Дай волю мебели

Зубы стиснули фильтр сигареты, откусывая его неравную половину. Драко выплюнул её с такой силой, что та, ударившись о пол, улетела под кровать. — Оденься. Буквы выпорхнули из его рта с дымовым облаком. То заполнило комнатушку. Она уже привыкла, что её хозяин в табачном рабстве и не стала бы роптать на засмоленные стены, даже если бы могла. Голый торс и постельное бельё уподобилось пепельнице: на них оседали тлеющие табачные крошки. Драко не затруднил себя тем, чтобы разогнуть локоть и стрясти их на пол. Теперь они контрастировали на белых липких пятнах, растёкшихся по его животу. — Это всё, — женский голос был спокойным. Совсем не выдавал того, что несколькими минутами ранее простанывал хриплые «ещё» и «сожми сильнее». — Что, — должно было прозвучать как вопрос, но вышло ровно и сухо. — Это конец. Я больше не приду, — Драко бросил на неё взгляд и вернулся к ковырянию «льдинками» наглухо забаррикадированного досками окна. Он мельком успел рассмотреть знакомую картину: она лежит на спине. Веки едва прикрывают карие. Чёрный гольф, вторящий цветом его расстёгнутым брюкам, облегал грудь, подчёркивая его её любимые подробности тела. Руки закинуты за голову. Ниже пупка ничем не прикрытое тело бледнее ракушек. Только серые «американки» безвольно обвивают бедро, так и не успев быть снятыми полностью. Жертвы нетерпения. — Как хочешь, — Драко встал с кровати с мерзким скрипом пружин. Пробираясь к окну, он отточенным движением пнул стул. Тот долго раскачивался на своих четырёх, добавляя царапин полу, и застыл. Драко вплотную подошёл к шторе из досок. Заглянул в единственную крохотную щёлку. Темно. Комендантское время длилось уже часов семь. После девяти и так немноголюдный днём Лондон замирал совсем. Одинокие тёмные фигуры дежурных магов казались чем-то инородным под рассеянным светом луны. И маглы, и волшебники ютились в своих домах в надежде на тихую ночь. Каждую ночь. В надежде, что «бомбарда» попадёт не в их дом. Каждую минуту. С начала третьей магло-магической войны. Драко прошёл к стулу и небрежно на него повалился. Вибрация проползла от пола к потолку. Тусклая лампочка теперь раскачивалась. Она играла с тенью наперегонки — то обдавала светом выцветшие обои, то, лишая своего внимания, окрашивала их в грязно-серый. Драко сделал затяжку. — Они окружили Лондон. Сдали бы его уже, и всё. Для них число жертв — всего цифра. — Гермиона молчала, всё так же дырявя потолок глазами. — О твоих министерских говорю. Драко до сих пор не принимал тот факт, что магическому миру пришлось нарушить статут о секретности и объединиться с маглами. Какое унижение. Будто бы магловское оружие способно навредить дементорам или великанам. Или его отцу. — Я думал, всё кончится, когда Поттер его убил. — Мы остановились, — похоже, Гермиона совсем его не слушала, — мы не растём в этой близости. Ты и сам это знаешь. — Впервые проблемы мира отошли для неё на второй план. — Хватит друг друга спасать. Её кисти отекли. В этот раз перестарался. Они были неподвижны. Настолько туго привязаны к кровати, что налились кровью. — Между нами всё случайно, — казалось, комната застыла. На секунду Драко подумал, что кто-то наложил на них замедляющие чары. Двигались только её губы и завитки дыма. — Мы оба понимали, что это кончится. Рано или поздно. Не знаю, рано сейчас или поздно, — Гермиона двинула подбородком, — всё просто заканчивается. Драко осмотрелся в поисках волшебной палочки. Та закатилась под кровать. Он потянулся за ней и через секунду взмахом развязал Гермионины руки, отправляя палочку в новое путешествие. Она будто и не заметила, что её освободили. Так и продолжила лежать. — Ты устала, да. — Гермиона