без бою

Ты динамишь меня уже больше недели. Десять дней, если быть точной. Десять дней и тринадцать часов. Минуты фиксировать мне лень – они убегают быстрее, чем я успеваю их подсчитать. Сурганова, это – свинство! Что за важные дела у тебя там такие, что не позволяют вырваться хотя бы на пару часов? Я соскучилась! А ты, видимо, нет. Или я перестаралась с показательными, хоть и исключительно дружескими, поездками в Питер с Надин, и теперь ты меня, в отместку, изводишь, держишь на голодном пайке? Знаешь, я хочу сказать, что эта твоя крокодилица, прости господи, белобрысая (я это, кстати, восприняла, как личное оскорбление) тоже слишком много себе позволяет! Так что кому из нас еще хуже! Ну-ну, Диана Сергеевна, я тебя поздравляю, уже сама с собой разговариваешь. Меришь шагами спальню и разговариваешь. Если так дальше пойдет, то придется переезжать в лофт поменьше и с мягкими стенами… А что я? Я не виновата! Ну почти. Это все от недостатка внимания всяких там! Не отношения, а бои без правил какие-то! Сил моих больше нет все это терпеть! Пойти что ли на улицу покурить, а то нервишки ни к черту… Хватаю недопитую чашку с помутневшим от одиночества кофе, спускаюсь по лестнице, плюхаюсь на нижнюю ступеньку крыльца. Кофейную посудину ставлю рядом с собой на нагретый бетон, наверняка забуду тут до следующего лета. Многочисленные бокалы и кружки с зачатками жизни вечно возникают в самых странных уголках нашего недопоместья, обычно сваливаю все на Мартемок. Дети – это удобно. Наконец, закуриваю. Вокруг какое-то тягучее природное спокойствие, даже бурная жизнь Пятницкого затихла, слышно только Гриню, сосредоточенно пыхтящего за будкой. Похитил старый Мартишин мячик, засранец, и делает из него много маленьких тряпочек. Эх, собака, плохая это идея, моя маленькая копия открутит тебе уши и хвост. Она очень не любит, когда забирают что-то ее. В кого же это, интересно? Отвлечься на образы изощренной казни любимого пса семейства не выходит. Блин, Сурганова, ты же лучше всех знаешь, что будет, если довести меня до греха и до приступа. И зачем опять провоцируешь, обострение врожденного садомазохизма? В кармане пиликает телефон, прерывая океан трагических размышлений. Вытягиваю гаджет с надеждой увидеть на экране нос заветного абонента...но нет. О, Пальцева! 11.37 "Полюбуйся! Вы уже настолько палитесь? Совсем страх потеряли? Как разруливать будешь?" Вдогонку прилетает файл – на скрине я вижу полные ехидства обсуждения того, что 18 июня 2022 года в городе Сочи состоится концерт не только группы "Ночные снайперы" во главе с Дианой Сергеевной Арбениной, но и Сургановой Светланы Яковлевны с ее Оркестром. Накал и разброс страстей нешуточный: от радостных соплей и фантазий по поводу долгожданного публичного совокупления посреди Олимпийского парка, до пессимистичных предложений выступить секундантами на дуэли за поклонников и трагических завываний тех, кто не может выбрать между двух огней. Жаль, на самом интересном месте беседа обрывается. Таааак. Смешно, конечно, но остается вопрос – это каким, интересно, образом, мои многоуважаемые сотрудники так облажались?! Молча отправляю скрин в общий рабочий чат. Прямо слышу, как там у всех шестеренки в головах завертелись и начало подпекать определенные места. Ну ничего, вам, по всей видимости, это полезно. Добавляю три многозначительных знака вопроса, для устрашения. Ребзя, тут одними воспитательными отжиманиями вы явно не отделаетесь… Не выдерживаю, вдогонку шлю голосовое: "Делать-то что будем, граждане?" Явно выждав пять минут, мне звонит Гомонов. Голос почти спокойный, достойно идет на заклание, хвалю. Закалила его служба под моим командованием… — Салют, Гриня! Ты по делу или так, соскучился? — Диан, прости. Я не понимаю, как это вышло. — Я тоже не понимаю, Григорий, как