Это мои звёздочки.

— Чонгук, посмотри, — Тэхён улыбается, светится красивой юношеской улыбкой. Поднимает глазки наверх и сравнивает полевой цветок с солнцем. — Заправишь мне его в волосы? Хочу почувствовать себя как в фильме. Чонгук подсаживается ближе, и вся цветная рябь вокруг пробуждает в нем приятное чувство. Тэхён красивый в этих цветах. Они для него как будто созданы. На лицо естественно падает луч солнца, уже вечернего, а Тэхён не щурится, ему нравится греться в последние секунды уходящего заката. — Я подарю тебе лучшую реальность, и никакой фильм не нужен будет, Тэ. Чонгук теряется в нем, в простом и наивном мальчике с глазами цвета подсолнухов. Он как перышко легкий и в характере и во внешнем виде. Среди всех людей, которые попадались в жизни, Тэхён самый настоящий. Единственное живое существо в этом царстве мрака и жестокости. Чонгук трогает холодную руку, в которой цветок, похожий на уходящее солнце. Оно существует сегодня последние минуты, как и этот цветок, который увянет в положенный срок. Пальцы не дрожат как в первую встречу, но сердце по-прежнему хочет биться в одном ритме с чужим. Перед Гуком — чужой и невинный внутренний мир, никем не тронутый и чистая душа. Тэхён как ребёнок. В нем нет никакой злобы и жестокости. Он смотрит на окружающее его с восхищением и удивлением. Человек, который не причинит боль, потому что его ещё не ранили. Не скажет плохого слова в чужую сторону, потому что не сталкивался с другими сторонами людей. Чонгук боится его коснуться. Не снаружи, не за руку или талию. Душу трогать боится. Не хочет причинить вред тому, из-за которого сам страдает. Другим позволять не хочет щупать почву, что так плохо спрятана в этом хорошем и невинном Тэхёне. Эти страдания Чонгуку нравятся. Это любовь, о которой ещё не сказали. Тихая и таинственная и, может быть, красивее любой другой. Чонгук полюбил Тэхёна, и теперь ему страшно войти в этот длинный лабиринт отношений двух людей, где на каждом шагу колючки, палки и ураганы. И среди этого всего где-то горячая страсть, а где-то невинные поцелуи. В любви можно познать все, что не познаешь с чужих слов, цитат из книг или строчек из песен. Это как делать что-то из бисера : не так затянул леску— получил огромный узел, который придётся распутывать самому, при этом случайно не завязывая новый. И что-то теряется. Цветные детали бисера, например, как чьё-то доверие, сформированное ни сегодня, ни вчера, а для кого-то даже ни несколько месяцев. Тэхён доверяет. Чонгук это видит и так не хочет лишиться этого. Лишь бы Тэхен никому другому больше. Только одному Чонгуку. И целуется Тэхён робко, когда Чонгук сам его руки на свою шею кладёт, помогает привыкнуть к своему телу. Сам как впервые осторожничает, потому что знает, что этот первый поцелуй станет началом чего-то длинного и тяжёлого. И это что-то — любовь. Теперь в одном ритме. Как на двоих одно сердце. И дыхания нет больше у обоих. Тэхён крепко хватается, дрожит, но не останавливается. Среди цветов целуются, на каком-то далёком от дома поле, где никого больше. Только Чонгук, кладущий росток отношений в землю, не зная, прорастет ли, Тэхен, совершенно ничего смыслящий о любви, прикосновениях и поцелуях. И необъяснимая ментальная, физическая и другие любые виды связи между двумя людьми, делающие их ещё ближе. Чонгук Тэхёна чувствует сильнее, когда обнимает долго, как никого другого. А Затем даёт передышку. Осознать. Понять. Подумать. Согласиться или отвергнуть. Пойти в неизвестность, открыть кучу дверей с монстрами или ангелами. Сделать шаг в мир взрослых вместе с Чонгуком, кажущимся более уверенным и посвящённым в этой теме. Чонгук тоже зелёный, но он хочет своей выдуманной уверенностью показать Тэхёну пример. Дать понять, что скорее всего в том, что между ними, нет ничего плохого. И на самом деле оба ни черта не знают, что может быть дальше и о какие закорючки могут споткнуться. Просто хотят. До жжения в груди хотят. Только