Главная фантазия

Сложно понять, что вы чувствуете друг к другу, когда видеться получается только по срочному делу. Дайса это волновало куда сильнее, чем его предмет воздыхания, как ему вечно казалось. С виду он простой парень — ничего не взять с такого идиота, по крайней мере такого мнения придерживался тот, в кого Арисугава, судя по всему, влюбился. Признать этот факт он долго не мог — то ли от собственного недопонимания, то ли от того, что истинная красота и близость для него лежала не в красивой даме, о которой он, как и все парни, фантазировал и мечтал, а в бледном скрытном писателе-романисте. И знать Дайс о нём почти ничего не знал, действительно никакой личной информации — Гентаро Юмено умело скрывался от внешнего мира и друзей. Уже долгое время существовал их дивизион, многие муки Арисугава пришлось пережить: видеть, как Юмено страдает от резкого флоу противника, но потом всё равно встаёт на ноги, было сравнимо с ножом в сердце для Дайса. Однако в настоящий момент он не допускал ни единой мысли о невинности или хрупкости писателя, лёжа на довольно мягкой кровати в каком-то дешёвом отеле. Зимой часто приходится забрасывать любимый азарт на пару дней, без тёплых вещей выживать на улице становится в тысячу раз сложнее. Именно поэтому сегодня он занял у Рамуды несколько тысяч йен и заселился в скромную комнату на втором этаже. Сейчас подкаченное после баттлов тело освещал только лунный свет. Небо было чистейшим, но звёзд всё равно не видно — шибуйские фонари перекрывали всю красоту небес, на которые Дайс всё равно с трудом поглядывал сквозь тяжёлые веки. Руками он тем временем спускался всё ниже, не очень-то и спеша — впереди была целая ночь. Дыхание постепенно становилось тяжелее, не само по себе, что очевидно. Арисугава фантазировал, и с каждым мгновением, как ему казалось, он видел облик Гентаро всё чётче и извращённее в своей голове. Виной тому было возбуждение, нараставшее так же медленно, как и светлел образ Юмено в голове Дайса. Однако ему хватало и дальних очертаний, непонятных мыльных пятен. От одних этих размытых миражей пульс Арисугава учащался, и он иногда путался в привычных вдохах и выдохах, хватая воздух ртом. Свет луны потихоньку переполз с плеча на грудную клетку, то легко подрагивающую, то вдруг резко поднимающуюся. Это случалось в моменты, когда Дайсу наконец-то удавалось сделать пару вдохов и тут же шумно выдохнуть. Дайс скользнул ладонью под резинку трусов — в то же мгновение неясные зарисовки обрели более красочные изгибы и откровенный характер. Он снова хрипит, перемещает руку с тёплого бедра на вялый член и неловко берёт его в свою ладонь. Сухо. Осматриваясь по сторонам, будто бы надеясь увидеть рядом лубрикант, Арисугава осознаёт, что для расслабления с самим собой больше собственной слюны и не потребуется. Поэтому он без лишних размышлений вытягивает руку, и яркие фантазии снова тускнеют, отчего азартный игрок озадаченно приоткрывает левый глаз, чтобы разглядеть под слабым освещением шершавую ладонь. *** Добиться комфортных ощущений, безусловно, дело занятное. Минуты проходили быстро, и казалось, что так же быстро Дайс менял направление своих помыслов. Нелегко было дать им конкретное описание, труднее оказалось понять, как Арисугава вообще добился подобных образов в своей голове, но это, вероятно, вовсе не играло никакой роли сейчас. Рукой он двигал размеренно и плавно, задевая кончиками пальцев крайнюю плоть, доводя себя до лёгких тихих стонов. Сильно шуметь опасно — за стенами были такие же люди, которые наверняка хотели отдохнуть. Но у Арисугава не найдётся лучше времени, чем ночь, чтобы удовлетворить себя и, наконец, опустошить сознание от грязных мыслей хотя бы на пару часов. Видя перед собой Гентаро, он испытывал целый спектр разнящихся эмоций: и симпатию, и печаль, и радость, но центром всего этого было скопившееся не за один день возбуждение. Сам он не принимал этот факт, но как только солнце уходило за горизонт, у азартного игрока словно срывало крышу. Движения руки стали быстрее, размашистей, и резкие выдохи участились — Арисугава приподнимал напряжённые бёдра навстречу ладони, чуть выгибаясь в пояснице. Воображение рисовало новые образы с Юмено, что заводили игрока пуще прежнего, подливая масла в огонь. Запрокинув тяжёлую голову назад, Дайс с трудом сглотнул вязкую слюну — во рту, почему-то, всё равно было противно сухо. Каждая новая зарисовка вынуждала выдыхать приглушенные непрошеные стоны. Спешить Арисугава совершенно не планировал, пусть некоторые порывы, что приближали его к финалу, сдержать просто не получалось. На головке выступила капля предэякулята — он её смазал подушечкой большого пальца, распределяя по всей длине члена, тем самым снова облегчая скольжение. Невольно хотелось хотя бы прошептать имя писателя вслух, когда в сознании снова и снова вспыхивал яркий образ обманчиво хрупкого Юмено. Дайс наглел, как и его фантазия, — однообразные движения вверх-вниз быстро наскучивают и приедаются. Свободную руку Дайс опустил на грудную клетку, огладив абрис своих мышц, прежде чем на пробу задеть кончиками пальцев сосок. Ощущения были интересными, непривычными и вносящими разнообразия в общую гамму этой ночи. Он вновь ускорился, увереннее скользя ладонью по стволу и смелее сжимая и слегка оттягивая горошину соска: на влажных губах расцвела лёгкая довольная ухмылка, но, увы, быстро исчезла. Приоткрыв рот, Дайс снова издал звук, больше напоминающий возбуждённое кряхтение, чем облегчённый стон наслаждения до этого. Сердце вдруг значительно громче и быстрее стало биться, и Дайс уже мало что слышал из-за шума в ушах. Мельком перед закрытыми глазами пролетела каждая сегодняшняя фантазия, доводя Арисугава до последней точки. После неожиданно громкого стона и неконтролируемо резких движений рук наступило феерическое удовольствие, и Дайсу следом захотелось уткнуться лицом в подушку — сгореть от стыда, не иначе. Чувство неловкости оказалось лишь кратким скачком, после него наступила вторая волна оргазма, заставившая Арисугава выгнуться в судороге. Он наконец простонал с облегчением, наконец улыбался искренне и не отрицал свое желание. Дайс, судорожно пытаясь отдышаться, потянул на себя коробку с салфетками с тумбы, удачно опрокинув её на пол следом. Не было желания даже приподняться на кровати — всё тело окутала приятная нега и слабость. Поднимая с пола одну из салфеток, Арисугава победоносно усмехнулся, бессильно стирая с рук следы своего недавнего удовольствия и принятия. Он, вероятно, наконец признал, что всё-таки влюбился.