вы так лоханулись! Ну ладно там Смирнова, но ты! Ты-то куда смотрел? — Я позвоню организаторам. Это должно быть какая-то ошибка. — Сказала бы я, Гриня, что именно – ошибка. Но сдержусь. Ты же понимаешь, что у нас со Светкой аудитория процентов на 80 совпадает? Вы хотите в один день два концерта сорвать?! Я вам такую гадкую фурию устрою – мало не покажется. Я все сказала! Вешаю трубку, не дожидаясь оправданий. Мне вдруг становится ужасно смешно, неужели в этот раз не удастся избежать накладки? Не успеваю докурить сигарету, как мне снова звонит Гомонов и отчитывается, что они уже успели связаться с организаторами (какие мы шустрые бываем, вот это да!) – никакой ошибки нет, концерт подтвержден на 18 июня. С "директором Светланы Яковлевны" они тоже связались – у коллег так же все в силе. На том же месте в тот же час, блять. "Только если кто-то из артистов сам решит перенести, с определенными финансовыми потерями, как ты понимаешь", — добавляет Гриня. И я понимаю, что разруливать все снова придется мне. Чеканю в трубку: "Как же вы все мне дороги, просто пиздец!" И отключаюсь. Ладно, Сурганова уже переносила концерты по моей просьбе. Ей не привыкать. Придется включать природное обаяние! Хотя, когда я его вообще выключала? Пуляю окурком в сторону остатков кофе, промахиваюсь. Захар опять будет ворчать, что подростки – грязнули. Так, ладно, выбора нет, придется разговоры разговаривать. Выдыхаю, настраиваюсь на максимально кошачий лад и набираю абонента "светуля". Длинные гудки сменяются короткими. Нифига не "алле". Это как понимать? Хьюстон, у нас проблема! Я, видимо, прощелкала тот момент, когда моя любимая женщина превратилась в Белого Кролика, которому некогда здороваться и некогда прощаться. Ладно, не в дверь, так в окно. 12.15 "светик" 12.15 "светуля!" 12.15 "светкаааа" 12.16 "у меня к тебе есть дело" Через пару минут галочки обретают цвет. Ну хорошо, коннект налажен, только вот ответ прилетает подозрительно шустрый и прозорливый. 12.18 "Быть со мною до седин? Хотя, подозреваю, что ты просто увидела, наконец, что у нас Сочи в один день." 12.18 "ты знала?" 12.19 "Ну не все же такие невнимательные, Динка!" Ой, все! 12.20 "ой все" 12.20 "тут вообще у тебя женщина без внимания чахнет. внимательная ты наша" Абонент "светуля" начинает что-то печатать, гадость наверняка какую-то или умную цитату, но почти сразу становится не в сети. Да что за?! Я это так не оставлю! Начинаю заводиться, равнодушие бесит больше всего. Поджигаю вторую сигарету, но не затягиваюсь, набираю номер. Всего пара гудков, и я наконец слышу любимое родное: "Динка!" По телу сразу разливается нежность, туша кратеры бешенства. Ловлю себя на том, что перемешиваю сигаретой жижу злополучной чашки, ты так не любишь, когда я глушу одну за одной. — Светик, ну я же соскучилась! — Динечка, родная, я тоже очень соскучилась! Но столько дел, ты знаешь... То одно, то другое. — На меня у тебя совершенно нет времени, я поняла. Обижусь после. Сурганова, я по делу! — ?? — Перенесешь концерт? "Нет" не принимается! — Какой? Сочи что ли? — Бинго! — Динка, да чем тебе эти Сочи так не угодили? Ну подумаешь – попоем в один день. На разных же площадках! Мы же вроде как официально зарыли топор войны, теперь просто тихо друг друга должны ненавидеть. — Сурганова, ну ты шутишь? А придет на эти концерты кто? Сомневаюсь, что сурикаты со всей страны приедут и устроят тебе солдаут. Оставшиеся процентов 80 фанаток у нас с тобой общие. Разорваться им прикажешь? — Вот незадача. Я совершенно об этом не подумала. Как-то некрасиво получается – заставлять людей выбирать. — Вот-вот, совсем не по-сургановски. Так что давай, свистни Жуковой, пусть там подсуетится, ей не впервой переносы согласовывать. Ну или хочешь, я свистну? — Динка, а почему опять мы