остывший кофе обжигает кожу

И я люблю. А меня ? Меня тоже, наверное.. Костяшки и без того бледных пальцев стали белоснежными. Легкое касание к слегка влажным волосам Кости заставило его оглянуться. Зрачки расширились, но это была лишь Аня. - Мне пора. - сказав это он широкими шагами двинулся к выходу. - Костя !- крик Перми растворился в душном помещении, смешавшись с жаром горячих поцелуев, душащим дымом сигарет, запахом женских духов, и мятной жвачки, чтобы никто не догадался о существовании этой ночи. Где-то далеко на берегах реки Камы, к югу от устья реки Чусовой, молодые, влюблённые люди забежали под козырёк. пожилая пара пила чай на кухне, слушая бормотание телевизора. Кот умывался на чердаке, думая наверное о пошлости людской натуры. Дверь оглушительно хлопнула за спиной Уралова. Аня побежала за ним вслед, хоть бежать было бессмысленно, догнать его Пермь в таком состоянии не сможет. Выбежав из, на первый взгляд неприметного здания, Аня поняла, что Костя был уже далеко. Их тела ныли тупой болью от всего того, что произошло.

***

Собрание у Москвы, как и каждую пятницу прошло не совсем гладко, но надо было спешить, в тот вечер, в Санкт-Петербурге открылась новая выставка, куда Уралов обязательно собирался успеть, чтобы сопроводить Александра. Его прилизанные волосы уже успели промокнуть под Питерским, вечерним дождём, а затем, в скоре, высохнуть, за счёт чего теперь топорщились в разные стороны. Саша улыбался. Ему нравилось то, что получается приобщать Костю к культуре. Романов не знал о том, что приобщает его не к культуре, а к своему обществу, к которому он все больше привязывался. Иногда Косте казалось, что Саша ничуть не изменился, что он все ещё для него тот Александр Романов, из их первой встречи, но быстро понимал, что он слишком сильно изменился, чтобы остаться прежним . Костя любовался им, как на произведение искусства. Как на лучшую картину мира. Шедевр, который он будет рассматривать всю жизнь. К сожалению Саша все ещё остаётся для него ‘застекленным’. Его бледная кожа и серые впадины усталости под глазами, темные, хмурые брови, Саша задумался. - О чем думаешь ? - спросил Уралов. Саша смотрел на него в ответ, - О тебе- с его привычной улыбкой ответил Александр, - о тебе, мой милый. - Он потрепал его по голове и рассмеялся . Пойдём, нам надо поспешить, я хочу успеть добраться до туда и ещё успеть застать закат. Дверка машины хлопнула, обиженно пискнув. Закрылась. Они шли рядом, капли падающей с неба воды попадали на волосы, на лица юношей. Костя осторожно дотронулся до пальцев Романова, проскользнув по ним. Он сжал его руку в своей и по ним прокатился тёплый разряд. Было похоже на искры, они слегка покалывали, а когда догорали, на их месте оставалось только тепло. Духи Романова били в голову Косте, запах старых книг, хмурых парадных, пропитанные сыростью дождей и ароматом свежей выпечки. Уже через несколько минут, перед ними всплыла кофейня, та, в которой они, когда на то было время, брали свежий кофе. Погода портилась, но это не волновало. Для Юры Костя всегда был самым близким другом. Но - Аня, братан, Аня это вообще другое. - сказал он как-то Кате. Аня была для Челябинска не просто другом, не просто девушкой, точнее вообще ничем из этого не была. Для него это был лучший город, и ни какой другой такого чувства на него никогда не производил и не будет. Он был влюблён в Аню, Юре не давалось понимание этого, но все же это была именно любовь, и к сожалению Юра знал, что не всегда взаимная. Челябинск хотел, чтобы Пермь была счастлива, но ему не хотелось страдать, ему и так слишком тяжело. Не спасал ни никотин в чрезмерных количествах, ни алкоголь. На мятой футболке оставалась кровь. Комок нервов, вырвавшийся наружу. И в тот вечер все снова повторялось, как всегда. Выпуская тягучий дым дешевых сигарет Юра стряхивал тлеющие