вместе и никак больше. За руки крепко держатся и смотрят друг другу в глаза. Неспокойные взгляды и нервные подергивания выдают обоих. Как поступить? Как начать то, за что никогда не брались? И как привыкнуть к тому, что можно полюбить человека и самому быть любимым? Тэхёну до чертиков страшно, и он сжимает чужие пальцы сильнее и кусает губы. А Чонгук спокойнее выглядит, держит эмоции при себе. А там, внутри, наводнение уже, задохнуться скоро можно от того, что между ними происходит. Момент, когда все напряжено до самых глубоких частичек тела. И по вискам бьет от ожидания. И сердце утихомириться не может. Хочется закрыть глаза и сильно зажмурить веки, обнять себя руками от стыда и неловкости. От недосказанности таившихся внутри чувств, о которых следовало бы сказать, даже если Тэхён уже все понял. Потому что Чонгуку семнадцать, а Тэхён на год младше, и оба хотят спрыгнуть с моста в неизвестность. Чонгук двигается ближе и удобнее устраивается в позу лотоса, гладит чужие пальцы, наклоняется и губами ведёт, и уже не смеет целовать, пока не разрешат. Он уже себе многое позволил. Забрал у Тэхёна первый поцелуй. — Что будет дальше, Гуки? — волосы распадаются, и лёгкий ветер ерошит их сильнее. А Тэхён бегает глазами по макушке, склонившейся над его руками. Переживает жутко. Как в первый раз. Это действительно в первый раз. В его голосе нет раздражения или злости. Значит, он был не против поцелуя. — Не знаю, — признаётся Чонгук, поднимая голову. — Кажется, я в тебя влюблён. Не подумав, ляпает, но не жалеет. Когда не задумываешься, говоришь чистую правду. И не важно, горькая она или приторная. Тэхён касается его щеки, и Чонгук уверен, что ничего нежнее его не трогало. Как шёлк, как чистое и мягкое одеяло. Чувствует, что тепло этих рук теперь его любимое. И не сравнимое ни с чьим другим. Солнце уходит за горизонт стоящих вдали гор, а корзинка с цветами падает беззвучно на бок. Летний вечерний ветер дует с каждой секундой сильнее, от этого сложнее разговаривать. Лбами соприкасаются, Тэхён трется, чтобы как можно больше контакта было между ним и Чонгуком. — Мне страшно, — теперь признаётся Тэхён, а Чонгук уже давным-давно все знает. — А мне то как, — Чонгук не замечает как чернеет небо, а ведь только что лучи солнца касались лица Тэ-Тэ, — но я хочу. Хочет с Тэхёном как можно дольше, если не потом, значит сейчас. Не отпускать его руки, говорить с ним бесконечно долго, до самой тёплой летней ночи, плести венки под розовым закатом и сидеть вдвоём в громком молчании. В котором сотни несказанных слов и подавленных Чонгуком чувств. Он подросток, и для него нормально бояться признаться. Странно чувствовать то, что кажется взрослым. Чонгук взрослый? Нет. Но убеждён, что может понимать гораздо больше чем, например, его родители. Понимает, что с Тэхёном хочет научиться быть таким, каким он выращен природой. Таким, какой есть. А Тэхёна, искреннего и чистого, никому не хочет показывать. Только себе забрать. Тэхён молчит, а Чонгук смелеет, когда не думает о том, что надо что-то решать. — Мы оба ничего не знаем. И нам обоим страшно. Но не лучше ли бояться вместе и хотя бы мелкими шагами двигаться вперёд? Снова молчание и странный взгляд Тэхёна. Задумчивый, в одну точку. Как будто хочет чего-то и еле решается. Держит Чонгука за лицо своими всегда ледяными руками и больше не может. Как ответ Чонгук получает что-то более громкое, чем слова. Его целуют в губы. Упали, обратной дороги нет. Как путь, начало которого исчезает мгновенно за спиной. Они вместе идут, потому что держатся за руки, испытывают одно и тоже. А люди, стоящие рядом с друг другом с похожими чувствами, понимают друг друга лучше. Нужно попробовать. В начале августа пробуют. С неловкими фразами и прикосновениями, молчанием во время прогулки и блуждающими взглядами. Никто не знал. И даже не думал знать. Но в деревне, в которой живет Тэхён, слухи разнеслись быстро, потому что каждый друг друга знает. Стало