должны свистеть? Я же всегда уступаю. Мюнхен, Вологда… — Сурганова, ну какая ты мелочная стала! Не общайся с этой своей бюрократшей-счетоводшей, тебе это не на пользу! Сколько вы там должны за невыполнение условий оргам? Все за мой счет. Ни за что не поверю, что у вас сумма больше нашей выйдет. — Динка, ну не в деньгах дело! — А в чем? Ну Светик! Ну мур-мур-мур, ну Кузнечик! Кузнечичек! Ну прошу! Ну ради меня! Ты же всегда мне уступаешь! Сама сказала. А я уже Мартемкам пообещала день в Сочи... Мне в ухо вдруг резко ударяют барабаны, заглушая твой голос. Ты пытаешься их перекричать: "Динка, мне сейчас некогда, прости пожалуйста. Плохо слышно! Мы тут репетируем, я перезвоню, когда освобожусь. Целую!" Звонок прерывается. Репетирует она, конечно. Вот и поговорили. Я прекрасно понимаю, что по поводу переноса нужно чесаться в самое ближайшее время, потому что с каждым днем сумма просрочки будет увеличиваться, а количество свободных площадок, наоборот, уменьшаться. А такими вот темпами мы нихрена не решим. Придется действовать в стиле Дианы Арбениной… Так, сейчас десять минут второго. Через полчаса смогу стартануть, к шести максимум буду у тебя. Спустя некоторое количество дрянных во всех отношениях американо, полтора хот-дога и любопытно сколько и на какую сумму штрафов, я заворачиваю в крошечный дворик на набережной канала Грибоедова в попытке припарковаться. Господи, Сурганова, ну как ты здесь протискиваешься на своем японском бегемоте? Кошмар, право слово. Я бы уже разорилась на постоянную покраску бампера и новые зеркала. Приходится перегородить половину арки, но, на мое счастье, эвакуатор сюда точно не впишется. А вот, кстати, и твоя машинка. Значит я правильно вычислила. При свете дня здесь менее загадочно и более людно, чем после полуночи. По пути к парадной провожу быструю инспекцию окон – все зашторены (что за скука?), но с шумоизоляцией, явно, беда – я слышу звуки клавишных. Нужную дверь я нахожу без труда. Код от двери я конечно же не помню, а звонить тебе нельзя – эффектное появление будет испорчено. Но мне везет – скоро из недр дома появляется типично питерская бабуля в шляпе от солнца и зонтом-тростью. Такие все замечают, но не считают приличным высказывать свои замечания встречным полуподросткам в кепках и капюшонах. Поднимаюсь по лестнице, жму на кнопку звонка. Даже любопытно – кто мне откроет? Дверь распахивается, я слышу клавишные громче и вижу удивленно-недовольную физиономию Тхая. — Салют, Валера! — Оооо, все. Все, я поехал, я знаю, чем это кончается. Я в этом не участвую! Дальше без меня! Из недр арт-поинта к долетает твой голос: "Валерка, это снова из жилконторы? Или соседи?" — Если переубиваете друг друга – телефон клининга на стене в туалете, дверь только захлопните, тут мои гитары. Оригинальное, однако, приветствие! Во время своего монолога Тхай снимает с вешалки куртку, переобувается и, отстранив меня мощным плечом, быстро выходит из квартиры. — Валерочка??? — снова раздается из недр пушкинского логова. А что, так даже лучше. Пойду на переговоры. На автомате щелкаю дверным замком, быстро забегаю в туалет умыться и иду на звуки музыки, пытаясь вспомнить автора этой навязчивой "рапсодии". Точно! Рахманинов! — Валерка! Кто приходил? — Свидетели Иеговы, Сурганова. Собственной персоной. Ты трубку бросила, а я недоговорила... Захожу в зал и лишаюсь дара речи. Я слишком соскучилась, Светка. Ты такая красивая, даже в этих нелепых тапках и бесформенных штанах. Огромный белый рояль, за которым ты кажешься еще меньше, совсем крошечной. Голова запрокинута, глаза прикрыты. Ты такая увлеченная! Твои пальцы бегают по клавишам, с нажимом касаясь их. Не услышав ответа Валеры, ты оборачиваешься, не переставая играть, видишь меня, но ничем не выдаешь удивление. — О, видимо к