Любовь небесная, Любовь земная

Заполярный дворец с самого утра более походил на центр вихря или базар в разгар торговли. Такого оживления главная резиденция архонта снежной не видела давно: слуги, словно ошпаренные, носились по бесконечным коридорам, торопясь выполнить волю своих господ; рядовые солдаты и дипломаты Фатуи, наряженные в парадную форму, как на подиум, а не на войну, нервически перешептывались, стараясь скрыться от взглядов начальства, чтобы не быть наказанными за сплетни; сами господа расположились в одной из гостиных дворца, заканчивая приготовления. Непосвященному человеку, случайно попавшему в Заполярный непременно показалось бы, что все вокруг готовятся к чьим-то именинам, светскому рауту или бездна еще знает к чему. Однако в немногочисленном круге лиц все прекрасно понимали, что сегодняшний день мог обернуться как долгожданным триумфом, так и величайшим разочарованием. — Как мы будем праздновать? Если программу еще не утвердили, я бы хотел попросить включить мое выступление в расписание… Юноша был прерван на полуслове грозным взглядом первого предвестника. — Успех нашего предприятия не гарантирован, я ведь говорил тебе уже. Все может быть напрасно и никакого праздника еще даже не предвидится, — Пьеро обычно был не настолько суров, но сегодня он на взводе, а 11-й лишь подливал масла в огонь. — Неужели? — Тарталья поднял брови, явно не веря ни единому слову, что вызвало у первого желание хлопнуть себя по лбу ладонью. — Я думал и продолжаю так полагать, это отвод глаз для народа. Эффектнее ведь сразу показать результат стараний в действии, чем просто сказать о нем. Пьеро сильно зажмурился на пару секунд. Как он еще с ума не сошел? Общение с другими предвестниками — более сложная задача, чем свержение небесного порядка, так ему теперь казалось. Он успокаивал себя тем, что к своей цели они подошли уже неимоверно близко, а остальное — лишь издержки. Только бы все получилось, тогда и он согласен уйти в загул… — Чайльд. Лучше ступай да спроси у Дотторе, как он оценивает шансы на успех, — он посмотрел поверх плеча 11-го, заметив среди расписных стен и позолоченных интерьеров бело-синий силуэт, перед которым стоявшие ближе принялись отвешивать поклоны. — И узнай заодно у госпожи, будем ли мы устраивать праздник. Тарталья сразу же встрепенулся, оглядываясь и заметно веселея. — Отлично, я пойду и передам ее величеству, что господин первый предвестник сомневается в ее талантах и не верит в удачное испытание гн… Пьеро шикнул на него, тот недовольно глянул на первого, но замолчал, поскольку в комнате находились слуги предвестников, также известные как «лишние уши». Аякс повернулся на каблуках сапог будто в танце, взмахнув красной перевязью за спиной, едва не задев Пьеро, и поспешил к месту, где расположились Царица и Дотторе. Царица… когда она вошла в комнату и опустилась в кресло, температура вокруг сразу упала на несколько градусов. Кожа белее снега, одежды синее звезд. На ее неизменно апатичном лице крайне редко можно было увидеть яркую эмоцию. Заметив подошедшего и поклонившегося Тарталью, она удостоила его отблеском улыбки и нежным прищуром серых глаз. — Тебя наконец вернули домой, Яша? — спросила она, крутя на тонком пальце, скрытом под шелковой белой перчаткой, перстень с сапфиром размером во весь сустав. Дотторе, занятый чем-то за столиком и только сейчас заметивший 11-го обернулся на пару секунд и хмыкнул, но не проронил ни слова и вновь вернулся к своему занятию. Если бы они оба не знали Царицу уже давно, то явно не уловили бы иронию в ее голосе. — Вашими бы устами да мёд пить, госпожа! Я сам вернулся. Меня дорогой товарищ первый предвестник желал после последней миссии сослать в Натлан, но я отказался и правильно