениями губ. Дыхание не было ровным ни у одного из двоих, в особенности при поцелуях и по-настоящему откровенных касаний. Фиолетовые глаза не отходили от постоянно отвлекающихся на что-то радужек глаз, голубых, как глубокий озерный лед. Пальцы обоих путешествовали от волос до бёдер партнера, часто надавливая. Один невзначай приподнимал край ткани другого, но дальше не продолжал, хотя соблазн был велик. Завершал первый, начинал другой, копируя несколько прошлых, но добавляя совсем новых. При чем Вестник Рагнарёка не скупался на откровения, любвеобильно покрывая шейку авторскими отметинами и чаще пытаясь задевать прикрытые тканью бусинки сосков. В ответ рыжий дразнил его, когда, опускаясь пальцами до бёдер, скручивал ткань штанов. Реже он осмеливался запускать руки между чужих ног, туда, где становилось щекотно. И, поверьте, они дошли бы до конца, прямо тут, в комнате Потомка Асов, но завершилось все это действо, как и началось — Хеймдалль услышал громкое топанье и рычащий голос. С быстротой Гермеса Светлейший из Асов оттолкнулся резко и сел, как ни в чем не бывало. Лежащий на спине гость повторял его действия, попутно поправляя взъерошенные волосы. Хотя, признаться, следы на шее Локи пьяному Тору о чем-то говорили, но его пьяные комментарии никто и слушать не стал. Нескоро их отношения смог раскрыть хотя бы один человек. Были намёки, в частности когда Атрей звал Хейма на «дружеский» танец. Для пущей остроты тот во время приглашения отбрасывал книгу чуть ли не через весь стол и, а, танцуя, случайным образом щипал за кожу талии и поднимал руку до груди и касался тоже абсолютно случайно рёбер. Благо, наконец, он и без представлений уже знал ощущения при касании вышеперечисленных частей тела.