нам приехал сам ревизор! Даже бровью, кажется, не повела. Вот это выдержка, Сурганова! Моя же решимость выбивать Сочи тает, как тополиный пух под дождем. Нервно сглатываю, внезапно охрипшим голосом пытаюсь отшутиться: — Выездное взыскание долгов! Господи, как же я соскучилась! Подхожу ближе, очень хочу тебя поцеловать. Но ты, как ни в чем не бывало, продолжаешь музицировать. Снова зависаю на твоих пальцах, облокачиваюсь на корпус рояля. Скоро там эта симфония закончится?! — Дин, ты что-то хотела? — спрашиваешь игриво и, не отвлекаясь от клавиш, слегка запрокидываешь голову и подставляешь шею. Ах так? Хорошо, поиграем по твоим правилам. Касаюсь губами и языком нежной кожи, слегка прикусываю зубами, не отрываясь, произношу тебе в шею: "А зачем обычно приезжают ревизоры?" Ты улыбаешься, а я, не в силах стоять так далеко, пытаюсь умоститься рядом с тобой, неосмотрительно задев тебя бедром. Эффект получаю строго противоположный ожидаемому – меня будто ударяет током от физической близости тебя. Боковым зрением замечаю, что ты самодовольно поднимаешь бровь и пересаживаешься чуть дальше, освобождая место. В надежде хоть как-то к тебе прикоснуться, кладу пальцы на клавиши и вклиниваюсь, подыгрывая тебе, но ты постоянно убыстряешь ритм, задевая мои пальцы своими, опережаешь и пытаешься обыграть. Не выдерживаю нарастающего внутри меня напряжения, руки перестают слушаться. Резко подскакиваю, делаю вид что мне срочно нужно ответить на смс (которой не было слышно!), но телефон, как назло, застревает в кармане. Пытаюсь одновременно вытягивать его и не смотреть на твои пальцы, все так же бесстыже бегающие по клавишам. А мысли в голову лезут отнюдь не возвышенные. Миссия провалена, я обнаруживаю себя вцепившейся в телефон и залипшей на твоих руках. А, пофиг! Опираюсь задом на угол рояля в пол-оборота, скрещиваю руки на груди и начинаю прожигать тебя дерзким (надеюсь, он именно такой) взглядом. Ты же, спокойно и без запинок, по памяти, доигрываешь Прелюдию (вот это ирония. Или намек?!) и аккуратно закрываешь крышку, нежно погладив отполированную поверхность. Переводишь взгляд на меня: — Дин, а ты чего вдруг приехала? Гастроль отбивать? Неуверенно киваю. — А мне Леночка сказала ни за что не уступать. Там неустойка. И вообще. Самое время для заготовленной, но чудовищно отрепетированной речи: — Светик, ну ладно тебе... ну не вредничай. Я все компенсации беру на себя. Вы ничего не потеряете, а даже заработаете на этом переносе! Ты молча случаешь меня, только коварно улыбаешься и продолжаешь водить пальцами по крышке рояля. — Кузнечик, ну я уже Мартемкам пообещала "Скайпарк", им в прошлый раз очень понравилось! А они в двадцатых числах разъезжаются по лагерям. И выходит, что это последняя до конца лета возможность потусоваться нам всем вместе. А дети ведь так быстро растут... Ты реально хочешь их обломать, да? Что я им скажу? Что тетя Света у нас кайфоломщица? Ты возмущенно качаешь головой. Конечно же ты не такая! Краем глаза замечаю, что твоя рука перемещается все ближе к краю, ты медленно шагаешь ко мне, не переставая ухмыляться. Но если я сейчас не отойду – я просто наброшусь на тебя, и вопрос останется не решенным. Делаю шаг назад, ты приближаешься ровно настолько же. Еще шаг. Еще один. Спиной чувствую изгиб рояля. Все, я в ловушке. Полный провал, Арбенина. Или еще повоюем? В помещении вдруг резко заканчивается воздух. Сердце пытается пробить грудную клетку, колотится, как бешеное, а ноги становятся ватными. Дрожь в голосе никуда не деть. В попытке удержаться я опираюсь поясницей на рояль, кладу вспотевшие ладони на отполированную поверхность, и, собрав остатки воли, полушепотом спрашиваю: — Сурганова, ну что мне сделать? Я детям обещала уже день с ними... — Ммммм. Что сделать? Ты на все готова, чтобы