невыносимо, когда люди тыкали в Тэхёна пальцем. Чонгуку хотелось укрыть это настоящее существо от всех и куда нибудь увезти. Тэхён начал познавать суровый реальный мир. А родители Чонгука не приняли и даже слушать не стали. Сначала просто отговаривали, а потом намеренно вбивали в голову мысль о том, что Тэхён не его человек. — Какая любовь в семнадцать лет, Чонгук? А в каком возрасте ее уже не бывает или когда она ещё быть не может? Сердце не знает ограничений. Чонгук четко осознавал теперь куда влип и затащил с собой Тэхёна. Разве не сам Чонгук должен почувствовать своего человека? Его подушка горела от ночных истерик, когда родители запретили ему видеть Тэхёна. Как будто что-то родное забрали. Чонгук мучил Тэхёна молчанием и невозможностью увидеться. Телефон отобрали с момента ссоры с матерью, и осознание, что натворил, пришло лишь на следующее утро. Чонгук не мог связаться с Тэхёном, не мог посмотреть на него такого, наверняка растерянного и не понимающего, что произошло. Не было возможности хотя бы просто услышать его голос через телефонную трубку. Им оборвали все связи. Чонгук ненавидел родителей. Они резко забрали у него единственного хорошего человека. Он метался, ворочался в кровати целые ночи, не прекращая думать о Тэхёне. В одну из таких ночей Чонгук не выдержал. Ему стало все равно на запреты, которые до этого момента он считал правильными, они ведь делали для него «как лучше». Только вот Чонгуку в десять раз хуже. Через неделю он сбегает к Тэхёну глубокой ночью в одной лишь пижаме, не заботясь о собственном виде, холодя ноги мягкой травой и глядя на светлую Луну над собственной макушкой. Чонгук бежал к Тэхёну не оглядываясь, чувствовал, что он на том месте, где они попрощались неделю назад. Сквозь кусты и ветки ему пришлось нестись к нужному месту, плюя на совсем не летний ветер в лицо, закрывая глаза, когда он был слишком сильный. Лишь бы успеть. И лишь бы его предчувствие не подвело. Останавливается в двадцати метрах от него. Чонгук дышать даже не хочет, смотря как Тэхён болезненно сжимает ногтям подогнувшие под себя колени и ревёт навзрыд, точно зная, что тут кроме него и Чонгука никто не бывал. На месте застывает и не в силах что-то произнести. Что тут говорить? Чонгук первый человек, который рвался защитить, а причинил боль. Руки холодеют, собираются в кулак от злости на самого себя и Тэхёна, никогда не знавшего, что такое боль. Мечется в раздумьях как в пустой запертой комнате два на два, где есть место только Чонгуку и его мыслям. Он ведь Тэхёна ломать уже начал ненамеренно. Что же с ним теперь делать? Родители не дадут покоя и смогут сделать все, что в их силах, не спрашивая никого и ничего, особенно Чонгука. Тэхён ведь ничего не знает, и нет ничего хуже чем жить в неизвестности. Чонгук никогда за время их дружбы не врал, потому что ненавидит ложь, и в мыслях не было. Он просто не имел возможности. Ему запретили. У него забрали. Ему тоже сделали больно. Подбегает, встречаясь с ветром лицом к лицу, эта ночь слишком ветреная, а Луна — почти полная. Пальцы холодные путаются в волосах, электрический ток по телу растекается молниеносно, и Тэхён вздрагивает от чужих прикосновений. Его глаза чёрные в этой печальной ночи под цвет их теперешних отношений. — Чонгук.. что ты здесь делаешь? — дрожит голос, Тэхён поджимает ноги, он тоже босой. — Тебе ведь нельзя… — Я чувствовал, что ты здесь и не мог не прийти, — Чонгук трогает его лицо. Невинный, но уже раненый перед ним Тэхён. — Ты все знаешь? У Тэхёна дрожит все тело от непривычного холода и стесняющего чувства в груди, как будто сердце отрывается от своего места. Больно невыносимо. Удар первый и самый тяжёлый. В уязвимое место. А у Тэхёна все уязвимое место. Потому что ничего не скрывает, полностью обнажён. Не знал до этого дня, на что способны люди. — Знаю, — шепчет Тэхён, касаясь своими ладонями поверх чужих. — Мои родители тоже против. И это разлетелось по всему