не моргала. Моргала лампочка, оживляя её пластиковое лицо. — Сладкая, — оцепенение спало. Она посмотрела на Драко. Он вспомнил, как впервые её так назвал. За два дня до войны. С тех пор «Гермионой» она была только во вне их «особое» времяпрепровождение. — Встань на колени. — Ты действительно этого хочешь или делаешь по привычке? Я же сказала. Это всё. — Тогда скажи стоп-слово. Гермиона вглядывалась в него. Сжимала и разжимала челюсть. В их правилах стоп-слово останавливает не только в моменте. Его произношение будет значить, что всё закончилось совсем. Вначале это добавляло остроты. Сейчас — грозило горькими последствиями. Он молча указал на место у своих ног и снова посмотрел ей в глаза. Покидая кровать, бельё наконец соскользнуло с бедра и упало на лодыжку. Гермиона переступила через него и двинулась к Драко. Он подавил желание подорваться и облизать её рот. Облизать её шею и порозовевшие щёки. Драко остановил её взмахом руки, когда та начала опускаться. — Нет. Спиной ко мне. Гермиона нахмурилась, но тут же выполнила указание. Голые коленки коснулись шершавого пола. Теперь она смотрела в стену, а он — на спутавшиеся её волосы. — Ну и кто будет приносить мне сигареты? — он взял кудряшки в руки. — Тинки таскает только еду. Сигарет у неё не выпросишь, — пропустил их между пальцами. Разгладил локоны от лба, создавая подобие хвоста. Гермиона расслабила шею. Как кукла, поддавалась каждому его движению. — Придётся бросить. Он прыснул, удерживая сигарету зубами. — С чувством юмора у тебя плохо, Сладкая. — Будешь экономить. — Даже. Гермиона уселась между голеней и теперь поглаживала колени. Гольф приподнялся, оголяя поясницу и мягкие округлые бёдра, обрамлённые белой паутинкой. Драко любил этот вид. На руках остался рельеф от тугой верёвки. Через пару часов в этом месте будут синяки. И она их, как и всегда, уберёт. Он хотел сам лечить их при новой встрече. Такая удача выпадала только когда Гермионе не нужно было с утра на работу. — Я скорее выйду из этого сарая в магазин. — Да. И сразу будешь взят нашими. — Зато как порадую Кингсли. Представляешь. Сыночка предводителей восстания возьмут. Хоть одна хорошая новость за три с лишним месяца. Как ни приглаживай, частые петушки непослушно вылезали. Драко то накручивал волосы на ладонь, то распускал их. Вздох. Гермиона резко подалась вперёд. Жуткий раскатистый вой прогремел в каждой клеточке тела. Сирена. — Я пойду. — Сядь. Драко потянул волосы на себя. Гермиона под напором закинула голову так сильно, что теперь смотрела в его глаза. — Сегодня не твоя смена, — он говорил нарочито спокойно, — оставайся на месте. Её ноздри раздувались. Глаза наполнились злостью и тревогой. Грудь часто вздымалась. Драко ослабил хватку и потянул волосы вверх. Теперь перед ним был её зад. Захотелось укусить. Но не сейчас. — Повернись ко мне. Босые ноги медленно развернулись на сто восемьдесят. Драко не привык смотреть на неё снизу вверх. Он соединил колени и похлопал по ним, показывая, куда садиться. Гермиона послушно перекинула ногу и уселась поверх брюк, делая их влажными. Ещё не высохла. Теперь их взгляды почти наравне. Куда лучше. Дотлевающая сигарета мастерила между ними полупрозрачный барьер из дыма. Драко сделал последнюю затяжку и, даже не посмотрев на бычок, раздавил его. Пятку больно обожгло. Гермиона провела пальцами под его глазами. Он заморгал. — У тебя тут синяки. — Говорят, туда луна целует по ночам. — Я бы ей не позволила, — Гермиона легонько прикоснулась губами к серому полумесяцу. Это было неожиданно приятное ощущение. — Хочется тебя. — Драко костяшками погладил её веснушки. — Опять. Звук сирены отдалялся. Мерное дыхание Гермионы