заполучить концерт да? Понимаю, что подвох где-то рядом, но отступать некуда. — Угу. — Давай, тогда, поспорим... Блять, да что ж такое?! Это же я у нас специалист по шантажу сексами! Сурганова, это не честно! Нахрена я вообще сюда поехала? Да лучше бы я просто купила Мартемкам квадроцикл в качестве извинения за очередные неоправданные надежды. А тут явно придется и потратиться, и... Тьфу! Обругаю себя позже, у меня всего пара секунд на то, чтобы придумать какой-то план, потому что твои пальцы уже добираются до моей руки, лежащей на рояле. Мгновение и они уже легкими касаниями поднимаются выше, будто рисуя контур по телу: кисть, предплечье, плечо, шея.... Стараюсь притворяться расслабленной, держать серьезное, уверенное лицо. Но, судя по твоей хищной улыбке и блуждающим демонам зрачков, я так и осталась хреновой актрисой. Еще секунда и я уже слышу твой густой низкий шепот, обжигающий ухо: — Кто первый...сдастся, тот и уступает. Ладони, прижатые к глянцу инструмента, мгновенно потеют, понимаю, что незаметно вытереть их об штаны не выйдет. Впрочем, ты и так слишком хорошо и слишком давно знаешь, какой пожар может спровоцировать одно твое присутствие рядом. Кажется, начинаю проигрывать еще до начала гонки на выживание... Пытаюсь успокоиться и унять колотящие в ушах тамтамы пульса, но ты и эти твои преступные, коварные губы слишком близко. Я смотрю на них и схожу с ума, понимаю, что еще мгновение и сердце либо выскочит, либо остановится – третьего не дано. Почти забываю с какой целью тут оказалась. Единственное, о чем могу думать – когда ты наконец меня поцелуешь. Поцелуешь же? В горле пересыхает. Ты коварно ухмыляешься, заметив мое смятение, но наигранно покорно ждешь разрешения, стартового сигнала к гонке, и этим терзаешь меня еще сильнее. Нет, не могу сопротивляться. Решено! Я сейчас немножечко дам слабину, подыграю, благородно дам фору, а потом отыграюсь... Отрывисто киваю и получаю долгожданный поцелуй. Эндорфин, сразу же взрывающий вены, отрывисто хохочет, разгоняя сердце до предельно допустимой. Становится очевидно, что выиграть будет не так-то просто. Стараюсь дышать ровнее, не вдыхать твой пьянящий запах. Получается, честно говоря, хреново. Воздух буквально состоит из молекул твоего аромата. Не выдерживаю, притягиваю тебя к себе, не хочу отпускать больше никогда! Пытаюсь предпринять отчаянную попытку отыграть упущенное на старте, запускаю руки под то, что ты называешь бадлоном, провожу пальцем по позвонкам. Тут же начинаю жалеть, ход не продуман. Ты хоть и подаешься вперед, расслабляясь и глубоко втянув воздух, но на меня это тоже действует обжигающе. Черт возьми, Сурганова, как ты это делаешь? Похоже на коварный мухлеж! Пытаюсь отвлечься на запутанные веревочки твоих шароваров, но ты слишком наблюдательна и, с шипящим "ах так!", всем весом прижимаешь меня к роялю. Белый гигант отзывается негодующей трелью струн. — Сурганова, у нас что, бои без правил? — пытаюсь возмущаться, но выходит довольно пискляво. — У нас тут прелесть охотника в жертве. А жертва… ну ты поняла. Резко меняешь тактику боя – нежно, но уверенно ведешь вверх по ребрам, кончиками пальцев задевая край моего худи. Спасибо за подсказку! Всего на миг отрываюсь от твоих губ, резко сдергиваю с себя толстовку вместе с футболкой и отшвыриваю в сторону. Торжествующе ухмыляюсь под обиженный грохот литавр, задетых одежным комом, но радость от моей победы длится не слишком долго. Ровно до того момента, когда твои ладони накрывают мою грудь, а язык обводит очертания волков на шее. С первого твоего обжигающего, испепеляющего касания понимаю, что дело труба, но не могу вот так вот просто сдаться, как бы мне этого не хотелось. Мозг уже плавится под натиском возбуждения, но я собираю в кулак остатки решимости, тяну вверх