Райнер Браун вдруг закашливается, сидя на своей кровати с какой-то глупой книженцией в руках. Райнеру думается, что это из-за того, что вчера был дождь. В казарме было очень душно и грязно из-за набившихся в неё людей. А ещё вчера шёл дождь, но послушный умница-разумница кадет Райнер все равно вышел на тренировку и пробежал целых двадцать шесть кругов вокруг казарм, пока не понял, что ещё немного и ему придётся плыть по той воде, которая так и норовила заставить его поскользнуться и упасть в грязь. Нет, разумеется он не думал, что заболеет. Райнер всегда отличался крепким здоровьем, так что пробежки под потоками воды с неба для него всегда заканчивались удачно, нежели для остальных.
Какого же было удивление Брауна, когда приступ кашля, остановившийся лишь пять секунд назад, настиг его с новой силой. На этот раз стало страшновато. Вдруг он сейчас выплюнет своё правое лёгкое? А как он тогда будет дышать? Ведь раз он правша, то и правое лёгкое должно быть ведущим и более сильным, чем слабое левое, да? И, конечно, выплюнет Райнер именно правое лёгкое. Правое, потому что он неудачник. Райнер всегда был левым лёгким.
И ему страшно, потому что кашель сильный-сильный, а в груди отчего-то начинает сильно царапать и болеть. Становится еще страшнее, потому что и мысли становятся жуткими и очень отвратительными. Кому будет нужен воин-инвалид? Придётся, раз уж он больше не может воевать, с позором возвращаться домой и смотреть в глаза матери, которая, скорее всего, очень сильно расстроится и вздохнёт ещё так, что сердце пропустит удар, и вдруг станет так холодно-холодно. Как будто бы его, проигравшего воина, сослали куда-то на север. А ещё тело будет ватным, и все заболит. Так всегда, когда случается разочаровывать маму. Холодно и больно.
Кашель, который еле-еле удалось сдерживать целых три секунды, вновь накрывает с головой, заставляя Брауна чуть ли не задыхаться от давящего ощущения в груди. Наконец, согнувшись вдвое, сидя на кровати, ему удаётся сделать так, что кажется, будто бы дыханию больше ничего не мешает.
На белую, жутко потрёпанную от постоянного перелистывания страницу падает россыпь белых цветочков. Райнер очень плохо разбирается в названии и предназначении цветов, но ему думается, что именно это растение считается самым-самым важным из всех, которые он когда-либо видел. Следом на страницу падает целая гроздь таких цветочков. Удивительно, как он не задохнулся. «Сирень…» - догадался Райнер. Догадался о названии, а вот про предназначение и причину его появления он не понимает. Слишком это странно. Такого в инструкциях не было. Точно понять, что же это все значит, не получается ещё долго, но помогают строчки в книге, над которыми и рассыпались цветы.
“Она бежала далеко-далеко по летнему зелёному полю, а я, словно парализованный, стоял позади и срывал себе глотку, тщетно пытаясь ее окликнуть. В конце концов, она исчезла, так и не узнав, что я ее звал…”
И Райнеру страшно. Ему тоже кажется, что он все пытается угнаться за кем-то, а этот кто-то все отдаляется, машет ему руками и убегает, пока Райнера затягивает невидимая трясина, выбраться из которой сам он никогда не сможет. Болотная трясина, усыпанная белыми цветками сирени. Они маленькие, гораздо меньше тех, что сейчас лежали на книге, но их размер позволяет лишний раз увидеть их сходство со звёздами на небе. Тонуть в этом «небе» очень не хочется. Хочется, чтобы кто-то сейчас прибежал на помощь маленькому глупому утопающему Райнеру и спас его. Для этого нужно лишь окликнуть гуляющих на берегу людей без лиц, но закричать не получается. Воздух со слабым сипом покидает тело, но больше не делает ничего, а легкие наполняются убийственным количеством соленой, как слёзы, воды. Наверное, пустая трата воздуха должны караться штрафом или тюрьмой. Вдруг всем захочется тоже вот так вот тратить этот ценный ресурс?