сделал, поскольку вероятно опоздал бы к сегодняшнему торжеству. — Торжеству? Сегодня еще не торжество, нужно для начала создать повод, — Царица наклонила голову к плечу, прядь пепельных волос с голубым отливом на концах упала ей на ключицу. — Дотторе клянется мне уже который день, что успех гарантирован, но я считаю, нужно надеяться на лучшее и ожидать худшего. — Но ваше величество! — Тарталья и сам не заметил, как его голос подскочил на пару октав. — Разве возможно при ваших талантах и наших проделанных усилиях сомневаться в успехе? Он тут же осекся, собираясь извиниться за свою горячность, но Царица мягко ущипнула его за щеку. — Ты все еще так молод и оптимистичен, душечка. Тебе лишь бы кутить да драться. Последнее делать в Снежной не рекомендую, но, если Дотторе прав и все получится, будет тебе праздник. — Вы слишком добры к нему, госпожа, — неожиданно подал голос доктор. — Ты бы лучше помог мне, а не пудрил мозги своими разговорами. Тарталья страстно хотел съязвить ему, но еще сильнее ему не хотелось портить себе настроение после разговора с Царицей, поэтому молча подошел к Дотторе. До этого ему не было видно за спиной доктора, что на столике лежат все шесть сердец богов. Ученый сунул ему упаковку ваты и спирт, сам молча принимаясь натирать один из гнозисов жидкостью, после чего отдал его богине. Тарталья последовал его примеру, краем глаза наблюдая, как архонтка берет начищенные стекляшки (как она сама же их называла порой) и погружает их себе в грудную клетку прямо сквозь одежду.

***

Заполярный дворец стоял громадной ледяной глыбой в центре города, врезаясь снежинкой на шпиле в зачастую затянутое тучами небо и огромными сваями в вечно промерзшее озеро. Водоем имел правильную круглую форму, замороженная вода была необычно темного цвета, сквозь сапфировую синеву невозможно было рассмотреть дно. Вид открывался эффектный, но у местных часто спрашивали, насколько целесообразно было строить дворец именно на озере, на что те отвечали с интонацией, с какой обычно рассказывают сказки, что дворец стоит здесь испокон веков, отстраивался задолго до правления нынешней крио архонтки, а мутные воды Коцита скрывают нечто жуткое и неведомое простым смертным. Многие думали, что для присмотра за Коцитом обитель крио архонта и была построена прямо над ним. Недалеко от дворца было поле, на котором проходили парады и всяческие народные гуляния. Туда и было решено пойти испытать новоприобретенные артефакты. Использовать сразу семь гнозисов? Невозможно. Казалось раньше. Потому что все они никогда не находились в руках одного единственного божества. Она подумала о предвестниках за ее спиной, притихших и замерших в ожидании. О сердцах богов в груди, которые они по ее прихоти собирали с таким трудом, привнося свою лепту в общее огромное дело. Каждый из них по каким-то причинам все еще с ней, все еще разделяет ее цель, все еще волнуется за успех после таких усилий, все еще… ах, да. Взгляд зацепился за серое каменное здание недалеко от дворца. Частично покрытое льдом и инеем, оно было блеклой кляксой на фоне пейзажа центра города, бельмом на глазу, мешающим видеть мир свободно, а также очередным ножом в несуществующем сердце крио архонтки. Она подумала, наконец, о том, что не все ее предвестники все еще здесь, за ее спиной. Дотторе сказал, что ей следует подумать о каком-то желании, чтобы проверить, послушаются ли эти стекляшки? Что ж, больше всего она бы желала, чтобы Синьора была сейчас с ними. Прошло уже несколько лет, ей все еще не верится. Ей всегда было тяжело смиряться со смертями. Размяв запястье, сжав и разжав кулак, она слегка провела рукой по воздуху, бездумно концентрируя магию на кончиках пальцев. Запоздало вспомнила, что так и не придумала