SIKN*TRD

Сегодня в центральной больницы Чикаго штата Иллинойс по-особенному тихо. Дело кроется не в скончавшемся под скальпелем хирурга на кушетке пациенте: его бы без сомнений оплакивали. Нет, никто не лишился возможности пройти сквозь операцию по пересадке легких и никто не жалуется у стойки регистратуры на препарат, оказавший воздействие на больного смертельным исходом (передозировка по неопытности? — глупое несоблюдение предписанных инструкций). Комнаты больницы пусты. Для медицинского учреждения на стержневой улице Чикаго поистине является странным явлением. На скамейках у кабинетов по обыкновению не толпятся полные недовольства людей, рьяно отстаивающих свое место в очереди и в спешке перебирающих необходимую документацию для приема. Врачи не носятся по этажам, будто больница — громоздкий муравейник, где каждый занят своим делом, и любое отклонение нарушает работу четко отлаженного механизма. Любые признаки жизни покинули здание, словно несколько лет назад, но на удивление архитектура на редкость с успехом сохранилась. У главного входа для пущей картины отсутствует клейкая желтая лента, предупреждающая о закрытии на карантин. По коридорам разносится нехарактерный — он приходится ближе отделению морга в соседнем здании, нежели клинике — запах. Дин Винчестер ни при каких обстоятельствах не перепутает его. По его памяти похожий сочился по просторам загробного мира. Так пахнет смерть: развеянный прах и остатки омертвевшей кожи на больничном паркете. Дин пробыл сорок лет в аду. Благоухание, источаемое страхом и пустотой, ему знакомо. Ему, как встреча со старым другом. Но сегодня «на чай» его ждет вовсе не господин Смерть, хотя с ним он тоже имел связи не понаслышке. Имя его другое. Он с начала времен носит на безымянном пальце серебрянное кольцо с крупным драгоценным камнем — изумрудом. Он ездит на «Cadillac» цвета затхлой, иссушенной под ультрафиолетовыми лучами зелени. Его автомобиль с номерным знаком «SIKN*TRD» подобен зеленому коню, как принято излагать в людских легендах. Чего греха таить: он целиком и полностью оправдывал свое звание: за ним тянулся вековой след из крови. Он вывел оружие массового поражения — демонический вирус, повергший в истребление миллионы душ. Он — живое олицетворение болезней. Он — третий по счету всадник Апокалипсиса. Он — Чума. Дин Винчестер — бывалый охотник на нечисть, но приходится повышать ставки особенно, когда на кону — спасение Земного шара. И целью становятся герои из шестой главы Откровения Иоанна Богослова. В руке Дин сжимает револьвер, в свое время собранный Самюэлем Кольтом. Как хищник в засаде, он прижимается всем телом к продольной стене и медленно, взвешивая каждый шаг, будто под ногами — заминированное поле, стремится к раскрытой двери одного из кабинета. По другую сторону коридора в похожей напряженной позе застывает Сэм Винчестер. Он возводит к потолку пистолет со спущенным предохранителем — не самый лучший выбор для сражения со всадником. Но обоих застала врасплох весть о приближающейся битве. Как ловкая, юркая мышка, он крадется навстречу. Одновременно они шагают в дверной проем. Перед ними тотчас нарисовывается изображение: среднестатистическая больничная палата с белесыми стенами, две койки — одна рядышком с окном, другая параллельно и стул для посетителей. На постели ближе к улице лежит девушка, по всей видимости выступавшей личной «Чашкой Петри», на чьем телом без сожалений глумились и создавалм ходячий (уже нет) флакон со смесью уникальных болезней. На стуле возле кровати сидит сгорбленная фигура старика. Картина обманчива. Неподготовленным взглядом может показаться, будто отец склоняется над дочерью, пораженной неизлечимым заболеванием, — их последние мгновения вместе: он разжимает ее ладонь и с благословением отпускает в последний путь. Но провести Дина и Сэма на белом свете мало кому удавалось. — Эй, — окликает седовласого старичка Дин и направляет оружие, чей прицел указывает на чужую грудную клетку. На лице старика красуется неуместная для ситуации ухмылка. И уголки его губ стремительно ползут вверх. И у Дина Винчестера — отчего-то с каждой секундой все сильнее рябит в глазах. Голова нещадно раскалывается, будто в нее разом вонзили тысячу швейных