селу. Поле оживает под танец ветра и цветы вырываются из своих домиков, улетая вместе с ним куда то далеко. Ветер злится на тех людей, что лезут в чужие отношения, не давая им даже одного шанса. Чонгук в порыве чувств, не угасающих ни на единую тысячную секунды, валит Тэхёна на траву и безостановочно целует, как будто чувствует, что это их последняя встреча. Волосы треплются, а Тэхён тоже теперь остановиться не может, запоминает ледяные губы своей первой любви и кончиками пальцев по спине и пояснице ведёт. Его прикосновения еле-заметные, тёплые, и Чонгуку на миг становится теплее в этой ночи. Не прекращают целоваться, и лишь когда ветер стихает, а небо засыпается звёздами, Тэхён достанет бабушкино старое одеяло, вероятно, притащенное из кладовой. Трава, теперь нагретая их телами, не кажется жесткой. Тэхён наблюдает за небом. Ждёт ту единственную, что сможет исполнить его маленькое желание. Наверху — кладь блестящих алмазов и драгоценных камней. Вокруг — полевые цветы и не единой души больше. А рядом человек, с которым в одном ритме хочет собственное сердце биться. Красивая ночь, собой укрывшая целых два мира, желающих в один слиться. Чонгук Тэхёна гладит везде, где может дотянуться. Боится не успеть коснуться самого главного, и на этот раз предчувствие не самое хорошее. — Наши звёздочки, — Тэхён указывает на два алмаза среди чёрного неба. — Загадаю желание. Чонгук приподнимается на локтях над лежащим с закрытыми глазами Тэхёном, возвышается буквально стеной. Он ведь сильнее и спорт любит. А Тэхёну нравится вовсе противоположное. Выставки, картины, вязанные свитера и круассаны со сгущёнкой, а ещё безделье. Указательным пальцем тихо и осторожно, наблюдая за распадающимися в стороны волосами, подёргиваниями, Чонгук щеки касается. У него дрожь. Приятная. Тэхён как запретный плод. Ещё не до конца созревший, но уже его. Чонгука. И эта пижама красиво ложится на его плечи, и Чонгук ничего проще не видел, ничего нежнее не трогал его кожи, не чувствовал себя таким рядом с кем-то. Как будто порцию жизни получает от Тэхёна, а взамен делится своим теплом. Тэхён открывает глаза. — А это мои звёздочки, — тихо произносит Чонгук, рассматривая космос перед собой. Индивидуальный космос. Ещё и двойной. — Только мои. Тэхён своими глазками моргает и в грустной гримасе лицо оставляет. Ему печально? Чонгук ведь за него всегда, даже если не рядом. Даже если не напоминает о себе. И Тэхёна он обязательно теперь будет беречь, только пока что не знает как. Может это космос влияет на него? Он эти глаза никогда не забудет, и те слова, что говорит сейчас всегда помнить будет, что бы ни случилось. Чонгук уверен, что можно все исправить. Только как перечить родителям, которые хотят чтобы все было хорошо? Чонгук знает, им нужно это «хорошо» только для собственного спокойствия. Нужно, чтобы все решения, принимаемые Чонгуком, знакомства, которые он заводит, были угодны им. Родители боятся слухов, а Чонгук, кажется, теперь ничего. Пусть теперь в него стрелы с копьями пускают, только Тэхёна лишь бы не трогали. Он хрустальный, ранимый и самим Чонгуком обиженный. А улыбается также, как будто ничего не происходит вокруг. Никакого урагана или смерча, слухов и запретов. Не понимает, что теперь придётся как-то выкручиваться. Своими руками покрывает чужие ладони, и смотрит. Что-то серьёзное сказать хочет. А для Чонгука любое слово — какое-то решение. Тэхён делает глубокий вдох. И искорки от звёздочек, которые для Чонгука, льются по его щекам. — Чонгук, я уезжаю. Сильнее ладони сжимает. Они всегда холодные. Тэхён ведь худой и не ест ничего почти. Чонгук всегда его греет. Чонгук всегда и везде за Тэхёном. — Почему? Это из-за нас? — глаза бегают, а руки теперь не греют. Они такие же холодные, как эта ночь. Чонгук лицо Тэхёна обхватывает, в упор смотрит. Больше нет выхода. — Скажи, кто тебя надоумил? — Все против нас. Меня обижают, говорят страшные вещи. — Не горит больше. Тэхёну больно, он