искры с ‘нашей марки’. Они падали на некогда пестрый ковёр, сильно поблекший сквозь года, но выкидывать его Челябинск не спешил, на нем в тот Новый Год танцевала Аня, да и если выкидывать все вещи залежавшиеся в Юриной квартире, то останутся лишь гранений стакан и шкафчик, в котором хранились сигареты и несколько бутылок ‘спасающей’ жидкости. Огоньки съёживались от холода исходящего от открытого окна и затухали почти мгновенно. Кофе остывал, но это не волновало, он уже давно был забыт. Заваренный ради того, чтобы затянуть время, как сигарету. Не хочется, чтобы она кончалась, не хочется, чтобы кофе заварился, чтобы остывал. Закинул голову. Затянул. Выпустил ещё один комок боли из сердца. Сигарета полетела из окна. Падения не было слышно. Не волновало, куда она попадёт. Скрип окна. Щелчок. Ручка окна провернулась, ее запястье с хрустом хлопнуло. Окно закрыто. Снова комната. Темная, заполненная кошками. Заполненная чёрными, отъевшимися котами, которые точили когти о мебель, терлись об стены, разгуливались по потолку. И вновь Юра остался с ними на едине. Холодный кофе разливается по горлу Юры. Кошка свернулась калачиком у ног Юры. Ещё глоток. Кот урчал. Бледные руки дрожали от лишних сигарет. Начался дождь. Капли вскипали на мостовой. Ложка билась об внутреннюю часть граненого стакана. Наверное она что-то пыталась доказать, отчётливо чеканя каждое слово, вновь и вновь билась об бока стакана. «Дзынь», раздалась ее последняя, робкая реплика. Стакан стоял неподвижно. Мысли заходили не туда. Вспоминались волосы, цвета заката, они развивались, их трепет ветер. Девушка в легком летнем сарафане бежала вдоль реки, за ней шёл юноша , девушка раскатисто смеялась, а он лишь улыбался и тепло смотрел на неё, смотрел ей вслед. Вдруг юноша побежал за девушкой. Он успел дотронуться до ее плеча. Она оглянулась. Смотрела ему в глаза и улыбалась. А он увидел ее глаза, цвета закатных облаков, цвета дачных вечеров, цвета ярких воспоминаний. Кончики ее губ были изящно приподняты, образовывая чуть ниже ямочки на горящих щеках. (Уралов коснулся ее скул, они бликовали закат, отдавая яркой красной. Анины губы сошлись с Костиными в нежном поцелуе.) Холодная дрожь прошла по спине, что-то упало, звякнуло, разбилось. У ног чёрный кот недовольно потянулся, отряхнулся и вышел из комнаты. Что-то мокрое ощутил в ногах Юра. Холодный кофе. Остывший кофе обжигал оголенные ноги. Хрупкие пальцы, вновь интуитивно тянулись к новой пачке. Ночной кошмар, который снова настиг Татищева. Дрожащими пальцами он набрал в телефоне номер Перми. Приглушённые гудки, и автоответчик Аниным голосом ответил Юре -сейчас в не доступа, перезвоните позже,,-. Глядя в окно, из которого были видны большие облака промышленного дыма Юра ждал звонка. Облака окрашивались в цвет закатного солнца. Телефон зазвенел. - Юрочка, что у тебя там случилось? -, звучал слегка раздражённый голос Ани, - Юр, не молчи !. -Аня, приезжай..- (хрипловатый,) нетвердый, умоляющий голос Юры дрожал. -Юрочка, я немного занята, переделываю отчёт, там Алина (Ульяновск) какие-то недочеты нашла, вот исправляю, хочу как можно скорее справится.- На том конце трубки послышался свист чайника - Сейчас, минутку - Шуршание белых Анечкиных тапочек и приглушённый лепет воды, проливающийся в кружку, с милой мордочкой мишки. - Анечка, ты мне очень нужна, прямо сейчас-, немного пьяный Юра путался в словах, выговаривая их не слажено. - Ладно, скоро буду -, Пермь, хоть и нехотя, но согласилась, у неё не было сил на споры, она была благосклонна к Юре в тот вечер, потому-что понимала, что если не она, то, кто ? Бросив трубку и наскоро допив чай, сложив все бумаги для отчета в аккуратную, красную папочку и убрав на полку, она вышла из дома, и уже скоро стояла у подъезда в многоэтажку, где находилась квартира Татищева. Квартира затрещала от отрезвляюще-громкого