игл. Сердце в грудной клетке скачет резиновым мячиком: еще герц и ребра покроются трещинами. В животе разразилась настоящая катастрофа, и здесь не скинешь обвинения на просроченный начос у заправки. К горлу стремительно подступают позывы тошноты. И на языке господствует знакомый металлический привкус крови. Сэм Винчестер без сил падает на паркет рядом с Дином. — О болезнях ходит много доводов: они скверны, но на самом деле все это относится к людям. Чума встает с насиженного места и горделивой походкой направляется к охотникам: они беззащитны, как только родившееся котята, и ни чем не могут ему возразить. Старик вздирает подбородок выше, не желая лицезреть чужие страдания, лишь окидывает взглядом прирождённого победителя. Ему не пристало оглядываться на слабых, ничтожных по сравнению с ним. — Болезни — чисты, целенаправленны. У них одна цель: побеждать и властвовать, поэтому в конечном итоге побеждают они. Чужой голос болезненно отдается в барабанных перепонках. Винчестеры пронзительно стонут от настигших волн болевых ощущений. Они сворачиваются на полу в позы эмбрионов, куда уж еще жалче. Попытки дотянуться до револьвера оказываются напрочь проваленными: руки отказываются подчиняться импульсам мозга, мыщцы сводит, как после многочасовой погони от вендиго. Но сдасться сейчас, значит, проиграть. На порог шагнет и настоятельно постучит в дверь Апокалипсис. Монстра необходимо убивать в зародыше, иначе кровь невинных просочится беглыми пеннистыми ручьям по переулках всего мира. «Анна», — в уме у Дина, как пластинка граммофона, на повторе крутится единственное слово. Он — не верующий. Он не привык молиться. «Ангелы — засранцы», но только не она. — Анна, — неосознанно с его кончика языка слетает имя. Имя той единственной, способной протянуть руку помощи и остановить творящееся безумие. Дин не сомневается: она придет. Она откликнется на его зов и явится, как гроза в июльский солнечный день. И окна палаты вдруг трещат и разбиваются на тысячи крошечных осколков. Электрические щитки с треском выбивает, и вся больница погружается в темноту. Благо, на улице еще не догорели краски заката. — Ты звал меня, — разносится по комнате женский голос. Анна Милтон собственной персоной. Ангелы — метафизические существа, для хождения по Земному шару им требуется оболочка. Но у Анны есть плоть: она родилась человеком и обрела благодать. На узких плечах покоятся пряди рыжих огненных волос. Она, словно жар-птица, вспорхнула крылами на клич о помощи и пришла исполнить свое предназначение. Она склоняет голову набок, будто оценивая характеристики противника. — Разве в тебе осталось хоть что-то от ангела? — с излишним пренебрежением в голосе вторит старик. Ему и ангелы, и демоны, и люди — все одно: грязь, получившая распространение по всей вселенной. Бог решил поиграть в игрушки и добавить мелких несносных бактерий, которые мешались под ногами у высших существ. Получше любой заразы, созданной Чумой, они кишат роем и захламляют мусором и отходами жизнедеятельности всякую территорию. — Больше, чем ты думаешь, — в руке Анны поблескивает лезвие ножа. И та в мгновение ока подскакивает к всаднику и прытким движением отрезает безымянный палец с кольцом. С души Дина обрушивается в бездну камень преткновения. И моментально все болезненные ощущения улетучиваются, будто секунду назад перед его глазами не мелькал туннель, ведущий прямым маршрутом в ад. Сэм рядом неспешно откашивается, и на пол летят капли крови, застрявшие в глотке. — Уже слишком поздно, — Чума в нелепой позе у окна прижимает к груди раненную ладонь и развеивается, как раскаленный пар. Анна опускается на колени перед Дином и тонкими пальцами тянется к его лбу, дабы исцелить. Но тот отворачивается от ее руки, будто от пламени костра, и без слов отказывается от предложенной помощи. — Вакцины с Кроатоном по видом средства от гриппа сейчас развозят по городским больницам, — она продолжает сидеть возле охотника в ожидании, когда он сам сможет подняться на ноги. Десятки фур со смертельным демоническим вирусом растекаются по эстакадам США. «Уже слишком поздно», — вот что имел ввиду Чума. Конечно, он заранее позаботился о своем детище. И вскоре мир заполнится людьми со смоляными безумными глазами.