Люди, которые болеют малярией, умирают от удушья, потому что кровь разрушается и перестаёт доставлять воздух. Бертольд говорил, что от неё умирает целых три миллиона людей в год. Они умирают, потому что им не хватает воздуха. Им его не хватает, а Райнер собирается вот так вот его тратить. Не по-воински это. Нужно отдавать другим, забывая о себе. Так всегда мама говорила. Так говорили старшие. Так говорили люди в радио. Так всегда было правильно.
— Райнер, ну ты че?! Оглох? — оказывается, кто-то давно окликал его по имени, но Браун слишком сильно погрузился в свои мысли и не услышал этого. Голос знакомый. Голос Флока. В груди вдруг сильно сильно защемило, заставляя Брауна вымученно что-то выдохнуть и жалобно взглянуть на парня, что стоял и тряс его за плечо. Действительно Флок. — Я тебя три раза позвал! Почему не отвечаешь?
— Я… Просто задумался, извини. — Райнер с удивлением подмечает, что он все ещё может говорить, хотя и очень хрипло. Ему казалось, что цветы расцарапали горло, изорвав голосовые связки. Но нет, повезло.
Флок фыркает и в своей привычной манере щурит бронзовые звездочки-глаза. Райнеру вдруг кажется, что они очень похожи на те персиковые розы, которые неожиданно обнаружились на границе тренировочного лагеря. Такие же привереды. Не растут нигде, кроме того места. Наверное, они так же фыркали, когда Браун коснулся их лепестков рукой.
— Задумался? И что ты там такое интересное читаешь, а? — книга оказывается в чужих руках, а лепестки сирени падают на кровать в ноги сидящего на ней кадета. — “В конце концов, я тоже исчез, так и не узнав, что она тоже меня звала”. Ты серьезно? Тебе нравится читать такое?
У Райнера глаза похожи на цветы ноготки. Они растут везде, потому что непривередливые. Их можно посадить куда угодно и они будут расти там. Послушные, терпящие абсолютно все. Такие же, как и сам Райнер.
— За неимением лучшего довольствуемся тем, что есть. — голос у Райнера серьезный, даже слишком. Шутить сейчас смог бы только дурак. — Мы должны быть благодарны тому, что у нас вообще есть какие-то книги в библиотеке.
Блондин ещё раз кашляет, зажав себе рот рукой. Нельзя, чтобы кто-то узнал об этом. Это - слабость, а он для всех опора. Это несовместимые вещи.
— Да ладно тебе, ты чего такой серьезный? Я просто думал, что ты читаешь что-то про войну, а не девчачьи романы. — Флок поддерживающе похлопывает друга по плечу, широченно улыбнувшись. У него странная мимика, но она очень хорошо гармонирует с его характером и внешним видом. — Че за цветы, кстати? Криста подарила, да? Или, быть может, ещё какая красивая девчонка? Колись давай!
Да, если бы эти цветочки принесла Криста, было бы здорово. Райнеру нравятся маленькие хрупкие блондинки с большими сапфировыми глазками. Мама раньше говорила, что они с Леонхарт неплохо бы смотрелись и должны быть вместе, потому что Райнер вырастет большим и сильным, а Энни - девочка. Она будет милой и хрупкой. Они, как говорила мама, стали бы очень хорошей парой, но в Энни влюблён Бертольд, а Брауну, если честно, все равно. Пусть он ее любит, он не против. Ему, если честно, не хотелось, чтобы Леонхарт стала Брауном.
— Сам нарвал. Кристе хотел подарить, да…
— Круто! Покажешь, где растут?
— Нет. Их там больше нет. — сказал, как отрезал. Тон ледяной, абсолютно не терпящий возражений. Уж прости, Флок, но ты не должен знать о том, где растут эти цветы. Райнер и сам хочет знать точно. Нет, он догадывается, но признаваться очень страшно.
— Боже, да не нервничай ты так! Я по какому поводу пришел-то? Мы тут пробрались на офицерский склад. Позвать хотел с собой. Пойдешь? – обычное дело. Форстер часто зовет своего друга с собой на подобные мероприятия.
Райнер всегда соглашается. Сейчас тоже. Соглашается, потому что чувствует огромную потребность в этом. Только вот в этот раз он не сразу идет за Флоком, а осторожно складывает рассыпанные по полу и кровати цветочки в верхний ящик небольшой тумбы, которую ему выделили, как кадету.
