Инвалидное кресло

А он опять виновато опускает взгляд, начиная в который раз разглядывать шнурки кед. Будет теребить пальцы, мучить край своей футболки, но не посмеет посмотреть тебе в глаза, хотя ни в чем не виноват, верно? Глупый. За что он стыдится? Он ведь ничего не сделал такого, что могло бы вызвать подобное поведение. Погода стоит откровенно отвратная. Как раз под стать настроению. Холодный ветер пронизывает насквозь, небо беспросветно затянуто серовато-тошнотворными тучами, блеклость красок мира сего действуют явно не ободряюще. Ты начинаешь шариться по карманам в поисках сигарет, не в силах выдерживать затянувшегося молчания, а он, боязливо глянув на тебя, болезненно кривится. Он не одобряет курения, но понимает, что ты не бросишь и поэтому помалкивает. И, быть может, правильно делает. Щелкаешь зажигалкой несколько раз и наконец делаешь первую затяжку. Он по-прежнему ничего не говорит. Тишину нарушает только шорох ветра среди потускневшей листвы будто унылых деревьев. — Пойдем отсюда, — наконец говоришь ты, признавая победу этого давления "царства грусти", обходишь его, в этот момент он убирает стопор, и ты начинаешь толкать инвалидное кресло. Он не знает куда деть руки и в итоге просто укладывает их на колени, вздыхая. Видно, что он ещё не ко всему привык. Ты горько усмехаешься и направляешься к дому этого придурка, намереваясь помочь ему со всеми мелкими ступеньками и порожками. *** — Так и будем играть в молчанку? — Ты толкаешь коляску, намереваясь хоть как-нибудь разговорить этого наследника престола неудачников. Ответа не следует, и игра должна продолжиться. Но тебя это, естественно, не устраивает. Ты делаешь последнюю затяжку и выкидываешь бычок. — Тав, почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Приём? — Зефир. — На твое счастье по дороге есть минимаркет. Поищем там твой зефир. — Наконец он кротко улыбается. Молодец, что ещё можно сказать? Прогресс на лицо. Одно слово он из себя уже выдавил. Хорошо, что только одного хватает, чтобы ты понял, чего твой дружище желает. Уже невдалеке виднеется вывеска минимаркета. Ты ускоряешь шаг. И, успешно преодолев порожек, вы оба отправляетесь в увлекательнейшее путешествие по краю газировки, чипсов, ветчины и всякой всячины, что здесь ещё продают. Ты начинаешь всячески коверкать названия продуктов и придумывать нелепые рифмы, а он посмеивается. Зефир, слава высшим силам, не в дефиците. Хватая сразу несколько пачек и по пути на кассу подцепляя бутылку газировки термоядерного цвета, вы дружно подсчитываете деньги, что ты выгребаешь из карманов. Расплатившись, покидаете минимаркет. Таврос аккуратно открывает пачку зефира. Ты любезно предоставляешь свою зажигалку и вкладываешь её в тонкие пальцы своего лучшего друга. — Хоть какая-то замена костру или камину, — пожимая плечами, делишься ты своим доводом. — Отсутствие их не является поводом для отказа от хрустящей карамельной корочки, я считаю. Он, тихо смеясь, щелкает зажигалкой и аккуратно держит одну особо крупную зефирину над огоньком. *** Первая пачка зефира закончилась уже по дороге к дому Тавроса. Вторую вы сейчас опустошаете, сидя перед телевизором в светлой гостиной. Только свет не теплый, а просто блеклый свет. Будто краски просто выцвели. Вокруг вас пыль и скука. Даже на экране телевизора мелькают лишь скучные новостные каналы. — У вас совершенно и абсолютно непреодолимые ступеньки крыльца, — внезапно заявляешь ты. Действительно, пришлось поднапрячься, чтобы попасть в дом. Тав только кидает что-то короткое и тихое тебе в ответ, запихивая зефир за щеку. — Может, в приставку? — спрашивает он, толком не пережевав. — Можно. — Ты пожимаешь плечами. А почему нет? Играть-то Тав должен не хуже, чем прежде. Он пытается выехать к телевизору, но получается плохо, и он пару раз ударяет журнальный столик. Если так пойдет дальше, то и вовсе снесет. Ты останавливаешь его и сам идешь к телевизору, включаешь приставку. Прерывается совсем не обнадеживающий прогноз погоды. Кинув Тавросу джойстик, запускаешь игру и вскоре садишься на диван. А он просто смотрит в пол. — Друг? — Все в порядке, Гамзи, все хорошо, — говорит он и, как можно быстрее разобравшись с настройками, начинает игру. Ты следуешь его примеру. А играет он всё-таки хуже. — Ну-ка, друг, — ты ставишь игру на паузу и, сохраняя завидное спокойствие, хотя сердце кровью обливается, обращаешься к Тавросу, который явно растерян и подавлен, — рассказывай, что не так. — Просто непривычно. Ужасно непривычно ощущать себя таким беспомощным, слабым. Я прикован к креслу, передвигаться без него не могу, хотя и с ним не особо хорошо управляюсь. Я прирос к нему. Оно не отпустит меня до конца моих гребанных дней! — Таврос срывается. Его можно понять. Его сложно не понять. Он шмыгает носом и молчит. Пальцы его чуть-чуть дрожат. Ты поднимаешься с места и подходишь к нему, а он лишь вздрагивает. Несколько резковатым движением ты берешь его на руки. — Что ты творишь?! А что ты творишь? Ты относишь его на кухню, сажаешь на стул, достаешь телефон из кармана джинсов, включаешь самую что ни на есть расслабленную мелодию из имеющихся и пытаешься наскоро заварить чай. Зная чуть ли не каждый уголок на кухне, достаешь печенье и шоколад. Приволакиваешь из гостиной термоядерную газировку. Заварочный пакетик отправляется в кипяток искать дно чайника. Суешь Тавросу в руки печенюху и заглядываешь в глаза. — Видишь, друг? Ты, я, чай. Нет чертового кресла. Все просто шикарно, разве не так? Он поднимает на тебя взгляд. Ты телепатически умоляешь его не плакать. — Если надо будет, Тав, я буду таскать тебя на спине. И в аду мы видали это чертово кресло. — Ты улыбаешься. Не будешь говорить, что ад приходит к тебе каждую ночь, в лице кошмаров, где раз за разом Вриска делает очередную ужасную ошибку в своей чертовой жизни, и где Тав расплачивается за неё своими ногами, где ты постепенно превращаешь больницу в свой второй дом и проклинаешь кресло своего друга, из которого ему, увы, не судьба вылезти. Молчание стоит его робкой улыбки.