цель колдовства, но успокоила себя тем, что пасс рукой был не боевой, эффект от него не должен быть значительным. Однако воздух вокруг подозрительно сгустился, затрещал почти как снег или кости под ногами, как это бывало всегда при использовании ею более мощной и разрушительной магии. Царица успела лишь мельком взглянуть через плечо на Пьеро, стоявшего ближе остальных и так же ничего не понимающего, после чего ее утянуло в темноту. Это было похоже на телепортацию, но крайне странную: тело неприятно сдавило, в ушах зашумело, а перед глазами стремительно замелькали, будто в калейдоскопе, невнятные образы. Будь неладно это глупое псевдо человеческое тело! Лишь почувствовав твердую землю под ногами, она решилась вновь открыть глаза. Противные ощущения ушли, архонтка с отвращением отряхнула одежду, на самом деле вовсе не запачкавшуюся, принимаясь оглядываться. О, узнать это место не составило труда. Она уже бывала на дне озера Коцит по долгу службы, однако совершенно не понимала, каким образом ее занесло сейчас именно сюда. Это было в самом начале правления, когда она только-только вступала в обязанности и старалась увидеть каждую часть своих владений. Озеро-переход между двумя мирами крайне интересовало ее тогда, но интерес прошел в первое же посещение, стоило новоиспеченной императрице наткнуться на души знакомых ей погибших людей. Она подняла голову. Далеко-далеко вверху виднелась нижняя часть дворца. Просто так туда добраться, долезть невозможно нормальному человеку. У Царицы, к счастью, были свои способы, но ей искренне хотелось понять, почему силой гнозисов ее зашвырнуло сюда, ибо неясно было также, по какому принципу они сработали и можно ли будет их при таком раскладе использовать для основной цели. Решительно зашагав вперед по промерзшей земле, покрытой слоем льда, она начинала злиться на гнозисы, на себя и на проклятый водоем. Тут, внизу, это действительно было озеро: посреди огромной подземной залы из-под наледи вырвалась мутная, темная вода, на глади которой плавали куски льда. Вода была и в других полостях Коцита, место, где находилась Царица, она помнила, было чем-то вроде святилища, места для неупокоенных душ. Подойдя ближе к берегу, Царица остановилась, недоуменно воззрившись на некое белое пятно на груде льдин у самой воды. В полумраке что-то светлое резануло ей по глазам, несколько долгих секунд архонтка разглядывала это нечто, пока в голову не ударило пулей огнестрела осознание. — Розалина? — голос эхом расходится по пустому пространству, отчего звучит слишком громко, и царица сразу же жалеет тысячу раз, что вообще открыла рот, поскольку фигура подняла голову, покрытую тканью и обернулась в сторону Царицы. — Ваше величество! — громко, восторженно, радостно, так привычно. Как будто…как будто она жива. Царица зажмурилась, прогоняя чувство дежавю и надеясь, открыв глаза, не увидеть ее. Но вот она слезает с груды льдин, у нее это выходит изящно и в пышных слоях ткани, и на каблуках. Белое платье, белая фата. Незамужних девушек в Снежной хоронят в свадебном наряде. По мнению Царицы, Розалине очень к лицу. Странно было бы, не понравься ей то, что сейчас предстало перед взором. Ведь она сама выбрала это платье, сама положила в гроб. Тела тогда не осталось, только теперь запоздало пришла уверенность, что ни в фасоне, ни в размере она не ошиблась. Розалина подошла к архонтке, по всем правилам поклонилась. — Наконец-то вы за мной пришли! Здесь тоска невероятная, я вся замучилась. Царице доводилось говорить с умершими, она точно знала: никто из них не осознавал факт своей смерти. И предвестница смотрела на нее сейчас таким радостным и полным надежд взглядом, что она теперь не представляла, как выкрутиться и не навредить