***
Пол душевой холодный, словно лед. Сидеть не нем – не самая хорошая идея, но Райнер делает именно так. Сидит, прячась за стенкой-перегородкой, пытаясь успокоить себя. Он здесь уже несколько часов сидит, всхлипывая на выдохе, чтобы его не было слышно. Дышать тяжело, ведь в груди невыносимо болит, а каждый неосторожный вдох вызывает лишь новый приступ кашля. Вокруг бесчисленное количество маленьких перепачканных в крови цветочков. Они везде: на полу, на футболке, под ногами, в руках. Слезы крупным градом катятся по лицу, а кулаки, с зажатыми в них лепестками, в жалких попытках пытаются их стереть.
***
– Ты почему от меня такое скрывал?! – кричит рыжий мальчик с дурацкой прической и цветочными глазами. – Ты, черт побери, совсем, Райнер?!
Тишину комнаты нарушает только срывающийся на крик голос Флока. Райнер, словно нашкодившая псина, сидит на кровати, опустив голову. Перед ним на полу лежит целая куча из сухих лепестков сирени. Райнер знает точно, что это совсем не все. В ящике стола их еще много. Флок не успел вытряхнуть все.
– Ты думаешь, я идиот? Ты долго собирался дурить меня, Райнер? Я думал, между нами полное доверие, но ты со своим образом «героя» совсем об этом забыл? Твой вечный кашель и попытки уйти из комнаты во время его приступов! Цветы для Кристы! Ты даже на нее не смотришь, дурак! – Форстер замолкает, пытаясь справиться с эмоциями. Его лучший друг оказался главным лгуном из всех его знакомых! Он врал, когда говорил, что все хорошо! Врал, когда говорил, что все в порядке! Соврал, когда сказал, что сбегает попить воды. Соврал, потому что вместо этого, он обнаружился здесь. Согнувшийся напополам возле собственной кровати и пытающийся отдышаться, в то время как из его рта на пол капали небольшие капли крови, а на полу лежала очередная гроздь сирени. – Скажи мне, почему? Почему ты не сказал?!
– Я не хотел досаждать. Воин должен быть воином. Такие вещи не должны его касаться. – Ханахаки - болезнь, которая возникает из-за того, что человек не признается в любви кому-то и не слышит от него ответного признания. Еще хуже от того, что страдают ей лишь сломанные люди. Убитые душевно, уничтоженные морально. И оттого позорнее ощущается факт того, что эта болезнь коснулась Райнера. Величайшего воина, который оказался самым слабым. Забавно, учитывая, что именно он – Щит.
Флок хватается за голову и громко рычит, пытаясь справиться с эмоциями. Тяжело. Как же тяжело общаться с этой чертовой машиной!
– Кто тебе, блять, сказал, что ты досаждаешь? Ты понимаешь, что ты можешь умереть?! Кто она? В кого ты, черт возьми, влюблен?
Райнер не знает. Нет, он знает, он точно знает, но он не может озвучить такой ответ. Даже в своей голове. Он не понимает, в кого он влюблен, но ему ведь нравятся маленький хрупкие блондинки с большими голубыми глазками…
– Криста, наверное. Она милая. – И Браун искренне в это верит. Ему нравится Криста. Иначе быть не может. Он большой и сильный, а она маленькая и слабая. Они должны быть вместе.
– Значит иди и признайся. Сейчас же, Райнер. Это не обсуждается. – голос неожиданно прохладный. Оно и понятно, ведь Флок же волнуется, а значит, будет звучать серьезно, верно?
***
Райнер сжимает собственную шею, захлебываясь в собственном сдавленном крике, пытаясь унять боль, сжирающую его изнутри. В ванной холодно, но он продолжает сидеть здесь, ведь он воин, а значит никто не должен видеть его в таком виде. Райнер плачет, потому что это оказалась не Криста. Он признался, и оттого должно было стать легче, но этого не произошло. Стало только хуже, потому что это оказалась не Криста. Больнее от того, что Браун прекрасно понял, кто же является причиной этого всего. Он понял это, когда проснулся от ночного кошмара. В нем было поле рыжих цветов, которые в некоторых местах были прорежены персиковыми розами. Еще там был мальчик с цветами вместо глаз. Красивый рыжий мальчик с глупой прической. Милый рыжик, в розовых лепестках сирени. Он еще постоянно щурился и что-то недовольно фыркал, когда лепестки падали на лицо. Райнер пытался доплыть до него, но он не смог доплыть. Он утонул на полпути.
