слишком влюблён.

      Юра утыкается носом в шею Володи, вдыхая такой родной и любимый запах. Глаза щипало от слёз, руки судорожно хватались за ткань футболки, словно отпустив её, он потеряет самое дорогое, что у него когда-либо было. Все прежние переживания мигом забылись, затерялись где-то в бесконечности прошлого, ведь вот он — Володя, здесь, рядом, он никуда не уходил, всегда находился тут, протяни ладонь, дотронься до щеки и поймёшь, что снова счастлив.       — Не покидай меня, прошу, не покидай, — слова застревают в горле булыжником, давят на грудь, перекрывая доступ к кислороду, и только Володя, его Володя, может помочь, спасти и вытащить из темноты, озарив своим светом весь Юркин путь. Без Володи нет смысла, нет цели, желания. Без Володи Юрки нет. Одни лишь мучения.       — Милый мой Юрочка, — старший проводит по спутанным волосам так ласково, как бы гладил маленького беззащитного котёнка, целуя в макушку, крепче прижимая к себе тощее тело мальчишки. Он слышит, что сердце у Конева сильно бьётся, что рыдания наружу вырываются, и так хочет уберечь от этого, огородить от всего мира, только бы Юра улыбался. Всё было бы не таким важным по сравнению с одной, хотя бы мимолётной улыбкой. Юрка для Володи — солнце, а он сам — луна. А как известно, ясное солнце влюбилось в луну.       Реальность жестока. Она не терпит другой любви, заставляет истреблять всё, что не вписывается в никому уже не нужные стандарты, обрекает тысячи людей на молчаливые чувства. Юрка бы кричать мог о своей любви, о своём Володе, да только голос его сломан, как и душа под натиском чужого мнения, расстояния и ожидания, когда же он начнёт дышать. Будто бы не проснулся от страшного кошмара.       Юрка голову поднимает, смотрит своими карими глазами в небесно-голубые напротив, и понимает, впервые за очень долгое время, что живёт, а не существует. Ладони дрожат, пальцы не хотят отпускать Володю от себя ни на шаг, хватит с них одиночества. Они обещали друг друга не потерять. А обещания нельзя нарушать. Слёзы всё льются, из-за них не видно любимого доброго лица, Володя заботливо стирает каждую с розовых щёк, наклоняясь ближе, запечатлевая на разгорячённом лбу поцелуй. Юра млеет от нежностей, плавится как лёд под лучами светила, и кажется, что умрёт без этого. Умрёт без Володи.       Ночь стояла светлая, безветренная. Лунный свет бликами проходится по двум силуэтам, стоящих в обнимку на пирсе; в зарослях камыша стрекочут сверчки, квакают лягушки, а по водной глади плывут лилии. Те самые, которые Юрка хотел сорвать. Те самые, которые подарил Володя на память о себе. Те самые, которые олицетворяли их любовь — непорочную и чистую, как былое детство.       Юра видел в Володе свою Вселенную, и взирая на него, такого идеального, красивого, самого лучшего во всём мире, ощущал себя по-настоящему счастливым. Большего в жизни ему и не надо было, потому что Володя уже здесь. Он — награда за все страдания, а рядом с ним всё нипочём. Мир обретал краски, всюду звучала музыка, квартира не казалась золотой клеткой. Главное, ощущать руки Володи на своей талии, получать его поцелуи, встречать закаты и рассветы, обсуждать или молчать, терять очки и учить играть на пианино, засыпать и просыпаться вместе. Ведь любовь жила в мелочах.       — Я люблю тебя, — в ушах эхом слова раздаются. Звучат так красиво, как та самая «Колыбельная», даже прекраснее, и время останавливается. Есть только они. Никого больше.       Володя тянется к Юре, младший, не отрывая взгляда от милых сердцу глаз уже ощущает тёплое дыхание на щеках, чувствует, как кожа покрывается миллионами мурашек по всему телу, внизу живота затягивается тугой узел, и наконец такое долгожданное нежное прикосновение губ. Секунда и..Юра просыпается.       Он весь дрожит, вроде бы плачет, и теперь действительно не может сделать вдох. Больно, очень больно, невыносимо тоскливо. Кричать во всё горло хочет, только не как во сне, а от всего того, что уже успел просрать. Тошно от себя настолько, что порой хотелось наложить руки. Ни одно творческое признание не стоило потерянной любви. Ничего этого не стоило.       И всё-таки, не жить ему без Володи. Как он там, всё ли с ним в порядке? Счастлив ли с кем-то? На эти вопросы Юра никогда не узнает ответа. Навсегда для него Володя потерян. И это пугало. Всё вновь стало серым и однообразным, чуть ли не мёртвым для такого же Юрки. Он проснулся не обнимая Володю, не в тёплой кровати, не в уютной квартире, и даже не от запаха вкусной маминой еды.       Снаружи, за окном серой многоэтажки лил дождь, отпечатываясь на лице парня; Юра небрежным жестом стирает солёные капли, от этого заставляя себя зарыдать в голос, пряча лицо в вспотевших ладонях. От распирающих душу чувств хотелось лезть на стену, рвать волосы и вырвать сердце к чертям. Нельзя скучать по человеку, от которого ты сам когда-то отказался.       — Знает ли он, что мы оба ранены? — шепчет Конев, вытаскивая из-под подушки одну единственную, успевшую выцвести фотографию, рассматривая её под светом уличных фонарей. Влюблённые и счастливые. Юра проводит большим пальцем по шершавой поверхности, прижимая к грудной клетке, как нечто слишком дорогое. Это всё, что осталось от прошлого, всё, что удерживает в настоящем и заставляет верить в будущее. — Всё в порядке, когда-нибудь я снова буду с тобой. Хотя бы мысленно. «Страдания закаляют сердце».