заполняло комнату. Драко закинул голову, рассматривая её лицо. На нём медленно разливалась покорность. — Нравится, когда говорю это, да. — Да. — Будешь вспоминать то, как я тебе это говорю. — Да, — сегодня она говорила по-особенному… честно? — Будешь вспоминать, как я трахаю тебя, — он полуспрашивал, полуутверждал. — Да. Драко кичился своим навыком заводить её с полуслова. Гермиона, сама не замечая, заёрзала по его ногам. Это движение отдалось импульсом в паху. — Вспоминать, как связываю тебя. Гермиона прикрыла глаза и повторила «да» одними губами. Драко коснулся края кофты, задевая пальцами рёбра. Она импульсивно втянула мышцы живота. Он степенно подворачивал её, оголяя новые кусочки тела. С каждым проворачиванием ткани она раскачивалась сильнее. Тёрлась о него, глотая слюну. Её дыхание остужало вспотевший лоб Драко. Оно зашевелило упавшие на лицо волосы, и те теперь щекотали кожу. Последний подворот, и прикрытыми остались только руки, шея да плечи. Теперь можно рассмотреть её грудь. Сегодня он её ещё не видел. Брюки начинали жать. — Будешь трогать себя и вспоминать, как это делал я. Гермиона не ответила, а только сделала особенно долгий выдох. Драко поцеловал любимую родинку между грудей. Как часто он сюда кончал. Картинки вспышками засверкали в памяти: она лежит на полу и размазывает результат его удовольствия по груди. Захотелось повторить. — Будешь крутить его в пальцах, представляя мой язык. Драко ухватился зубами за маленькое колечко, продетое через её сосок. Он попросил её это сделать. Теперь оно смотрелось так, будто всегда было тут. Как обручальное. Такое он ей никогда бы не подарил. Сейчас про себя он назвал его Соломоновым и сам себе невесело улыбнулся. — Будешь представлять моё лицо, когда тебя будет иметь другой. Гермиона шмыгнула носом. — Ты плачешь, — Драко не поднял головы, продолжая облизывать грудь. Покусывать. Просовывать язык через металл. Выводить им мокрые узоры. — Да, — до чего спокойно прозвучало это «да», — я не хочу тебя отпускать. — Я не хочу слышать, как ты плачешь. — Это было не сочувствие. Скорее приказ. Драко почти видел, как та глотнула накатывающую истерику. — Ты сама сказала. Рано или поздно это должно было кончиться. Всё проходит. Руки скитались по её бёдрам. Дразнили, не давая желаемого. Гермиона подалась навстречу его движениям. Теперь она тёрлась так сильно, что влага насквозь промочила ткань. — Это тоже пройдёт, — закончил Драко. Было неясно, он о её печали или о том, что было между ними. Он сжалился и коснулся скользкой кожи. С губ сорвался тихий стон. Свой он, как всегда, сдержал. — Какая же ты сладкая. Пальцы скользнули дальше. Баловали. Выполнили желаемое. Это окупилось таким её вздохом, от которого стыдно сократились мышцы живота. — Нравится, когда вхожу в тебя, да, — Гермиона сжала его плечи, бёдрами продвигая пальцы глубже. Тёрлась нежной кожей о гладкую ладонь. Отвела зад и снова проскользила по «безымянному» и «среднему». Внутри было тепло. Мокро. И тепло. Казалось, это тепло разлилось до предплечья. — Нравится, — он вязко замедлил движение, — когда мои пальцы, — почти остановился, — в тебе, — шёпотом на ухо. Гермиона совсем непристойно застонала. Ему хотелось таких стонов ещё. И ещё. И ещё. Чувствовать, что это он заставляет её так стонать. — По… — она неритмично толкала его пальцы в себя. Поторапливала. Принуждала ускориться, — …жалуйста. Ладонь стала совсем мокрой. Драко завидовал своей же руке. Хотелось смотреть сразу на всё. На мученически напряжённое лицо. На острые ключицы. На покачивающуюся грудь. На то, как красиво смотрится его рука между её ног. Драко подхватил её ягодицу, усиливая амплитуду движений. Мышцы