твою чертову колючую водолазку и судорожно брожу пальцами по нежной коже живота. Едва касаюсь груди, скольжу по пульсации венок, ловя каждый твой вздох – предвестник стона. Не могу удержаться и не хочу больше ждать, ловлю твои губы, прикусывая и жадно впиваюсь. Пальцы скользят под резинку белья, но я едва успеваю прикоснуться – ты резко отстраняешься, рывком разворачиваешь меня к себе спиной и давишь рукой, заставляя наклониться вперед. Я снова оказываюсь в самой приятной ловушке, Светлана Сурганова сама устанавливает правила игры и явно ведет в счете. Я люблю побеждать. Всегда и во всем быть лучшей и ненавижу проигрывать, но не могу не признать, что капкан, в которой я внезапно попала, стоит того, чтобы уступить пальму первенства. В мозгу мелькает мысль, что, если я немедленно не перехвачу инициативу, то проиграю, но она тут же тонет в накрывающем предвкушении удовольствия. Ой, да побрал бы черт эти Сочи... Возьми меня. Прямо сейчас! Прижимаюсь щекой и грудью к прохладному лаку рояля, готовая принять поражение с достоинством. Ты не теряешь времени и сдергиваешь с меня треники вместе с боксерами, оглаживаешь бедра, явно довольная, что тактика сработала. И тут же я ощущаю резкий шлепок. Что это было, Сурганова?! Пытаюсь развернуть корпус и возмутиться, но уверенная рука придерживает меня за поясницу, пресекая попытки к бегству. Захлебываясь коктейлем из эмоций, рискуя утонуть в лаве гормонов, нахлынувшей в черепную коробку, я слышу где-то на грани реальности свое хриплое: "Еще!" Еще... Еще! Господи, Сурганова, я не понимаю, как именно ты это делаешь, и почему мое тело так бурно реагирует, но не смей останавливаться. Капитуляция? Подумаешь! На эти ощущения я готова променять все концерты мира, полететь в любую точку глобуса и выполнить любые безумные капризы… только не останавливайся. Каждое прикосновение обжигает, с каждым шумным вдохом воздуха остается все меньше, меня трясет от возбуждения, будто от лихорадки. Песенка моя явно спета. Ты продолжаешь дразнить, покрываешь поцелуями поясницу, проводишь языком по позвоночнику, спускаешься ниже – то гладишь, то снова резко шлепаешь. Держаться за реальность помогает только острый край рояльной крышки, упирающейся в солнечное сплетение. Хотя, может быть и это мне кажется. Я путаюсь в ощущениях, отчетливо понимаю только пульсирующее желание ощутить тебя внутри. Спиной чувствую твою обнаженную грудь, скользящую по моей коже в замысловатом танце – когда ты успела раздеться? Вопрос не покидает закоулков сознания, тонет в судорожном, почти животном всхлипе – я забываю дышать. Яростно и глубоко целуешь меня в шею, и, когда я уже почти готова умолять о большем, прикусываешь мочку уха. Смесь боли и наслаждения заводит меня еще больше. Нейроны плавятся в жидкий металл, стекая по разгоряченной коже. Ты прекрасно понимаешь степень моего накала, но не спешишь ликовать. Сурганова всегда доводила дело до конца… Твоя горячая ладонь обхватывает мой живот, убивая последние запасы кислорода, ты прижимаешь меня к себе и коленом раздвигаешь мои бедра. Толчок и ты входишь сразу глубоко, замирая и сразу начинаешь двигаться, наотмашь, каждый раз почти полностью вынимая пальцы. Мне остается, только обессиленно хрипло стонать, жадно вбирая тебя с каждым движением и, до побелевших костяшек, цепляться пальцами за полировку рояля в попытке не утонуть в подкатывающих волнах наслаждения. Проиграть с достоинством не получается. Противник оказался слишком силен. Последнее, что запоминаю – торжествующе ухмыляющийся портрет Александра Сергеевича. Черт дери, теперь я буду ревновать этот рояль ко всему твоему собесу..интересно, получится ли его незаметно вывезти отсюда?

***

— Гриня! Ты говорил у тебя кто-то квадриками занимается. Дашь телефон? И да - Сочи у нас перенос.