Розалине известием об истинной причине ее нахождения здесь. Еще больше ее беспокоила необходимость сообщить, что забрать с собой она ее не может даже при огромном желании. — Давно ли ты тут? — ровно, абсолютно нейтральным тоном спросила богиня, сама не зная, зачем. Синьора задумчиво потерла подбородок через ткань фаты. — Я не уверена, это место странное. Пожалуй, часа полтора. «Ты мертва уже три года», — мелькает в мыслях, но она лишь понимающе кивает, на душе становится так мерзко, ужасно горько и совестно. — Твое место не здесь. Пойдем, я отведу тебя. Легкая улыбка, лишь слегка приподнятые уголки тонких губ. Предвестница с радостью принимает протянутую руку, очевидно, предвкушая путешествие домой, в Заполярный. Она откидывает фату с лица, все такого же прекрасного и нежного, но без шрама от ожога на правой стороне лица. Оба глаза были здоровы, привычная маска или любая другая ткань не прикрывала ни сантиметра кожи. Царицу снова пронзает сожалением и виной. Она предпочла бы не чувствовать этого, не чувствовать ничего. (Бывшая) богиня любви взращивала в себе равнодушие долгие годы и большую часть времени ей удавалось не только не показывать, но и не чувствовать эмоции. Но что три года назад, что сейчас за всеми слоями льда она ощущала вновь гремучую смесь чувств. Единственное, что она могла сделать теперь для восьмой предвестницы — помочь ее душе упокоиться, и, может, отвести ее к другой душе, заждавшейся ее. Они следуют тайными проходами, известными только Царице. Рука у Розалины приятно горячая, она невольно греется, перекладывая в голове мысли, что видит ее в последний раз. — Где мы вообще? Меня сюда упекли за дуэль с этой дрянью, да? Это какая-то инадзумская тюрьма? — вдруг вскинула голову синьора. — а та гадина все-таки этой своей палкой из груди даже убить нормально не способна, а сколько было пафоса! Ах, госпожа, я к ней снова заявлюсь и без гнозиса не уйду, будьте уверены. Мне очень совестно, что я всех подвела из-за такой ерунды… — Тише, Розалин, мы уже всем, кому нужно, отомстили…и собрали все гнозисы. — Что? — она на секунду остановилась, как вкопанная, но Царица слегка потянула ее за собой, посмотрев ей в глаза виновато. — Вы шутите? — Мы пришли. Вокруг стало намного светлее и уютнее, в воздухе витала атмосфера сна, виднелись странные дома и людские силуэты. Розалина окинула нечто вроде города быстрым взглядом, вновь вперив взор на царицу, пытаясь найти подвох. — Ваше величество… пойдемте домой, пожалуйста. Вы рассержены из-за того, что я не принесла электро гнозис? Царица прикрыла глаза и как-то болезненно вдохнула сладкий воздух. Сладкий от легкого шлейфа духов предвестницы. Это было приятно даже для ее чрезмерно чувствительного обоняния — снова слышать этот аромат, несколько лет преследовавший, дразнивший императрицу в коридорах дворца, в театрах, ресторанах и особенно в саду. Она жалела, что согласилась проводить испытания гнозисов, жалела, что не покинула Коцит сразу после прибытия туда, жалела, что вынудила голос Розалины дрогнуть. — Я не злюсь на тебя и никогда бы не смогла. Мы не можем пойти домой вместе, но у меня есть заманчивое предложение для тебя, — она отпустила руку Синьоры, кивком головы позвав подойти ближе. — Смотри. Розалина, уже расстроенная и сбитая с толку, нехотя взглянула в направлении, куда указывала царица. Ей кажется, что все это лишь страшный сон, мерзкое ведение или помутнение сознание от огненной воды, когда она видит до дрожи знакомый образ. Столько времени потратить на усмирение собственных болезненных воспоминаний, чтобы вот так просто увидеть его точно таким, каким он был в последнюю их встречу и вспомнить все хорошее и плохое? Она ожидала чего угодно, но не этого. — Ступай к нему, — шепот