сжимали его пальцы сильнее. Стоны становились развязнее, проникая в его сознание. Он старался запомнить каждый звук. — Я кончаю. — Кончай. — Кончаю. — Кончай, — Драко прижал Гермиону к себе, хаотично вбиваясь пальцами в самое мокрое место в этой комнате. А может, во всём мире. Гермиона впилась зубами в шею. Вжалась в его тело так сильно, что он мог почувствовать не только холодный кусочек металла на груди, но и её сердцебиение. Она застыла. Выстонала удовольствие в его кожу, будто боялась, что её могут услышать. Драко медленно поглаживал её, пытался заполнить влагой линии на ладони. Словно те были каньонами, по которым когда-то бежали реки. Он прикрыл глаза, пытаясь запомнить момент. Впитать его. Не картинку. Ощущение. Хриплый вздох у уха стал последней каплей. Комната поплыла. Он втиснулся в неё до того сильно, что повалил на пол. Стул аккомпанементом с грохотом обидел потёртые доски. Драко по инерции придержал Гермиону, чтобы та не ударилась. Шея саднила от острых зубов. Он поблагодарил сам себя, что не застегнул брюки. Сейчас. Войти в неё сейчас. — Блядь. Она никогда не была такой мокрой. Он согласен разрывать с ней каждый день, чтобы она была такой как сегодня. И дело не только в том, как сильно она течёт. — Блядь, — хотелось ещё глубже. Жёстче. Грязнее. Гермиона обвила его ногами, насаживаясь до упора. Их движения были неуклюжими. Некрасивыми. Резкими. Старые доски скрипели, вторя сейчас таким далёким звукам горланящей сирены. — Как мне нравится трахать тебя, — она только густо всхлипывала в ответ, — какая же ты сладкая. Драко впечатал её спину в стену. Руки похотливо хватали зад. Поднимали и опускали. Вверх-вниз. Вверх-вниз. С тотальной отдачей. С нервной яростью. Осознание причины этой ярости заставило его остановиться. Драко взял её за горло. Он чувствовал, как под кожей пульсирует кровь. Отодвинул Гермиону от себя. Прислонил затылок к стене. Её глаза теперь совсем чёрные. — А что потом? Не нужно было объяснять, о чём речь. Они не привыкли выговаривать накопившееся. Они его вытрахивали. — Потом ничего, — пальцы сами тянулись ей в рот. — Даже не писать? — Драко по-хозяйски прошёлся пальцем по зубам. Хотелось заткнуть всё в ней. Заполнить её собой. Гермиона кивнула, облизывая, посасывая указательный. Тот сменился большим. Он нагло мял её щёку изнутри. Повернул голову так, что её лицо теперь слилось с обоями. — Шире. Гермиона послушно опустила челюсть. — Знаешь, что ты будешь делать потом, — он теперь имел её медленно. Будто продумывал каждое движение. Растягивал удовольствие. И её. — Будешь облизывать свои пальцы и представлять мой член, поняла, Сладкая, — она снова закрыла глаза. Непонятно, от удовольствия или от страха заплакать. — Ты поняла? — Та снова кивнула. — Будешь ласкать себя и думать обо мне, — он ускорялся, — думать, как тебе было хорошо, когда это делал я. Комната заполнилась стыдными мокрыми звуками. Шлепки тела об тело «щёлкали» слух, усиливая возбуждение. Гермиона попыталась сглотнуть стекающую по губам слюну. Та капала с подбородка на раскрасневшуюся от поцелуев грудь. — Думать, что хочешь повторить. Только со мной хочешь повторить, — будь у него соседи, они бы их возненавидели, — вспоминать, как кончаю в тебя, Сладкая. Как хочешь меня. Только меня, — или стали бы завидовать. Она стиснула зубами его палец, нескладно двигая бёдрами. Сдерживаться невмоготу. Он обхватил её лицо. — Ты моя, слышишь. — Твоя. — Ты — моя. Драко жадно облизал припухшие губы. Любой другой сказал бы, что они не имеют вкуса, но у него сводило челюсть от поцелуев с ней. Так бывает, когда ешь переспевшую клубнику. Она задыхалась и хватала ртом воздух. Теперь всё. Драко