ведь Чонгука отпускает, потому что любит. — Так будет лучше. — Мы сможем, Тэхён, я все сделаю, чтобы нас не трогали. Даже так? Что может сделать семнадцатилетний подросток против кучи рассерженных взрослых? Чонгука никто не поймёт и не воспримет. Родители и слушать не станут. Потому что Чонгук-и маленький, он ничего ещё не смыслит в любви. И сколько людей могли бы хоть что-то смыслить в любви, если бы родители не лезли в чужие жизни? Даже если эта жизнь не такая длинная и опытная. Даже если Чонгуку семнадцать, а тому, кого он любит шестнадцать. Может действительно ничего не должно получиться? Но как нет, если Чонгук любит до бабочек в животе и сердечек над головой? Если готов все, что угодно сделать, лишь бы Тэхён с ним. Такой красивый и невинный Тэхён. Как зайчик, который теперь судорожно поджимает хвост и сам боится своих же слов. Тоже ведь не хочет расставаться, приходится. Потому что другие мешают. А Тэхён не понимает других, когда любят двое. Потому что страшно сделать какой-либо шаг, правильный или нет. — Не надо, Чонгук-и, нас не тронут, — ком сдавливает горло и голоса нет как будто. Лишь бы не впасть в истерику. А руки то дрожат. Тэхён пальцами трогает чужие на своём лице и хочет, чтобы вечно так. Он и Чонгук. — Если этого нас не будет существовать. Оба плачут. Чонгук ничего не отвечает сквозь слёзы, не пытается удержать, не останавливает, не знает, как может быть по-другому и вариантов, что предложить тоже нет. С болью целует, теперь точно в последний раз. Тупое предчувствие чего-то плохого. И зачем вообще любовь придумали, если она никогда не будет хорошей? Заставляет людей отдаляться, а не наоборот. Втягивает, заманивает в свои лапы глупых, а потом выкидывает по разным берегам и делайте, что хотите. Думайте и решайте, как пропасть и убиться, чтобы друг к другу прийти. Руки цепляются за рубашку, тянут на себя с какой-то агрессией. Чонгук с отчаянием стискивает Тэхёна, и плевать ему теперь, сегодня их последняя ночь, а он так хотел медленно, осторожно и нескоро. Теперь же, хочет позволить себе все. Трогает везде и не стесняется, как будто всегда таким был, и, возможно, не узнает себя на следующее утро. И стыдно будет и больно вдвойне. Завтра Чонгук вспомнит его холод, который старательно пытается сейчас превратить пожар, и у него это получается. Потому что Тэхён мнет покрывало под собой и мечется, хочет позволить. — Не смогу без тебя, — шёпотом, чтобы истеричный голос Тэхён не услышал, — а если и смогу, то всегда буду жить с болью. Руками трогает бедра, задевает голые участки, плачет в губы, когда всем телом наваливается, и Тэхёну становится страшно. Читал, смотрел, к чему может это все привести. — Мы оба сможем когда-нибудь друг без друга, — также нежно, с грустной улыбкой, с болью, которую приходится топить в себе. Тэхён под телом Чонгука ещё крохотней становится, милее и отзывчивее. Или это Чонгук так смотрит на него? Как будто других не существует, — а если нет, тогда найди меня, Гуки. И снова слёзы и горячая страсть. Злобная и агрессивная. Чонгук хочет Тэхёна поругать и вразумить, только вот знает, что другого выхода нет. Он его бережно раздевает, а хочет по-другому. Целует негромко и только туда, куда никто и никогда Тэхёна не поцелует. Чтобы след от любви Чонгука всегда оставался там, на том месте. Тэхену не больно физически чувствовать Чонгука в себе, когда в него толкаются. Ему больно потому что он не так хотел. Не здесь и не сейчас. Не в таких эмоциях и не в последний раз. Его целуют, обнимают и укрывают, а завтра — задушат собственные мысли. Тэхён сегодня любит Чонгука по-особенному и сам купается в любви. Позволяет все, что вздумается и на любое согласен в эту ночь. Они занимаются любовью под звёздами. И никакие определённые Тэхену больше не нужны. Он теперь не невинный. Он порочный, каким его видят. Перед ним Чонгук. Его первая любовь, и среди вспышек самых новых для него чувств он понимает, что и последняя.