Ему нравится Флок Форстер. Ему нравится его лучший друг. За это его полагается расстрелять. Его нужно изгнать. Его нужно спрятать от всех, ведь это, вероятно, преступление. Преступление против нравственности, а это значит, что он должен умереть. Наверное, задохнуться от цветов не такая уж и плохая смерть. Красиво, но ведь совсем не достойно воина. Наверное, мама будет плакать. Опять. Тебе, наверное, нравится разочаровывать свою мать, да?
Глупые ситуации случаются всегда, когда их ждешь меньше всего. Сейчас тоже. Опять глупая ситуация. Райнер бежит от них, но его всегда догоняют. Дверь скрипит и чьи-то босые ноги шлепают по плитке, явно направляясь к нему. Уже ночь и все должны спать. Вероятно, не спят только этот человек и Райнер. И по закону подлости этот человек – Флок Форстер. Очевидно, заткнуться сейчас не получится. Как бы он ни старался, он банально не может сдержать лишний вздох, смешанный со всхлипом. Шаги прекращаются в двух метрах от зажавшегося в углу блондина, отчаянно закрывающего лицо руками. Секунда. Две. Райнер всегда в таких ситуациях считает. Будь то его собственный пульс, будь то чужие шаги. Нужно считать, чтобы не поддаться панике.
– Ты ведь сказал, что все получилось и это была Криста… Райнер, ты ей признался? – Флок садится на пол перед Райнером и мягко сжимает его ладони, заставляя их расслабиться и, спустя пару секунд, отводит их в сторону, продолжая держать их в своих руках. Не дает возможности спрятаться.
Дыхания Брауну не хватает: как будто кто-то уменьшил объём его лёгких шутки ради. Сердце стучит чертовски быстро, в лёгких пляшет безумным танцем тревога. Медленный вдох, медленный выдох. Шифтep упорно повторяет это снова и снова, борясь с панической атакой, которая, не смотря на то, что он не знает ей названия, знакома ему по многочисленному личному опыту. Всё как обычно. Почти. Сейчас он не один, сейчас рядом с ним Флок.
– Это оказалась не Криста… Я признался, но это оказалась не она. – Хриплый кашель. В этот раз без цветов. И вкуса крови не так много. Прокашлялся, видать, за те несколько часов.
В глазах Форстера мелькает отчаяние. Как-то Райнер, когда его вдруг накрыло желание порассуждать о титанах и стенах сказал, что всех не спасти. Это так, но спасти Брауна хотелось. Он вечно строит из себя героя, а герой, на самом деле, нужен ему самому. Но в этом он сам никогда не признается.
– Тогда кто? Ты ведь знаешь, кто, да? – Флок говорит это с нажимом. С заметным нажимом.
Райнер молчит, боясь дать ответ. И чем больше он медлит с ответом, тем хуже становится ситуация. Но пока он медлит, одна рука Флока исчезает с его руки, зарываясь в рыжие волосы. И после этого Райнеру кажется, будто он потерял что-то важное. Уставившись в пол, он склоняет голову ниже и опускает плечи. Райнер кусает свои губы, пока обдумывает всё это. Мысленно мечется между вариантами ответа: есть правильный, но не правдивый, и он точно сделает лишь хуже Райнеру, но они с Флоком точно не перестанут общаться. А есть правдивый и неправильный, порождающий много вопросов и обладающий самым непредсказуемым исходом. Ответ, способный разрушить всё. Шифтер сильно-сильно кусает свою губу до появления маленькой капельки крови и тихо, почти неслышно, озвучивает правдивый ответ.
– Ты.
И Флок облегченно улыбается, притягивая Брауна к себе, потому что лекарство от смерти все-таки существует.
Он тоже любит Райнера.
