Пустота

      Я тебя люблю.       В голове набатом стучат слова, отдавая прямо по вискам пульсирующей болью и разливаясь по венам, чтобы достигнуть каждой клеточки тела, заставляя содрогаться в едином ритме. Фантомная, ощутимая лишь ему одному, судорога проходится по каждой конечности, не оставляя его ни через минуту, ни через час, ни через день. Она теперь стала его вечным спутником, точно заменяя прежнего, хотя его нельзя было заменять ни при каких обстоятельствах.       Я тебя люблю.       Темные зеленые глаза, покрытые переленой слез, отчаянно пытаются отыскать ответ на простой вопрос «почему» в самых синих глазах, что только могут быть на свете, смотрящих на него с такой смиренностью и вселенской грустью, которой просто не должно существовать. С печалью, что всегда жила в глубине синих омутов, а сейчас разом выплеснулась на поверхность, выливаясь в блестящие под светом ламп соленые дорожки на щеках.       А светловолосый моргает до бликов перед глазами в попытке избавиться от этих чертовых капель жидкости, что так и текут из-под ресниц, просто чтобы увидеть расплывающуюся фигуру четко и ясно.       Я тебя люблю.       Руки дрожат и слабеют с каждой секундой все больше с того самого момента как ангел оттолкнул его от себя к стене, отдаваясь в лапы черной Бездны. Слабеют настолько, что он даже не может толком приподняться; не может подскочить, оттолкнуть брюнета с пути казалось самой Судьбы, но ведь они столько раз обманывали её, так почему именно сейчас?       До ужаса трясущаяся кисть слабо тянется в сторону бежевого пятна, что за мгновение покрывается темной массой и схлопывается, не оставляя за собой ни следа. Но пальцы ловят лишь пустоту, и рука безвольно падает, с глухим стуком ударяясь о пол.       Я тебя люблю.       Плечо горит в том месте, где блестел свежий кровавый след ладони, как горело много лет назад, когда он только выбрался из Ада; когда его ангел вернул его из темного пекла, крепко хватая за плечо, за душу, и, кажется, не отпуская с этого самого момента. Напротив — забираясь глубже, в самое сердце, и оставаясь там на всю вечность, что у них была.       Кровавый отпечаток руки на куртке словно несмываемый отныне знак, что останется поверх шрама от ожога, до конца его дней, пусть даже его можно было отмыть — наверняка лишь содрав вместе с кожей, самыми жесткими щетками и губками, что могли найтись.       Я тебя люблю.       Губы по-прежнему шевелятся в беззвучном и невысказанном ответе, что так и не успел прозвучать, хотя должен был, просто обязан был оказаться произнесенным вслух, так чтобы ангел услышал его и знал, но он не услышал и не узнал. Никогда не узнает.       Я тебя люблю.       Из горла вырывается крик раненного животного, проносясь по пустующим коридорам бункера, где еще несколько минут назад бежали они с брюнетом. Глотку нещадно режет, но светловолосый продолжает истошно кричать, срывая голос до осипшего хрипа и лишь после этого замирая без звука.       Я тебя люблю.       Телефон в который раз вибрирует, оповещая звонкой мелодией, слишком громкой, слишком радостной, слишком неподходящей, о поступающем звонке, и охотник еле сдерживается, чтобы не запустить устройство куда-подальше. Он не мог сейчас говорить, только не в это самое мгновение, не в эту минуту. Хотелось не произнести больше ни слова.       Я тебя люблю.       А в груди разливается пустота, как Пустота разливалась темной массой по стенам и полу, по телу ангела, поглощая его. И перед глазами темнеет на мгновение, когда осознание наконец ударяет, словно обухом по голове, как потемнела фигура брюнета, прежде чем исчезнуть, точно его и не было вовсе.       И мужчина тяжело выдыхает, пустым взглядом смотря в стену напротив.       Я люблю тебя в ответ, ангел.