Великий Коллапс

Книги в привычном понимании для человека хотя бы 20-х—30-х гг. давно стали редкостью. Особенно ценные экземпляры хранились глубоко на материках, где жизнь хоть чуть-чуть не зависела от нелепой случайности. Вот именно потому-то старые атласы из кабинета крёстной Нины казались таким сокровищем. С первого взгляда — сущее старьё, которое только чудом не пошло на растопку очага в очередной кризис после Коллапса. Мир, выглядывающий через пожелтевшие страницы, уже давно так не выглядел, и все материки с их горными хребтами, степями и тропическими лесами казались фантасмагорической сказкой. Ещё маленькой, Лори часто рассматривала эти атласы, ёрзая на коленях у крёстной. Сама Нина только косвенно знала о том, что произошло в Великий Коллапс: ледники растаяли, из-за обилия пресной воды в мировом океане и изменения его минерального состава проснулись группы подводных вулканов, которым спать бы и спать. Но их извержение обрушило на береговые линии такую динамику цунами, что поговаривали о конце света. Однако сетовать на Апокалипсис было рано. Прежде чем хоть как-то создать остов нормальной жизни, шокированному человечеству пришлось перетерпеть локальные катастрофы, терзающие остатки материков, и обычное безумие. А сходить с ума было из-за чего... Немедленные продовольственные и экологические кризисы поставили в тупик весь мир. Тут Нина прерывала свой рассказ. Она уже не помнила (или не хотела говорить), как люди справились с этим и построили то, что Лори знала сейчас: осколки островов, поддерживающие связь только морскими линиями и относительно крупные города в самом сердце израненных катастрофой материков. Лори слушала всё это как страшилки на ночь. Даже будучи взрослой она была счастлива, что родилась не в те тёмные времена — нашла бы она в себе силы заглянуть в лицо жестокой природе и бросить ей вызов? Сейчас, рассекая моря на Гитане, Лори всё ещё играла в рулетку, осознавая, что все её поступки будут считаться с изменениями в воде и на небе. Но сейчас, с развитой аналитикой "над" и "под" было гораздо спокойнее, чем во времена Великого Коллапса. Может быть, глубоко внутри себя она понимала последствия Отката, последовавшего за Коллапсами. Цифровые технологии ушли почти полностью, только в самых навороченных кораблях ещё оставались подобные панели управления, но и те либо заменялись, либо исчезали, так как знаний, чтобы ухаживать за ними и чинить постепенно пропадали. Ах, ну да, цифровое сохранилось и в ряде диковинных артефактов — таких, как очки Санни. Лори едва находила в себе желание думать о внешнем. Весь её мир заключался только в разрозненных островах между осколками двух Америк, где и "держал оборону" Хоумпорт, да в людях, окружающих её. Только они давали Лори какое-то понимание жизни. Со слов Нины она также знала, что когда-то общество было более разрозненным, чем сейчас. Увидеть в один день молочно-белую Беллу, низенького крепкого пекаря Тодда и его черноглазую сестру, олицетворение востока в виде Мит-ыма — щёки с редкими морщинами, несмотря на возраст, высокий лоб и сухие руки — выходящее из ряда вон. И Лори было странно. Она привыкла в разным лицам — круглым и квадратным, узким и широким, к другими цветам кожи — тёмной, светлой, обгорелой и пожелтевшей от солнца и солёного ветра. Более того, пример такого этнического карнавала всегда был под рукой. Он ходил, шутил, ел, без спроса отпивал её чай из термоса, сопел во время сна в общей каюте, блестел мутировавшими глазами. И всё это — один человек. Лори некогда было думать о родословной Чанда — да даже о своей собственной; застать три поколения — самое многое, на что теперь способно человечество. Но случай подвернулся сам собой. Чанд и Лори проходили очередную медкомиссию — врачи боялись новой вспышки эпидемии с материка, и курьерам приходилось носиться за необходимым пакетом документов. Вот так, случайно заглянув в папку к своему подчинённому, Лори поняла, что у Чанда было полное имя: Чандра Шмидт. — Я даже не уверен, что это мужское имя, — рассмеялся Чанд, но тут же закрыл тему. Разговор пошёл сам собой, когда штиль поймал Гитану на полпути в Хоумпорт. Они коротали спокойное время за беседой, и Чанд рассказал что к чему. По рассказам старших, его родственники по матери были с юга Индии, но с ходом катастроф после Великого Коллапса они всё дальше и дальше кочевали на север, убегая от обезумевшего океана и иссушенной неплодородной земли. Относительно надолго они осели на территории Германии, где мать Чанда — индианка, что и Индии никогда не видела — встретила своего мужа. Позже, уже после свадьбы, они перебрались на запад, но вот непутёвого сына потянуло на приключения, поближе к безумным морям. — Вот так вот, — сказал Чанд. — Выходит, от мамы мне досталось индийское имя — оно означает "бог Луны" или что-то такое, а от папы — немецкая фамилия. — Это круто, — на выдохе сказала Лори, но Чанд рассмеялся. — Может быть. Я никогда об этом не думал. Имя решил сократить, чтобы не резало слух. Вот за таких людей, пёстрых и загадочных, она и цеплялась. За них всех, таких разных, но объединённых. Лори смотрела вокруг и видела любовь высшего порядка. Ту любовь, которая объединяет не на почве лелеющего эго, голой страсти или нездоровой связи, а на основе каждодневной заботы, внимания и защиты; эдаком рутинной обряде, соединяющем всех их. Ибо в ситуации, когда природа восстаёт против тебя, приходится полагаться на непредсказуемых людей.