звонка, Юра мгновенно очнулся и подбежал к прихожей. Нажав на кнопку ‘открытия двери’ почти мгновенно послышался ее хлопок, это Аня зашла в подъезд. Ее воздушные шаги были не слышны, но Юра про себя считал ‘первая, вторая, третья, ..’, вот щелкнула старинная кнопка лифта, она была одной из казалось единственных исконных деталей дома. Лифт ехал довольно долго и вот, послышалась непринужденная походка Ани. Она плюнула на лифт и пошла пешком. Как он любил в ней все незаметные детали, ее непредсказуемость, светлость всей ее натуры. Да, Юра очень сильно ее любил, но он называл это ‘нравится’, хотя эта многолетняя привязанность уже давно переросла в глубокую любовь. Ключ несколько раз провернулся в замочной скважине и дверь распахнулась. Перед ним стояла Аня. Она мило улыбалась, глядя на Юру, затем отвела взгляд в сторону, на зеркало, которое весело за его спиной. Поправила голубой бантик, переливающийся в неярком свете советской лампочки, слабо освещавшей прихожую и снова взглянула на Юру, он смущенно сделал шаг назад и уставился на потёртый ленолиум. Аня хихикнула и губы ее растянулись в лучезарной улыбки. Юра посмотрел на неё и уголки его рта невольно поднялись вверх. Смотря на Аню невозможно было не улыбнуться. Ее волосы стекали вдоль шеи, спадали на хрупкие плечи, а по ним стекали капли воды, которые она успела поймать на себе за недолгий путь от вокзала до прихожей Юры. Они были немного спутаны долгой дорогой.- Юрочка, я твои любимые пластинки принесла. - Аня нащупала в сумочке винил - Вот - притянула она Юре завёрнутые, в фирменную, выцветшую бумагу ‘мелодия’. Юра улыбнулся, мысли путались, но он понял одно - она запомнила ! - Ань, я не ожидал, что … - Что я приеду, когда тебе плохо ? Юра кивнул, он улыбался, а на обыкновенно бледном лице появился румянец. Его поглотило огромное счастье того, что он наедине с Аней, что они так беззаботно могут находиться рядом, что могут знать, что никто не помешает им просто быть рядом, слышать дыхание друг-друга и знать, знать, что они просто могут существовать вместе. Аня скинула с плеч легкую олимпийку и повесила ее на гвоздик. разувшись, поставила лёгкие белые кроссовки под тумбочку в прихожей. Они прошли на кухню. Юра поставил играть заезженные пластинки в старинном граммофоне. Раздался легкий скрип, и вот, из прибора полились звуки, создающие музыку, которая заполнила собой всё пространство духом ‘былого времени’, запахло чердаком и запахом не дотлевших сигарет. Юра подошёл к Ане, настолько близко, что он, казалось, чувствовал ее дыхание, отдаляющееся от него вдаль, но она казалось, его не замечает. Юра наклонился к Ане. Аня внезапно повернулась. Перед ней стоял Юра. Они улыбались. Она была счастлива ? Мысль мимолетно промелькнуло мимо Юры, ему стало неловко. Он потёр весок, не зная, что делать дальше.. - Потанцуем ? - Аня кивнула. Одной рукой Юра обхватил тонкую талию, а в другую, между восковых пальцев Юры проскользнули нежные Анины. Они сплелись, а тела прижались ещё ближе друг к другу. Юра неловко перешагивал с одной ноги на другую поддерживая летающую по комнате Аню. Утонченная, изящная женская фигура и грубая, будито выточенная из камня, мужская. Они вальсировали танец счастья, которое они ощущали от того, что находятся вместе так запросто, от того, что перед ними расстилался весь мир. Весь мир в одном лишь мгновение, в одном человеке, в одном чувстве. Аня светилась, а Юра боялся того, что это когда-нибудь кончится. Но они все кружились, все отстукивал граммофон ритм вальса. На улицах Челябинска смеркалось . Но в квартире было светло, не смотря на неяркий свет лампочки, держащийся на проводах под потолком кухни, счастье двух влюблённых заливало светом всепоглощающую тьму жизни ‘во времена чумы’. Они танцевали вальс на тёмных улицах квартиры Челябинска. И оба были бесконечно счастливы…