над самым ухом, она не сразу осознает смысл фразы и сказать ничего не может. Да что там, она еле способна вдохнуть от ступора. Лишь когда слышит, как божество делает шаг назад, оборачивается, получая в ответ ободряющую ухмылку и кивок, дескать, беги уже. И она делает пару маленьких шагов на ватных ногах. Пышное платье, до этого совершенно не мешавшее ей свободно идти, того и гляди попадет под каблук или зацепится шлейфом за острые льдинки на полу. Впереди, только руку протяни, возлюбленный, тот самый, из-за смерти которого она почти сошла с ума. Тогда, пятьсот лет назад, ей хотелось одного — найти виновных и отомстить. О, прежняя Роза все бы отдала, лишь бы вернуть Ростама живым. Чего ей хотелось теперь? Сломать систему, повлекшую ту катастрофу, отомстить порочным богам Селестии, устроившим все это, принести Царице шесть гнозисов для осуществления их общего плана… Царица? Как она может запросто оставить ее здесь после всего, что они сделали друг для друга? Неужели она настолько рассержена на срыв инадзумской операции, что придумала какое-то особо изощренное наказание? Не сдерживаясь, ведьма снова оглянулась. Архонтка, чуть нахмурившись, сжимала в руке свое сердце бога, вокруг нее хрустел и трещал воздух, кристаллизуясь от магии. Занятая попытками вспомнить, как покинуть это трижды проклятое место, та не сразу заметила взгляд Синьоры. — Иди своей дорогой, я тоже уйду сейчас. Не обращай внимания, — будь перед ней не одна из предвестниц, богиня не была бы столь терпелива и любезна. И, кажется, ощутив наконец нужный ритм магии сердца бога, повернулась лицом по направлению ко дворцу и боком к Розалине. — Прощай, Роза. Будь счастлива. — Госпожа! — в каком-то приступе ужаса хрипло воскликнула девушка. В ней мигом вскипели чувства брошенности и ненужности. Если сейчас божество уйдет, что ей делать? Оставшись, навсегда потерять возможность сокрушить небеса и отомстить или попробовать уйти с Царицей, но на этот раз добровольно покинуть Ростама… В какой-то момент ей подумалось, что лучше уничтожить первопричину, чем локально пытаться исправить последствия, и, приподняв подол платья, ведьма рванулась к божеству. Остановить процесс телепортации из обители мертвых было еще сложнее, чем запустить его. Розалина вцепилась в предплечье Царицы такой хваткой, что та лишь дернула рукой в попытке отпихнуть девушку. Синьора тут же взвизгнула, что-то невидимое будто бы рассекло заднюю часть ее ног, но белый подол не обагрился кровью и самого предмета, ударившего ее, видно не было. Царица, зажмурившись, вспомнила, что душу в этом вообще-то может разорвать на клочки и тогда вечные страдания гарантированы, поэтому ей ничего не остается, как ухватить Розалину за талию и попытаться утащить с собой. Поднявшаяся вьюга уничтожила прическу предвестницы, длинные светлые пряди мазнули крио архонтку по лицу. Аромат роз вперемешку с сандалом и дымом так резко ударил по рецепторам, что все вокруг еще больше стало походить на помутнение сознания. В голове у богини проносится весь ассортимент снежнянского мата от злости на себя, на непредсказуемый эффект гнозисов, совсем немного на Розалину. Погружаться в небытие, разделяющее мирок мертвых с обычным миром — почти что окунаться в прорубь зимой. Сначала медленно, чуть опустив ногу оценить температуру воды, а затем резко и с головой. В этой непроглядной тьме, которая по ощущениям тянулась не меньше часа, а по факту длившаяся всего несколько секунд, Царица только и думала, как бы случайно не отпустить почти повисшую на ней Розалину. Если они обе в целости и сохранности попадут домой, ей придется, видимо, назначить Тарталью (он будто бы предчувствовал что-то, негодяй!) ответственным за пышнейшее торжество в истории Снежной.