Подшофе

Полиамория бросает вызов двум идеям, которые все ещё главенствуют в общественном сознании: утверждение отцовства через сексуальный контроль над женщинами и восприятие романтического партнёра как своей собственности. ©«Полиамория. Свобода выбирать»

***

Вечерний шум. По небольшим улочкам на большой скорости проезжали машины различных марок, поднимая пыль с асфальта, а в центре города они вставали в пробки и гудели друг другу, крича какие-то нелепые ругательства, из-за того, что их владельцы опаздывали на свою любимую передачу или запланированный ужин с семьёй. Летний ветерок качал деревья, небо начинали застилать звёзды. Но всё это совершенно меркло на фоне того, что в тот момент происходило в комнате второго по старшинству сына мафиози. Весь день Кинн был на нервах; с тех пор как вернулся Таван, всё перевернулось с ног на голову. Мысли о прошлом настолько беспокоили разум, что даже работа совершенно не спорилась. Всё было так плохо, что в какой-то момент его просто выгнали из кабинета со словами: «Реши уже свои личные драмы, Кинн». Легко было это сказать, но не так легко сделать, ведь, что он мог поделать с сердцем, которое металось между двух дорогих ему людей? Долго он думал над тем, что же можно сделать, обошёл, кажется, весь дом кругами и, в итоге, в голову не пришло ничего лучше, чем пригласить обоих на ужин. «Не знаешь, что делать – просто поговори». Правда, в этом случае говорить было немного сложно. Именно по этой причине в комнате сейчас происходило то, о чём никто и не мог подумать. Просторная кровать в центре комнаты была застелена белоснежными простынями, на которых расположились трое парней. Свет был чуть приглушен, а вокруг стояла явно не одна выпитая бутылка хорошего «Шато Марго» 82 года. Видимо, количество выпитого росло с каждым в тот вечер сказанным словом. Но к чему теперь слова, когда затуманенный разум был в пьяном угаре, все проблемы унёс с собой алкоголь, а тела так неистово тянулись друг к другу? ***** Руки Кинна плавно охватили талию Порша, сжимая его рёбра так сильно, что остались алые следы, но тот не жаловался. Наоборот, будто прося ещё, он расцеловывал шею Кинна, чуть прикусывая светлую кожу. Тем временем, Таван выпрашивал поцелуй Кинна, и, когда получил желаемое, нарочно прикусил его губы, как будто в отместку за то, что первым, кого тот захотел ублажить был Порш. Будто понимая намёки, Кинн отвлекся и руками проскользнул под футболку Тавана, избавляясь от неё и припадая губами к чужому торсу. Влажные поцелуи заставляли хрупкое тело вздрагивать, а, когда губы дошли до сосков, ноги начали непроизвольно дрожать. Чужой язык игрался с ними, сжимал и от этого было так хорошо, что казалось можно было бы уже словить пик блаженства, но до этого ещё было очень далеко. Руки Тавана уже было охватили тело Кинна, но Порш не позволил этому случиться. Заведя его руки за спину, он завязал их своим ремнём и прикусил чужую мочку уха, оставляя того в таком неловком положении. Томно вздыхая, Таван легко подавался на чужие действия, а тем временем Порш ловко влез в атласное бельё Кинна и начал неспешно стимулировать его член от самого основания, плавно переходя к чувствительной головке. Возможно, при таком освещении могло показаться, что на лице Кинна выступил румянец. Он на секунду даже прекратил свои ласки, чувствуя уверенную руку Порша. Хотелось сказать что-нибудь вроде «Погоди», но всё, что мог сейчас сделать затуманенный разум, – это одобрительно вздохнуть и позволить Поршу вести. Всё это было так пошло и казалось таким неправильным. После какого слова они начали целоваться? Как дошли до постели? Кто первым напился? Все эти вопросы оставались без малейшего намёка на ответ. А стоило ли, на самом деле, так заморачиваться с выбором? Возможно, можно было и вовсе не выбирать? Старая и новая любовь находились сейчас с ним рядом, разве не это было тем счастьем, которого так хотелось? Возможно, подсознание понимало, что было допущено то, чего нельзя было допускать, но сейчас желания были совершенно другими. Руки Кинна оцарапали спину Тавана, а затем, когда с его уст сорвался очередной томный стон, а Порш уже было хотел сделать минет, позиции сменились. Теперь Таван лежал на кровати, над ним висел Порш, а Кинн расположился сзади, снимая последнее бельё, которое почему-то ещё на ком-то было. Своим возбуждённым членом он начал скользить по чужой промежности, а руками сильно сжимать чужие ягодицы, от чего Порш стал прикусывать свои губы, и, чтобы с них не слетел ни один стон, он плотно впился ими в губы Тавана. Поцелуй был таким резким и глубоким, что, казалось, вот-вот перехватит дыхание, но это было лишь секундным заблуждением. Интересно, что в данной ситуации было хуже: запомнить или не запомнить этот вечер? Когда Кинну надоело играться, он сделал небольшую паузу, будто выигрывая время, а затем вошёл в Порша, что заставило того вздрогнуть и упереться руками в плечи Тавана. Конечно, форму члена Кинна он запомнил хорошо. Эта обтекаемая, чуть вытянутая форма уже не один раз бывала внутри, но когда это происходило без какого-либо предупреждения, всё равно оставался некий осадок. Чтобы привыкнуть к размеренным толчкам позади себя, Порш чуть придвинулся, положил руку на свой и Тавана члены и начал активно ею двигать, доставляя приятные ощущения им обоим. От этого тело партнёра вздрагивало, что заставляло непроизвольно сводить ноги. Но, увы, Таван не мог ничего поделать со связанными руками, поэтому всё что ему оставалось – это запрокинуть голову и ощущать, как кровь приливает к органам, заставляя тело выгибаться и просить большего в порыве страсти. От внутреннего тепла со временем, кажется, стало не хватать и воздуха, а температура повысилась на несколько градусов, доводя ощущения до критической отметки. Руки начинали дрожать от возбуждения, в голове был дурман, который не позволял здраво мыслить, а каждое касание к той или иной части тела вызывало словно электрический разряд тока, который распространялся по всему телу. Ещё немного, и каждый из них начал бы умолять друг друга кончить. Поэтому, не дожидаясь этого момента, Кинн ускорил свой темп, что в свою очередь заставило чуть ускориться и Порша. Пошлые звуки шлепков и трения тел перемешались между собой и, вскоре, заставили Кинна войти как можно глубже и, простонав сквозь зубы, эякулировать первому, после чего Порш проделал то же самоё с Таваном. Томные вздохи заполонили комнату, а затем последовало и некое облегчение. Будто то, что должно было когда-нибудь случиться, — произошло. Испачканные простыни, тепло разгорячённых тел, алкоголь, что не выветрится ещё очень долго, – всё это были атрибуты сегодняшнего дня, которые запомнятся ещё надолго. Возможно, не таким Кинн планировал этот вечер, но одно он понимал отчётливо – это было безумием, в котором он хотел остаться. С трудом двигаясь, Кинн расположился посередине и приобнял обоих парней руками. Два самых дорогих ему человека были с ним рядом, но к чему же это приведёт? Разум утекал, словно вода сквозь пальцы, и он погрузился в долгий сон.