прижался к Гермионе всем телом и вбивал в неё скопившееся возбуждение. Он простонал. Впервые. Не сдерживаясь. Повторяя её любимое слово вслух десятки раз. Тысячи. Казалось, момент растянулся на часы. Сухая кожа под губами была солёной и пахла табаком. Похоже, не только стены впитали его дым. Прозвучали три коротких сигнала. Тревога кончилась. Они тоже. «Истёкшие». Гермиона не без труда вылезла из его объятий. Он упёрся в стену лбом. За спиной раздавались тихие шаги и шуршание. Он обернулся через плечо. Гермиона надела пальто и теперь обувалась. В руках комок из не надетых вещей. Через щель между досок в комнату протиснулся лучик реальности. Уже рассвет. Она разогнулась и посмотрела на Драко. Тот ухмыльнулся. — Тебе до жути не идёт этот цвет, — он кивнул на её прикид в стиле «total black». — А тебе эта поза. — Даже. — Даже. Они оба засмеялись, не размыкая губ. Драко развернулся и распрямил затёкшие ноги. Улыбка медленно растворялась. Как и ночь. Как и их затянувшееся «случайно». — Подойди, Гермиона. Приказывающий тон исчез. Он говорил с ней как со старой знакомой. Она в пару шагов пересекла комнату. — Хоть бы носки надела, — Драко рассматривал тонкие лодыжки, так контрастирующие с грубыми туфлями. Непонятный порыв охватил его. Он обнял её ноги и по очереди поцеловал шершавые коленки. Драко никогда не целовал её колени. Гермиона пошатнулась. — Ты сам не свой. — Я сам не твой, — врать себе у него всегда выходило на отлично. — Назови меня в последний раз, — он нежился лицом о кожу, царапая её щетиной. — Сладкая, — прошептал он. Как же вкусно было произносить это. Всегда. Но сегодня особенно. Драко ещё несколько секунд не отпускал её ног, а затем так же резко, как и схватился за них, оторвал руки. Ему не хотелось поднимать глаз. Слишком уж неправильно было бы смотреть на неё с этого ракурса. Он видел только как туфли на босую ногу шаркают к двери. Гермиона остановилась. Он знал, что она должна теперь сказать. Такое у них правило. Но она молчала. Похоже, собиралась духом. — Сделай мне подарок на день рождения. Сейчас. Наперёд, — Драко сам не верил, что говорит это. Нет. Не просто говорит. Просит. — Не выходи. Тишина давила. Раздавливала. Он услышал, как она вдыхает, чтобы это произнести. Этот звук пугал сильнее сирены. — Выхожу. Май оказался краем. Как ни посмотри — решение правильное. Как ни почувствуй — всё неверно. В замочной скважине раздался щелчок. Скрип двери. Хлопок. Драко наконец поднял глаза и осмотрелся. Кровать. Забитое окно. Уставший стул. Боковым зрением он уловил лишний предмет. На полу лежал лоскуток кружева. Он поднёс ладони к лицу. Они всё ещё влажные от неё. Драко провёл ими от лба до подбородка, словно умываясь. Ему захотелось, чтобы эта влага навсегда осталась на его щеках. И он поклялся: проточная вода больше не коснётся его кожи. Стук в дверь. Вернулась? Драко поднял голову и вынырнул из мутной полужидкости-полугаза. На секунду в нём вспыхнула наивная надежда. Он держался за борта омута и тяжело дышал. Драко смотрел на исчезающую сцену далёкого прошлого. Он в компании растворяющегося счастья, заключённого в четыре. Стены и месяца. Его глаз ещё не коснулись морщинки. Сейчас он снова в своём кабинете, обставленном антиквариатом. — Милый, Тинки зовёт к столу. Ты скоро? — Астория никогда не входила к нему без разрешения. Ему нравилось, что она не нарушала его личных границ. — Сейчас выйду. Драко двигался на автомате. В голове ещё блуждали обрывки фраз. Он невольно ответил на воссозданную памятью реплику: — Случайно навсегда. Драко вернул серый кусочек ткани, сжимаемый ладонью, в сейф. Запер на ключ. Двинулся к выходу навстречу реальности. Ничего не пройдёт.